- К черту! - с неожиданной злостью громко сказал он вслух. "Предусмотрено"! "Не грозит"! "Гармония"!.. К чертям собачьим! Я хочу сам разобраться во всем!

Он стремительно шагнул в круг света, очутился у дверей корпуса, в котором жил, и едва не столкнулся с Тамарой Георгиевной.

Должно быть, она слышала последние слова Гиги, потому что погрозила пальцем и сказала нараспев:

- Берегитесь глицинии, мой друг! "Верно, видела, как я танцевал", - без особой, впрочем, досады подумал он и ответил в том же тоне:

- Постараюсь! А вот как это вы решились выйти на прогулку в такой час и одна, без своего повелителя?

Что-то, вероятно, прочла она в его лице и, продолжая шутку, воскликнула:

- Бог ты мой! В самом деле - куда это меня несет?! (Тамара Георгиевна была серьезным человеком, физиком, работала над какой- то важной проблемой, но о работе своей никогда не рассказывала, и Гиги ни о чем не спрашивал: на Земле было неспокойно). - Вот что, - беззаботно предложила женщина, идемте-ка сыграем в нарды. Если вы свободны, конечно.

И он охотно пошел, и они просидели в небольшом холле корпуса до часу ночи. Тамара Георгиевна, лишенная, как она жаловалась, практики, тем не менее выигрывала партию за партией - "брала измором", тщательно отсчитывала пальцем на доске число выпавших очков. Гиги же, достойный партнер отца, экспортировавшего на Утренний лес эту нехитрую увлекательную игру, сражался азартно, как фокстерьер в погоне за кошкой.

Они расстались добрыми друзьями. Наутро Тамара Георгиевна со скрытым лукавством сказала:

- А Федор Михайлович что-то плохо спал сегодня... На печень жалуется.

Гиги встретил его в душевой и осведомился о здоровье.

- Теперь ничего... - неопределенно буркнул тот и ни к селу, ни к городу мрачно заключил: - Пожалуйста!

Не нужно было быть Фантазером, чтобы догадаться, в чем дело. Гиги стало смешно, а вслед за тем грустно: на Утреннем лесе не знали ревности - брачные автопрогнозисты исключали возможность возникновения такого чувства.

Но он очень весело и хорошо провел этот день. Учил плавать Натали-Нателу. Потом, охваченный внезапным духом соперничества, мысленно бросил вызов лучшим пловцам, заплыл дальше всех и вновь получил сразу два нагоняя сначала от старика в плавках и капитанской фуражке, а за ужином от подавальщицы Вали.

У Гиги появился новый друг. Это был человек шести лет от роду по имени Илька, вместе с отцом и матерью приехавший на юг из далекого северного города.

То ли не ладилось в этой семье, то ли родители придерживались каких-то особых взглядов на воспитание, так или иначе, но они уделяли Ильке довольно мало внимания. Конечно, он всегда был вовремя накормлен и опрятен в своих синих трусиках и новомоднейшей, в обтяжку, майке с четырьмя веселыми физиономиями на груди, - особенно они веселились, когда Илька расправлял худенькие плечи, и ткань растягивалась. Еще на майке были написаны два слова: "Abba" и "Waterloo".

- Что это? - спросил Гиги.

- Это такой... такой знаменитый квартет. Они играют, поют... Правда, я не слышал, - честно признался Илька. Немного подумал и великодушно предложил: Вам нравится? Тогда возьмите!

Это был поистине царский жест - все остальные мальчишки от зависти умирали при виде замечательной майки.

Гиги с сомнением повел широкими плечами. Он был глубоко растроган. Мальчуган понял и с неподдельным сожалением протянул:

- Да, конечно...

- Все равно спасибо, - сказал взрослый. - Большое спасибо!

Он научил Ильку прыгать "ласточкой" с невысокого волнореза, они часто гуляли по роскошному парку, и мальчуган день за днем раскрывал перед Фантазером с Утреннего леса таинственный мир земной природы, которого тот прежде почти не замечал.

Илька познакомил Гиги с большим пауком, обычно неподвижно сидящим в центре сплетенной с ювелирной тонкостью сети, повисшей между двумя елями. Когда солнце пригревало особенно сильно, паук прятался в тени; но стоило коснуться травинкой натянутой серебряной нити - и он стремительно выскакивал из своего убежища.

Однажды, шутки ради, Гиги бросил в паутину кусочек хвои. Паук мгновенно очутился рядом, потрогал мохнатыми лапками, попробовал на вкус и - явный враг вегетарианства - принялся поспешно перерезать паутину вокруг, не успокоившись до тех пор, пока бутафорская добыча не упала наземь. Потом быстро и тщательно устранил повреждения и вновь затаился в тени. Казалось, он проделал всю эту операцию не без раздражения, и Илька, словно подтверждая, с мягкой укоризной заметил:

- Зачем вы так? Он злится...

Это была дружба равных. Ее многие заметили, и у людей становилось теплее на сердце, когда они встречали высокого стройного человека и хрупкого мальчугана, шагающих по тенистой аллее, или видели их прыгающими с волнореза в спокойную бирюзу моря.

Ему же, Ильке, Гиги Квес был обязан другим чудесным, неведомым прежде зрелищем.

Черный дятел, неутомимый труженик, добросовестный лесной санитар, обрабатывал ствол огромной сосны там, где парк незаметно переходил в первозданность дикорастущих деревьев. Было очень забавно наблюдать за тем, как, отделив от ствола мощными ударами длинного железного клюва внушительный кусок больной коры, дятел зависает вниз головой, удовлетворенно провожая его взглядом в падении с двадцатиметровой высоты... Вслед за тем раздавалось деловитое негромкое постукивание - "санитар" принимался за честно заработанный завтрак.

А еще нашему герою пришлось вторично полюбоваться на хищную глицинию с задушенным кипарисом, и он терпеливо выслушал Илькину интерпретацию этого явления. В устах ребенка оно приобретало поистине зловещую окраску: дети любят страшные сказки. У Ильки выходило примерно следующее: коварные глицинии чем только и заняты, что охотятся па простофиль кипарисов... Скрыв улыбку - ведь в сущности то же, пусть иначе, сказала, дурачась, Тамара Георгиевна, - Фантазер не стал покушаться на прелесть мальчишеской выдумки. Но пришло время - он пожалел об этом...

Как-то, спускаясь поутру к морю, Гиги услышал горький плач, сопровождавшийся легкими повизгиваниями и выражавший полнейшую обреченность. Он замер на полушаге, огляделся и увидел сидящего в траве Ильку.