У Пейтон голова пошла кругом. Что делать? Разве кто ей поможет? Кругом одни равнодушные, безучастные лица. А может, ее наказал Господь за нечестивые мысли? Она осуждала, чернила мужа, порицала окружающих в самолете…

Пейтон поступила на службу три недели назад, возобновив трудовую деятельность, прерванную замужеством. Впрочем, в те два с лишним года, что она была замужем, у нее дел хватало, особенно в первые шесть месяцев после свадьбы, когда она буквально разрывалась на части, руководя ремонтом в квартире и покупая новую мебель. К тому же приходилось заниматься и вовсе непривычным многотрудным занятием: писать благодарственные письма за поднесенные ко дню свадьбы подарки. Она была довольна, что вышла замуж. Замужество избавило ее от нужды, подачки Армии спасения[2] ушли в прошлое. Теперь в ее распоряжении появились даже бытовые приборы — игрушки для взрослых, о которых она знала раньше лишь понаслышке: кухонный комбайн, посудомоечная машина, тостер, микроволновая печь. У нее появился непривычный достаток, и все же они с мужем не позволяли себе излишеств, считали деньги.

Через шесть месяцев после свадьбы Барри отважился на решительный шаг: купил частную практику у пожилого дантиста, ушедшего на покой. Пейтон попыталась воспрепятствовать этой сделке, полагая, что выгоднее просто обзавестись собственным кабинетом и дать в газетах объявления об услугах. Однако Барри настоял на своем, ввергнув Пейтон в недоумение.

Конечно, пациентов у Барри прибавилось, да и расположение купленного зубоврачебного кабинета оказалось вполне приемлемым. Он находился в ближней части Лонг-Айленда,[3] неподалеку от дома, что позволяло не особенно долго мучиться в часы пик, пребывая в дороге. Но разве стоило из-за этого потратить три тысячи долларов на обшарпанный кабинет, требующий ремонта, и на допотопное оборудование? Видно, Барри вскоре понял свою ошибку, ибо мрачнел с каждым днем. Денег стало катастрофически не хватать: приходилось платить за аренду, за новое оборудование да и за мебель, купленную в кредит.

Богатая практика не спасала, и, даже по оптимистичным расчетам Барри, он мог окупить затраты только через три года. Тогда Пейтон решила найти работу. Она попыталась устроиться в туристическое агентство (по своей старой специальности), но ей повсюду отказывали, что было неудивительно: безработных хватало. Однако вскоре случилось чудо: она получила письмо с приглашением на работу. На службе ее заметили и предложили поехать в Рио-де-Жанейро, чтобы договориться на месте о приеме туристов.

— Ты не против, если я слетаю в Бразилию? — спросила Пейтон у мужа, придя домой со сногсшибательной новостью.

— Ты хочешь полететь одна, без меня? — Барри удивился сверх всякой меры и заморгал с видом полной растерянности.

Он был слегка тучен, неповоротлив, со взглядом меланхоличного человека, которому особую кротость придавали курчавые волосы и очки, которые он почти никогда не снимал — без них он выглядел беспомощным и потерянным.

— Я ненадолго, через три дня вернусь, — ответила Пейтон. — Признаться, встревожена и сама. Ты же знаешь, что за пределы Соединенных Штатов я ни разу не выезжала… Разве что была с тобой на Ямайке. Но теперь у меня работа, при которой без поездок не обойтись.

— Через три дня вернешься… — Барри задумался. — Ну что же, ничего не поделаешь, поезжай. Я бы составил тебе компанию, но у меня пациенты — их не оставишь.

Пейтон стала собираться в дорогу. Прежде всего это значило оставить мужу еду. Она улетала вечером в воскресенье. Выходит, надо подумать о понедельнике, вторнике и среде. На завтрак вполне сойдут гамбургеры — Барри их любит. На обед в понедельник — куриные грудки в грибной подливке — в холодильнике не испортятся. Во вторник Барри сможет пообедать в кафе, а в среду сварит спагетти — дело нехитрое. В четверг утром она вернется. Барри с голоду не умрет, в крайнем случае о нем позаботится Грейс.

Свекровь звонила почти ежедневно, видно, находя в разговоре по телефону изрядное удовольствие. Ее интересовала любая мелочь, и каждый разговор затягивался надолго. С этим можно было бы и мириться, если бы Грейс не умудрялась звонить, главным образом, во время обеда.

Узнав о поездке Пейтон, Грейс не замедлила позвонить.

— Пейтон, милочка, ты, никак, собираешься уезжать… Ах, так… Да, да, понимаю: работа такая. Но как это можно одной, без Барри?… Мне бы оставить мужа и в голову не пришло. Я расставалась с Леонардом всего несколько раз: когда рожала и когда ездила к матери, находившейся при смерти. Послушай, пусть Барри приезжает ночевать к нам, а если не захочет, тогда пускай приезжает обедать.

— Спасибо, Грейс, я ему уже наготовила. Еда в холодильнике, Барри останется только разогреть ее в микроволновке. Готовить самому ему придется только однажды, в среду.

— Тогда пусть в среду приезжает обедать к нам.

— Это долго, а у него масса работы. Закончив прием, он корпит над бумагами. Освобождается только в девять.

— Ему надо нанять ассистента, я ему говорила.

— Лишние траты… — Пейтон вздохнула.

— Ладно. Я ему позвоню. Мы с Леонардом и сами можем приехать в город. Не оставим сына голодным, бедняжка тянет тяжелый воз. А за тебя я рада. По крайней мере, ты отдохнешь.

— Надеюсь, — сказала Пейтон, придав голосу жизнерадостность.

Наступил день отъезда. Оставалось собрать вещи в дорогу. Паспорт Пейтон получила еще два года назад, когда собиралась с Барри в свадебное путешествие на Ямайку. Не доставило хлопот и получение визы — в бразильском консульстве обошлись без крючкотворства и проволочек.

Пейтон и Барри только что вернулись домой, отобедав у Грейс. Обычно по выходным Барри отправлялся или на север штата ловить рыбу на муху, или в спортивный клуб — играть в гольф с отцом. В клуб обычно приезжала и Грейс, неизменно приглашая невестку поплескаться в бассейне, но Пейтон всегда отказывалась под благовидным предлогом и приезжала к свекрови только к обеду, без которого не обходилось ни одно воскресенье. У свекрови стол всегда ломился от яств. Вот и сегодня на столе было изобилие: рыбный салат, жаркое в горшочках, отварная индейка, жареные цыплята, а на десерт — мусс. Съесть все было попросту невозможно, а вот восхититься кулинарными способностями хозяйки являлось поистине обязательным. Кроме того, надлежало выслушать с искренним интересом секреты приготовления каждого блюда.

В обществе свекрови и свекра Пейтон чувствовала себя неуютно. Родители Барри относились к ней снисходительно, особенно Грейс, которая не оставляла ее советами и даже заботилась о ее туалетах, время от времени презентуя невестке свою поношенную одежду: длинные цветастые юбки, да еще платья и кофточки, обычно с жуткими блестящими пуговицами. Доставалась Пейтон и одежда Белинды, сестры Барри. Но и Грейс, и Белинда были значительно выше Пейтон, и одежду приходилось перешивать. Правда, иногда Пейтон доставались и новые с виду вещи. Казалось, Грейс их ни разу не надевала и купила лишь для того, чтобы обрядить невестку по своему вкусу. Впрочем, презентованную одежду Пейтон почти не носила, надевала в основном только по воскресеньям, чтобы доставить Грейс удовольствие. Обычно Пейтон ходила в джинсах и сатиновой кофточке и только по особому случаю надевала нарядную блузку и мини-юбку.

Но что же надеть в дорогу и что взять с собой? Грейс со знанием дела советовала надеть шелковые брюки, свободную блузку и спортивные туфли. — Удобно и элегантно, — заключила она.

Однако Пейтон решила по-своему. В Бразилии сейчас зимнее время года, а прилетит она в Рио утром. Одеться потеплее не помешает. Она остановилась на свитере, джинсах и туфлях-лодочках. А вот с собой следует взять одежду полегче. Пожалуй, действительно подойдут юбка ниже колен, декорированная цветами, и кофточка с длинными рукавами — очередные подарки сердобольной свекрови, авторитетно уверившей неопытную невестку, что на улицах Рио следует появляться только в строгой одежде, прикрывающей все женские прелести — иначе недалеко до беды: страстные латиноамериканцы своего не упустят.