Движение за возрождение полков получило распространение прежде всего среди офицеров гвардейских и кавалерийских частей, ибо первые отличались наиболее сильным корпоративным духом, а вторые в наибольшей степени сохранили свои кадры. К тому же офицеры всех этих полков по обстоятельствам происхождения и образования (в большинстве потомственные военные, окончившие кадетские корпуса) отличались наибольшей непримиримостью к большевикам и дали, по сравнению с другими частями, наибольший процент участников Белого движения. Пехотные полки в ходе мировой войны почти полностью лишились своих кадровых офицеров — носителей традиций полка (не говоря уже о том, что абсолютное большинство пехотных частей были сформированы только в годы войны и имели случайный офицерский состав), поэтому их возродить было труднее.

Ниже мы рассмотрим некоторые данные о возрожденных полках, ибо они, ко всему прочему, дают и возможность судить о доле офицеров, воевавших в белых армиях. Один из офицеров делил однополчан, оставшихся вне своего возрожденного в белой армии полка, на четыре группы: «Одни, да будет им стыдно, как всегда, старались не делать того, что могут сделать другие… Ко вторым относятся те, что из-за причин материального свойства не могли оторваться от семьи, от полученной уже службы и прапорщик. Третьи, возвращаясь из плена, заблудились (попав в другие белые части). И, наконец, к последней группе можно отнести тех, что погибли героями в самом начале гражданской войны»[490].

«Зарождение и формирование новых частей в Добровольческой армии происходило обычно по одному и тому же шаблону. Когда собиралось несколько офицеров какого-либо прежнего полка, они начинали мечтать о его восстановлении. Когда ячейка имела 15–20 ч, она просила командира того «цветного» полка, в котором находилась, разрешение сформировать N-скую роту. Обычно командиры полков поддерживали такое начинание, и на усиление новой роты назначали 15–20 солдат из числа пленных красноармейцев. Параллельно с этим разыскивался прежний командир, или кто-либо из наличных старших офицеров становился таковым. Он устраивался в ближайшем тылу и тихонько, без лишнего шума, формировал строевую канцелярию, хозяйственную часть, обоз… Рота, работающая на фронте, все «излишки» — пленных и вообще трофеи, переправляла в штаб «своего» полка. О подобных отправках командир «цветного» полка, конечно, знал, однако подобный порядок формирования полка почитался неписаным добровольческим законом и нарушать его не полагалось. В итоге, в зависимости от энергии и возможностей, в один прекрасный день к командиру «цветного» полка прибывала новая N-ская рота. Таким порядком создавался батальон. А когда это случалось, то командир нового полка являлся к начальнику дивизии, докладывал, что им сформирован батальон, просил дать батальону самостоятельный участок и «записать на довольствие». Если часть была сильна духом, она, несмотря на потери в боях, усиливалась и развертывалась в полк, каковой затем и утверждался Главнокомандующим. Морально слабая часть обычно хирела и не выходила из периода хронического формирования». Так, например, Белозерский полк сформировался при Дроздовском, летом 1919 г. при нем самом формировались ячейки Олонецкого и Ладожского пехотных, Иркутского гусарского полков и сводного батальона 31-й пехотной дивизии[491].

Возрожденный полк сохранял свои традиции, и его офицеры, как правило, стремились служить именно со своими однополчанами, переводясь из других частей армии. Офицеры других полков (в т. ч. и пехотных в кавалерийском полку), считались прикомандированными к полку и после нескольких месяцев (например, в Крымском конном — полгода) службы по подаче соответствующего рапорта и решению собрания офицеров принимались в полк постоянно. В полк производились во время войны поступившие в него вольноопределяющиеся и юнкера, в первую очередь из числа родственников служивших в полку офицеров.

Вот обстоятельства возрождения некоторых гвардейских пехотных полков. Л. -гв. Гренадерский полк был представлен в Добровольческой армии с самого начала: в 1-м Кубанском походе участвовало 18 офицеров под своим знаменем во главе с командиром полковником Дорошевичем. Потом их было несколько десятков. Офицеры л. — гв. Литовского полка после его расформирования тремя эшелонами выехали из Жмеринки в Киев, откуда, собравшись вместе, направились в Добровольческую армию, где приняли участие в 1-м Кубанском походе. В конце 1918 г. большинство их находилось в Крыму в охране Императорской фамилии[492]. Из л. — гв. Московского полка, помимо батальона в Добровольческой армии, около 20 офицеров воевало на трех других фронтах[493]. Из офицеров л. — гв. Финляндского полка в воссоздании полка на Дону участвовали 27 офицеров[494]. Он формировался первоначально полковником Есимантовским при Донской армии, там же была предпринята попытка сформировать л. — гв. Измайловский полк[495]. Из л. — гв. Измайловского полка на Дону в январе 1918 г. находилось 19 офицеров, 13 из них участвовали в 1-м Кубанском походе. Всего в Добровольческой армии воевало 52 офицера полка, еще 5 было принято в полк во время войны и 44 прикомандировано (часть их тоже принята в полк)[496]. Из л. — гв. Кексгольмского полка в белых армиях воевало 77 офицеров, в т. ч. 67 на Юге, 6 в армии Колчака, по 2 на Севере и Северо-Западе[497]. В 1-м и 2-м Кубанских походах участвовало в общей сложности 112 офицеров гвардейской пехоты (из них 18 убито и 20 ранено), в дальнейшем в Добровольческой армии было в среднем около 50 офицеров от каждого полка[498].

Офицеры л-гв. Кирасирского Ее Величества полка, оказавшиеся после его расформирования разделенными на три большие группы: в Петрограде, Москве и на Украине, в течение сентября 1918 г. в большинстве собираются в Киеве, где на своем собрании постановляют возродить полк и в октябре-ноябре организованно перебираются в Новороссийск. Из списочного состава к концу 1917 г. (около 60 офицеров), на Юге в рядах полка воевало 38 его офицеров и 15 прикомандированных (из Крыма эвакуировалось 25); еще около 20 воевали на других фронтах или были расстреляны большевиками[499]. Офицеры л. — гв. Уланского Его Величества полка послужили ядром 1-го кавалерийского дивизиона Добровольческой армии — «полковника Гершельмана», в Галлиполи прибыли 7 офицеров. Кроме того, в Сибири воевали 3 его офицера, в Северо-Западной армии — 4[500]. Эскадрон л. — гв. Драгунского полка формировался вначале как команда конных разведчиков Сводно-гвардейского пехотного полка (к февралю 1919 г. там собралось до 10 его офицеров)[501]. В л. — гв. Казачьем полку в 1918 г. служило 28 офицеров и было принято вновь 22, некоторое время служили еще 7 (в т. ч. 5 старых), в 1919 г. было принято еще 14 плюс 2 прикомандированных, в 1920-5 плюс 9 прикомандированных. За войну в другие части переведено 4, вышло в отставку 3 и исключено 2. Соотношение между офицерами и казаками было примерно 1:12-1:15[502]. Офицерами л. — гв. Атаманского полка в мае 1918 г. был укомплектован состав 2-го полка Молодой армии, который вскоре получил прежнее наименование и старый штандарт[503].

Л. -гв. 1-я и 2-я артбригады возродились 20. 08. 1918 г. в Екатеринодаре как 1-е и 2-е орудия 3-й батареи 1-го Отдельного легкого артдивизиона. Из нее 28. 11 был создан «кадр Гвардейской артиллерии» в Гвардейском Отряде, а 1. 01. 1919 г. создана батарея бригады в Сводно-гвардейской артбригаде. 14. 07 она была развернута в дивизион, 27. 04. 1920 г. переименован во 2-й Отдельный тяжелый артдивизион[504]. К 1. 01. 1919 г. в Добровольческой армии было 15 офицеров л. — гв. 2-й артбригады, всего — 44 (плюс некоторые воевали на других фронтах). Донская артиллерия на 1. 01. 1919 г. насчитывала 296 своих (10 генералов, 34 полковника, 38 войсковых старшин, 65 есаулов, 29 подъесаулов, 38 сотников и 82 хорунжих) и 214 прикомандированных (3 генерала, 11 полковников, 11 подполковников, 13 капитанов, 25 штабс-капитанов, 43 поручика, 53 подпоручика и 55 прапорщиков) офицеров[505].