— Спасибо, не хочу. Плотно позавтракал.

В присутствии руководства УНР пьянки не будет Пара тостов во здравие юбиляра — шампанским, естественно, еще один — за его плодотворную трудовую деятельность на благо… и так далее.

Казарменно-официалъное празднество. Это к лучшему — не выношу заплетающихся языков, циничных анекдотов, выяснения отношений по формуле: «Ты мене уважаешь? Я тебя уважаю!»

— У меня — серьезный разговор, Гена. С глазу на глаз. Прошу, не спрашивай, зачем и почему — 'просто отвечай.

Вот так сексот! Решил ударить на полную откровенность, без пояснений и прочих дамских причин. Пожалуй, такой метод, учитывая особенности характера Сиюминуткина, оправдан. Хитрить с хитрецом — зря терять время, его запутаешь, и сам запутаешься.

— Ответишь?

Родилов обошел огромный свой стол и занял место под охраной двух непробиваемых портретов. На лице — ни согласия, ни отрицания — натянутая маска полного равнодушия.

— Давай, Баба-Катя, задавай свои вопросы. Смогу — отвечу. Не смогу — прямо скажу…

Нет, не сможешь, а не захочешь! Ну и черт с тобой, рискну поиграть в поддавки.

— Ты не притворяйся, Гена, не придуривайся. То, что меня интересует, для тебя — кедровые орешки. А зубы у тебя — дай Бог каждому… Первое. Кем работала у тебя Екатерина Анатольевна Гордеева?

— Тоже мне вопрос! Нормировщицей.

— Откуда тогда у нее допуск?

— Узнавал, меня это тоже заинтересовало. Гордеева раньше трудилась на ракетном полигоне. Вместе с мужем. Развелась и уехала на Восток.

Одна зацепка налицо. Доложу Малееву, и тот прикажет выяснить, кто таков муж Екатерины Анатольевны, кем работал на полигоне и где находится сейчас. Оказывается, увлечение детективами тоже приносит пользу. Особенно человеку, вступившему не скользкую тропу сексотства.

— Фамилии мужа не помнишь?

— Когда Катька поступала к нам на работу — писала автобиографию. Положено по закону. Я познакомился. Она оставила после развода фамилию мужа…

Помолчали. Второй вопрос более сложный, и мне нужно, хотя бы бегло, мысленно сформулировать его, выстроить таким образом, чтобы выжать из Сиюминуткина максимально большую информацию.

— Спасибо, Гена… Скажи, в каких отношениях была нормировщица Гордеева с мастером Сичковым? Только не спеши отвечать — подумай, вспомни.

— А чего вспоминать-то? Я своих подчиненных держал и держу на коротком поводке. Обо мне они почти ничего не знают, зато я о них — все, от «а» до «я»… Сам знаешь, таков закон руководства любым производством. Стройка — не исключение… А вот о взаимоотношениях мастера и нормировщицы почти ничего не знаю. Может быть, они и спали вместе время от времени… А почему тебя вдруг заинтересовал Валера?

— Мы ведь договорились: вопросы задаю я… Ну, да, ладно, в виде исключения проинформирую. Интересный экземпляр твой Сичков. По образованию — техник, а на нивелир смотрит, будто пятилетний ребенок на созвездие Стрельца… Он у тебя ничего не наворочал на сооружениях?

— А я его на строительство не допускал. Занимался Валера снабжением: отнеси-принеси, отвези-привези. Строитель из него, как из меня врач-гинеколог… К тому же и поработал Сичков в Школьнинске от силы полгода…

— Почему же Анохин вдруг перевел его в Болтево?

Родилов состроил максимально хитрую гримасу.

— Наивняк ты, Баба-Катя, беспросветный. Учти на будущее одну руководящую истину: чтобы избавиться от бездари и лодыря, есть самый верный и короткий путь. — Сиюминуткин горделиво выпрямился, поднял по-профессорски на уровень моих глаз палец, выждал немного, накачивая мое внимание, и продолжил. — Рас-хва-лить! Понял, новобранец? Вот я и разрисовал Катьку и Валеру в таких красках, что наш кадровик захлебнулся от радости и помчался докладывать подполковнику. Не люди у меня получились — святые иконы, на которые впору молиться. Анохин вызвал — отдавай мастера и нормировщицу. Я — на колени: не отбирайте, план рухнет, убытки подпрыгнут, сооружения развалятся. Даже всплакнул. Катьку сразу отобрали, после и о Валере вспомнили… Я сделал вид — головой поник, участок, мол, пострадает… Но ради укрепления наших доблестных Вооруженных Сил…

— И Анохин поверил?

— А разве можно мне не поверить?..

От избытка скромности Генка явно не умрет! Ну, да черт ним, с хитрецом, пусть вытанцовывает на здоровье.

Вопросы, вроде, все… Хотя, закину-ка я еще одну блесну — авось, поймаю еще пару «щук». Желательно пожирней и поувесистей.

— Куркова Сергея Сергеевича не знаешь?

— Куркова?.. Не упомню… Знаешь что, Баба-Катя, звякни мне через пару деньков. Кой у кого поспрашиваю. Имеются в Школьнинске такие ребятишки — все обо всех знают… Опиши поподробней своего Куркова, я запишу.

На свет Божий появилась толстая, амбарная книга в коленкоровом переплёте. Из другого ящика письменного стола — набор фломастеров, ручки и карандаши.

Я никогда не занимался составлением фотороботов, только слышал о принципе их создании. И проконсультироваться не с кем. Генка нетерпеливо ожидает, окидывая меня подозрительными взглядами.

— Ну, раздвоенный подбородок, — неуверенно начал я «рисовать портрет» инструктора. — Блондин. Косая чёлка. Глаза чуть прищурены. Всё.

— Не густо. С такими приметами добрая половина поселковых мужиков разгуливает. На всякий случай, поговорю с чиновниками поселковой администрации, поспрашиваю в отделении милиции.

Разговор прервал приезд капитана Арамяна. Как всегда, весёлого, словоохотливого, эмоционального человека.

— Почему грустные, а? Зачем — трезвые? Такой день, вах, такое событие!

— Правильно говоришь, друг! — закричал Сиюминуткин, жестом преуспевающего фокусника извлекая из-под стола бутылку коньяка. — Стоит, треклятая зазнобушка, только глаза начальству мозолит. Сейчас выпьем за здравие. Потом я помчусь в чайнуху, разведаю боеготовность, а вы с Вахом поговорите тет-а-тет… Добро?

Выпили. Подмигнув на прощание мне за спиной Ваха, Генка убежал. Арамян походил по вагончику, громко топая сапогами. Будто простукивал пол кабинета, проверяя его на прочность. Поправил на стенах портреты и картины, полюбовался на них… Удивительный человек ни минуты покоя, всегда и везде находит себе работу.

— Почему молчишь, Дима, а? Зачем раздумываешь? Давай свои вопросы — на все отвечу, ни одного не пропущу. Ведь друг ты мне… Вах, какой друг!

Короче, ничего нового о Сичкове я так и не выведал. Кажется, он ни к агентам разведки, ни к сыщикам не имеет ни малейшего отношения.

Для чистоты проводимого мною эксперимента его можно со спокойной совестью вычеркнуть из списка подозреваемых. Единственная закорючка — не понятная дружба с Курковым и пьянка, после которой не пахнет алкоголем. Я обязан крепко подумать и найти этому факту правдоподобное объяснение… И все же…

Поколебался я, подумал и… не вычеркнул мастера. На всякий случай. Пусть числится если не в графе подозреваемых лиц, то хотя бы в числе непонятных. Так будет спокойней и мне, и… Малееву.

Что же касается Куркова, то Вах набросал мне столько разноцветных шаров — впору запутаться

Оказывается, в поселке Славянка жила-поживала женщина с дочкой. Вдовой, вроде, не значилась, но и мужа ее никто не видел. Сам по себе такой факт ни о чем не говорит — мало ли женщин скрашивает свое одиночество незаконнорожденным ребенком?

Вах даже фамилию женщины запомнил — Егорьева, Матрена Федоровна Егорьева. И дочка — Ольга. Все сходится.

Запомнил все это Арамян не случайно — один из прорабов — сейчас невозможно сказать, кто это был конкретно — пристроил свою соседку, Матрену Федоровну, уборщицей в контору участка. Лишних людей Вах принимал неохотно — в штате уборщица не значилась, придется платить по липовым нарядам, а в смысле липы начальник участка проявлял максимум осторожности.

Опытный прораб нажал на сентиментальную струну характера своего начальника. Тот сдался.

Работала Матрена Федоровна старательно — не только полы мыла, но пылинки со столов сдувала, двери-окна ежедневно терла с ожесточением. Взрослая дочь помогала матери…