– Да, – задумчиво произнесла Шикара. – Уважение. Вы все должны научиться уважению. – И с этими словами она исчезла, уже без всяких взрывов или вспышек, а просто как небольшой вихрь, который слегка пошевелил разбросанные по полу бумаги.
Предводитель шестерки откинулся на спинку стула и вытер внезапно вспотевший лоб. У него возникло жуткое чувство, что на сей раз они, возможно, откусили несколько больше, чем смогут проглотить.
Пирушка в «Отрубленной гонаде» уже достигла лихорадочного уровня. Повсюду распространился слух, что буквально на следующий день орки определенно отсюда уходят, присоединяясь к грандиозному походу на Бехан, и в результате алкоголь тек как вода из прорванной плотины. Автомагодека работала с такой громкостью, что у всех в радиусе десяти метров шла носом кровь, пока несколько сотен глоток хрипло горланили старинную оркскую песню. «Тихо в лесу, – ревели они. – Только не спит ленкат ! В ухо ленкату вставили клят – вот и не спит ленкат !». Игры к тому моменту тоже становились все более дикими и смертоносными. Только за последние пятнадцать минут Чирик насчитал семнадцать орков, навеки сгинувших в огненных трещинах.
А затем послышался внезапный раскат грома, и из ниоткуда возникла человеческая фигура. На стойке бара материализовалась женщина, вся затянутая в черные кожаные доспехи, с маленьким, почти игрушечным мечом в руке. Смех и рев разом стихли, сменившись невнятным бормотанием, когда собравшиеся в пещере орки ее заметили. Да кто она, клят, такая? Какого клята она здесь делает? Она, клят, хоть понимает, на какой клят попала? Гул нарастал, и некоторые орки уже стали прикидывать, что бы такое с ней сделать, но тут женщина наконец заговорила.
– Я Шикара. Я здесь, чтобы повести вас в поход.
Повисла ошалелая тишина, и в этой тишине здоровенный уттук у самой стойки выкрикнул предложение столь непристойное и в то же время столь образное, что все орки разразились хохотом. Шикара поглядела на уттука, а затем глаза ее вспыхнули ярко-алым светом, две пламенные точечки стремительно вырвались из них и вонзились в орка. Какое-то мгновение он, казалось, набухал, после чего, словно в какой-то жуткой замедленной съемке, взорвался, осыпая собравшуюся в пещере толпу красными кусочками горячего оркского мяса.
Опять последовала тишина, теперь уже благоговейная, а затем орки разразились непроизвольными криками восторга. Вот это уже было на что-то похоже! За вождем, который мог так красиво взорвать тебя одной краткой вспышкой света из глаз, можно было в любую битву последовать! Так что все орки вознамерились слушать Шикару с чем-то сродни преклонению перед героиней. Вернее, все орки, за исключением одного. Ибо Чирик смотрел на ее длинные и мягкие, будто бы светящиеся волосы и думал, как пакостно они выглядят в сравнении с сально-черной паклей на голове его возлюбленной Пеллагры. Он смотрел на мягкие губы волшебницы и вспоминал грубую ласку шершавого, липкого рта своей милой жены. Он смотрел на два ее омерзительно крупных и круглых буфера, которые словно кто-то специально надул, и думал про нежно-волосатые сиськи Пеллагры, маленькие и отвислые. Про все пять штук. Только так он мог сдержать горючие слезы.
НЕВОЗМОЖНЫЕ
В вагинской истории насчитывается немало самых невозможных вожаков. Взять хоть Эрика Зеленого, который начинал страдать морской болезнью, едва в ближайшую лужу ступал. Или Ларса Кровавую Морду, легендарного пьяницу, чьи трясущиеся руки и тупая бритва делали бритье чрезвычайно опасным занятием. Или Флокки Маменькиного Сынка, за которым всюду следовала его мамаша, следя, чтобы он в каждом рейде вовремя свежее нательное белье надевал… Но самым невозможным пока что считается Дин, сын Динхельма, чей первый рейд начался с того, что уши его едва не лопнули от дикого хохота соплеменников…
Поначалу у Мартина и Клайры возникла нешуточная проблема с тем, как заставить Дина взяться за дело. С прошлой ночи, когда Мартин принес ему весть о том, что его выдвинули кандидатом в вожаки рейда, Дин пребывал в состоянии шока. Сам Мартин был разбужен на рассвете Клайрой, которой пришлось отчаянно колошматить в дверь его хижины. Вдвоем они обнаружили Дина прячущимся под свободной кроватью. Потребовалась масса уговоров и несколько крепких тычков шваброй, чтобы убедить его оттуда вылезти. В конце концов он выбрался весь в пыли и паутине, точно сбежавшая от паука муха, и тут же выскочил за дверь. Однако снаружи его уже поджидала целая толпа селян, собравшаяся вдоволь поразвлечься и потешиться. Массовая декламация «Плюхер! Плюхер!» загнала Дина обратно.
Отчетливо распознавая тяжелый приступ страха перед публикой, Клайра перешла прямиком к работе по вселению уверенности, а Мартин очень ей в этом поспособствовал, влив в Дина солидную порцию виски. Однако он не сделал поправки на тот факт, что в последние несколько месяцев Дин проводил на различных торжествах от силы минут десять, после чего страх перед Крагом заставлял его бежать в поисках укрытия. Все это время он почти не касался спиртного и потерял даже ту устойчивость к алкоголю, которой прежде обладал. В результате виски крепко ударил ему в голову, вызывая полную смену настроения. Через две минуты после того, как Дин залпом треснул целый стакан, он вполне уверенно, хотя и по синусоиде, вышел из хижины и направился к бухте. Клайра следовала за ним, точно овчарка, сопровождающая очень горячего и упрямого барана.
Впрочем, ей не стоило беспокоиться. Добравшись до пристани, они обнаружили, что подруги Клайры вовсю суетятся вокруг их галеры под названием «Стриженый чирок», готовясь к отплытию, и Дин от всего сердца взялся им помогать. Поскольку про тонкости подготовки к морскому вояжу он знал клят да ни клята, особой помощи тут не вышло. Тем не менее Дин расхаживал повсюду, раздавая приказы и пытаясь помочь, тогда как Клайра сопровождала его, отменяя приказы и сглаживая последствия помощи. Направившаяся за ним с намерением вдоволь посмеяться толпа вскоре обнаружила, что смеяться тут особенно не над чем. И Дин нежданно-негаданно оказался облачен в мантию вожака.
Тем временем Мартин, не на шутку озабоченный перспективой плавания в компании двадцати самых привлекательных женщин деревни, был дома и скреб лезвием кинжала сухие щеки. В такой манере, как ему было известно, брился Краг. К несчастью, его сравнительно нежная кожа оказалась не привычна к подобному обращению, и вместо запланированной героической щетины на физиономии у Мартина появились явные признаки обработки ее шлифовальным кругом и рубанком. «А, ладно, – подумал он, разглядывая в зеркале плоды своих напряженных усилий. – Зато я теперь совсем как Ларс Кровавая Морда. И, быть может, я, подобно ему, стану легендой». Ларс в свое время провел ряд в высшей мере успешных рейдов, грабя пивоварни по всему западному побережью. Вздохнув, Мартин бросил последний взгляд на свое отражение, а затем закинул за спину рюкзак и пустился к бухте.
Воздух у пристани был полон привкуса свежей соли, обычно сопровождавшего самые высокие приливы. Едва Мартин туда прибыл, как последние остатки прежней толпы быстро смылись, ибо он напомнил им Сида Вишню, воина, который перед каждым рейдом подвергал себя ритуальным пыткам, и чей бешеный нрав считался слишком крутым даже для вагинов. Стоя на самом верху каменной лестницы, что вела к галере, Мартин наблюдал, как суетятся Камила, Фьона, Лейси и остальные женщины. Дин расхаживал по кораблю, раздавая приказы как настоящий вожак и то и дело спотыкаясь о всякую всячину, а Клайра следовала за ним и следила, чтобы он нигде не напортачил.
– Натянуть каналью! – донесся до Мартина крик.
– Канат, – поправила его Клайра.
– Крепить фальцет! Весла к ублюдкам!
– Фальшборт, Дин. А эти металлические штуки уключинами называются.
– Поставить главный пенис!
– Боги мои! Кайра, ты черный кофе не сваришь? Только покрепче.