Другой вариант: попробовать обратиться к Гумилеву, чтобы вытащил. Он мне, в конце концов, должен, причем не денег, а жизнь. Парень он нормальный, не откажет, а связи у него, как я понял, теперь ого-го!

Но тут возникает закономерный вопрос: а как я с ним свяжусь? «Дяденька милиционер, дайте, пожалуйста, телефончик, я другу позвоню, чтобы он меня вытащил из ваших застенков!» Детский сад, штаны на лямках.

Мои горестные размышления прерывает заработавшая рация.

- Полста-третий, это девятка. Как слышите?

Старлей тянет руку, вытаскивает рацию на витом проводе, подносит к губам.

- Я полста-третий, на связи!

- Как у вас?

- Везем дезертира, взяли по заявлению бывшего офицера. Документов нет, на контакт не идет.

- Понял вас. Значится, так: заедете в двадцать второе, прихватите двоих пассажиров, у нас следак парится уже час, ждет.

- Девятый, не понял, — в голосе старлея слышится недовольство. — Куда я их дену? У меня два пэпээсника и задержанный!

- Отставить! — трещит рация. — У нас ни одной машины. В курятник засунь. Или себе в…

Последнее слово тонет в треске помех. Автоматчики, сидящие по сторонам от меня, опять гыгыкают.

- Понял вас, девятка. Отбой! — цедит старлей, втыкает тангету на место и рявкает на водителя: — Толя, блин! Что хочешь делай, но колеса свои дурацкие из курятника убери!

Курятник — это, видимо, крохотный зарешеченный отсек позади пассажирских кресел «Уазика». Сейчас там и вправду лежат шесть автомобильных покрышек.

- Да куда я их дену? — оправдывается водитель. — В гараже украдут сразу, а дома места нет. Там же двоих всего надо впихнуть. Сложим колеса стопкой, поместятся.

- Сам будешь утрамбовывать, — ворчит старлей и поворачивается ко мне.

- Слышь, воин, хочешь совет?

- Ну.

- Кричи следакам, что ты голубой.

- Какой?

- Который мужиков любит! Сейчас, говорят, таких в армию не берут!

И менты дружно хохочут. Юмористы… Повод, заставивший старлея пошутить, прост до омерзения и понятен даже дебилу. Начальство прогнуло его, он прогнул водителя, а в довесок еще и унизил меня. Все, теперь опять чувствует себя хозяином положения.

«Тебя бы, козла, к нам на точку, — со злобой думаю я. — К сержанту Пономареву в духи. Пономарь был большой мастер выбивать гниль из таких вот обидчивых…»

Стоп, а почему «был»? В том бою, из которого живым вышел я один, Пономарь не участвовал. Он вместе с двумя отделениями наших пацанов по приказу того безымянного полковника сопровождал колонну бензовозов. Служить ему оставалось недолго, так что сержант наверняка выжил, вернулся домой и живет сейчас в своей Рязани. А может, остался в армии прапором… В любом случае мне он сейчас точно не поможет.

«Уазик», переваливаясь на колдобинах, въезжает во двор какого-то учреждения. Я успеваю краем глаза зацепить вывеску с двуглавым орлом и прочитать несколько слов: «МВД РФ Отдел внутренних дел № 22». Ага, это, видимо, и есть пресловутое «двадцать второе», где нас ждут «пассажиры».

Останавливаемся у крыльца. Несколько человек — гражданских и в форме — курят возле урны. Водитель открывает заднюю дверцу и начинает перекладывать колеса, разражаясь бранью через каждые десять секунд.

- Пристегнуть его, та-рищ старш-йтенант? — лениво растягивая слова, интересуется один из пэпээсников, имея в виду меня.

- Да куда он денется с подводной лодки? — вопросом на вопрос отвечает старлей, открывает дверцу и кричит кому-то: — Акопов! Ну, че вы там возитесь?! Давайте быстрее.

Наконец выводят «пассажиров». Один — постарше, типичный уголовник, все руки синие от наколок. Второй — молодой парень с толстой шеей, украшенной золотой цепью в палец толщиной. Таких обычно называют «быками».

Оба «пассажира» закованы в наручники. Кое-как, с большим трудом, они втискиваются в «курятник», на чем свет стоит ругая ментов. «Уазик» трогается с места, ругань продолжается. Причем если здоровяк просто монотонно бубнит на одной ноте немногочисленные, но всем известные слова, то его опытный попутчик куда более изобретателен. Я несколько раз невольно улыбаюсь — как разнообразен и могуч, оказывается, русский язык!

- …И чтоб вас дети так в дом престарелых каждый день возили! — вцепившись скрюченными пальцами, унизанными татуированными перстнями, в решетку, заканчивает длиннющую тираду опытный.

- Хавальник завали, Дорохов — спокойно советует старлей. — Будешь выступать — пешком побежишь!

- Да ланна, начальник! Ты ж меня знаешь, я и прогуляюсь, если че.

- Ага, пристегнутый к заднему бамперу, — включается в разговор водитель.

Мы выезжаем на какую-то большую улицу. Москву я знаю плохо и совершенно не ориентируюсь, где едет «Уазик» и куда он следует.

- Блин! — с чувством произносит водитель и добавляет несколько крепких словечек. — Приехали!

Впереди — затор. Множество машин, сверкая красными огнями, сгрудились на улице.

- А дворами? — спрашивает старлей.

- Голяк. Будем куковать. Пробка плотная.

«Уазик» замирает. Время идет. Мы стоим. Слышу, как Дорохов и «бычара» вполголоса ведут разговор. Судя по всему, они давно знакомы, но содержались в разных камерах и теперь им есть что рассказать друг другу.

Вначале речь идет о неизвестных мне Роме-Золотом и коптевских, которые «оборзели в конец». Потом, понизив голос до шепота, старый уголовник говорит:

- Слыхал, Галимого взяли?

- Ну, — утвердительно отвечает «бычара».

- С ним барыгу из крутых и казанских пацанов.

- Ну.

- Мне бродяга один ночью через ментов маляву подогнал. Галимого киллер сдал. Из лохов, но боевик. Погоняло — Артамон, фамилия — Новиков…

Меня бросает в дрожь. Вот, значит, как! Это уже интересно…

- Галимый в Лефортово чалится, его комитетчики ковыряют. Доказухи нарыли — КамАЗ с прицепом. Этап ему корячиться, без базара.

- Передел будет? — спрашивает «бычара».

- Поглядим. Хазар, ну, знаешь, у Галимого в основе ходил? Он пацанов собрал и объявил: иуду найти и покарать. Замочить на месте, понял? По всем СИЗО и крыткам малявы пошли. Он, Артамон этот, у ментов в розыске.

- Почему?

- Я ж говорю — боевик, с войны слился, типа того. Галимого подставил, а сам трех пацанов в Казани мочканул, из-за бабы.

«Бычара» сопит, потом выдает результат мыслительного процесса:

- Короче, ящик ему корячится полюбасу.

- Не жилец, — соглашается Дорохов. — Но погреться на этом деле можно неплохо.

- Как?

- Хазар за шефа сильно расстроился. Тому, кто Артамона найдет или подскажет, где искать — тачку крутую. А если кто пришьет иуду, сорок тысяч бакинских получит. Понял?

- Ага.

«Вот так вот, — думаю я, крепко сжав кулаки, чтобы не дрожали руки. — Меня фактически приговорили… Ах, Витек, Витек… Хотя, по всем «зоновским» понятиям я, конечно, виноват. Но я спас хорошего парня — это раз. Спас Надю с детьми — это два. Помог засадить бандитов за решетку — это три. Так что «понятия» идут лесом. Но вот что теперь делать? В камере меня вычислят и убьют, на воле без документов рано или поздно поймают менты — и я опять же попаду в камеру…».