Джим кивнул ей с серьезным видом. Мой желудок свело. Кажется, меня сейчас стошнит.
— Мама…
Она кивнула Джиму, как если бы делилась страшным секретом.
— А еще она хорошо готовит.
Джим наклонился к ней с каменным лицом.
— Уверен, что так и есть.
Она улыбнулась, будто он подарил ей бриллиант.
— Лучшая партия. Из всех девушек моя дочь — лучшая партия!
Аааааа!
— Мама! С ним что-то произошло, болезнь магической природы.
Она поднялась на носочки и заглянула Джиму в глаза. Одно долгое мгновение они смотрели прямо друг на друга, моя невысокая мама и высокий, мускулистый Джим, а потом она перешла на индонезийский.
— Оставь его.
— Нет, — я замотала головой.
— Он силен. Довольно хорошо сложен. Но ты должна найти другого.
— Но я не хочу другого! Я хочу его.
— Он умирает.
— Я должна его спасти. Прошу, помоги мне. Пожалуйста.
Мама постучала по губам пальцем и указала на стул.
— Сядь.
Джим сел. Она наклонилась и раскрыла пальцами его правый глаз, изучая радужку.
— Что-то пожирает его душу.
— Это я уже поняла. Но я не вижу, что именно.
Мама вздохнула.
— Я тоже не вижу. Пока мы не узнаем, с чем имеем дело, мы бессильны. Нам нужна Кеонг Эмас.
Золотая Улитка. У меня упало сердце. Мои ноги подкосились, и я приземлилась на диван. Единственное место, где мы могли бы достать Золотую Улитку — это Подземка Атланты. Раньше это был торговый район в Файв Поинтс, где до Сдвига находились все высокие здания. Подземка начиналась как большое железнодорожное депо в середине 1800-х годов с магазинами, банками и даже салунами, но, в конце концов, городу пришлось построить виадуки над железнодорожными путями для автомобильного движения. Виадуки соединялись, и большая часть железнодорожных путей, магазинов и депо оказались под землей. До Сдвига здесь было полно маленьких баров и лавок. Как только ударила магия, владельцы магазинов сбежали, но на смену им пришел черный рынок. Торговцы, спонсируемые мафией, которые зарылись глубоко под землю, прорубив туннели, ведущие из их магазинов прямо в разрушенный Файв Поинтс и Юникорн Лейн, где магия была настолько дикой, что ни один здравомыслящий полицейский не стал бы преследовать их. Теперь Подземка стала местом, где можно было купить все, что угодно, если ты был достаточно отчаянным.
— Есть другой способ?
Мама покачала головой.
— Даже не думай об этом. Тебе нельзя идти в Подземку.
Я выдохнула, моргая.
— У нас нет другого выбора.
Мама сделала резкое рубящее движение рукой.
— Нет!
— Да. Мы должны купить улитку.
Моя мать выпрямилась во весь рост. Я встала и сделала то же самое.
— Нет. И это не обсуждается.
— Ты не можешь запретить мне сделать это.
— Я — твоя мать!
— Менгапа? — Джим подал голос.
О боги.
Он сказал это по-индонезийски.
Мамины глаза расширились, и на секунду она стала похожа на разъяренную кошку.
— Он говорит по-индонезийски!
— Знаю!
— Почему ты не сказала, что он говорит по-индонезийски? Я должна знать о таких вещах!
Я замахала руками.
— Я не знала!
— Что значит, ты не знала? Ты только что сказала, что в курсе.
— Я имею в виду, что не знала, а потом узнала! Я просто удивилась!
— Дамы! — рявкнул Джим, поднимаясь.
Мы обе уставились на него. Он заговорил.
— Вы говорите так быстро, что я не понимаю. Зачем Дали нужно идти в Подземку?
— Объясни ему, — сказала моя мать. — А я пойду приготовлю чай.
Она пошла на кухню, а я указала на стул.
— Присядь.
Он сел и понизил голос до шепота.
— Что творится с акцентом твоей матери?
— Главное впереди, — прошептала я. — Представление в стиле маленькой азиатской леди — всего лишь игра на публику. Она получила степень магистра по химии в Принстоне.
Джим моргнул.
— Ну, а как ты думал, откуда у меня мозги?
Джим помотал головой.
— Объясни, что за дела в Подземке?
Я вздохнула.
— Как много ты понял? И откуда ты вообще знаешь индонезийский?
— Я уловил, что в полной жопе. А что касается языка, он показался мне довольно интересным.
— Интересным? Ты серьезно? Так что, однажды ты проснулся и решил «Хмм. Почему бы мне не выучить Bahasa Indonesia — индонезийский?»
Он что-то задумал. Зеленое свечение прокатилось по его радужкам.
— Дали, Подземка?
Не было простого способа рассказать об этом.
— Что-то питается твоей душой.
— Поясни.
Я наклонилась ближе.
— Все существа создают магию. Кто-то может ее использовать, кто-то нет. Кто-то создает ее больше остальных, но все мы — магические двигатели. Мы поглощаем ее из окружающей среды, а затем вырабатываем. Вот почему мы можем обращаться во время технологии — мы накапливаем достаточно магической энергии в наших телах, что позволяет нам изменять форму. Возьмем, к примеру Кейт.
В голосе Джима прозвучало тихое предупреждение.
— А что насчет Кейт?
Кейт работала с Джимом в Гильдии Наемников. Она великолепна, забавна и могла убить кого угодно. Одно время я ненавидела ее. Она могла сказать Джиму все, что угодно, и он просто съязвил бы в ответ. Я так завидовала ей, что не могла находиться в одной комнате, пока не поняла, что Кейт запала на Кэррана. Теперь она была его парой, и поскольку он являлся Царем Зверей, это делало ее Звериной Царицей, не заинтересованной в Джиме. У Кейт и Кэррана были серьезные неприятности с древней богиней, которая ворвалась в город, и теперь Кейт ходила с тростью, а Кэрран три недели назад вышел из комы.
— Ты когда-нибудь замечал, что, когда Кейт нервничает, телефоны перестают работать?
— Телефоны, как правило, ненадежны, — сказал Джим.
Я покачала головой.
— Нет, это Кейт. Она генерирует так много магии, что технику коротит, когда она неосторожна. Я делаю то же самое, только лучше себя контролирую. Она также не умеет стрелять из пистолета. Я наблюдала за ее тренировкой, и оружие либо дает большой разброс, либо вообще не стреляет. И она понятия об этом не имеет. Понаблюдай за ней как-нибудь: она войдет, схватит телефон, издаст этот рычащий звук и уйдет. Через десять минут ты можешь заказать еду на вынос по тому же телефону. Это самое смешное.
— И какое это имеет отношение к тому, что мою душу осушают?
— Ты магическое существо, Джим. Ты поглощаешь и потребляешь магию, излучая ее в окружающую среду. Поступая таким образом, ты изменяешь обстановку, чтобы она была более подходящей для твоего существования. Это похоже на эволюционную петлю: вид формируется окружающей средой, потому что те, у кого мутации, наиболее подходящие для этого места, выживают и размножаются, но вид также изменяет свою среду, чтобы сделать ее более подходящей для своего выживания.
Джим вздохнул.
— А если покороче.
— Что-то мешает твоей способности излучать магию. Ты поглощаешь и преобразуешь ее, но затем что-то или кто-то выкачивает ее. Вот почему ты чувствуешь усталость и сонливость.
— Значит, оно питается мной?
Вошла мама, неся на подносе чайник и три чашки.
— Да.
Джим нахмурился.
— Имеет смысл. Поэтому оно не убило меня — чем больше магии я сотворю, тем больше оно съест.
Мама покачала головой.
— Ты осознаешь, что умираешь?
— Ага, я понял эту часть про смерть.
Она указала на Джима.
— Ты нашла какого-то зомби вместо мужика. Посмотри, он даже не взволнован.
Я налила чай.
— Он взволнован, Матушка. Он просто не паникует, потому что он главный, а если он запаникует, то и все остальные тоже.
— Я могу бегать по комнате и притворяться, что кричу, если хотите, — предложил Джим.
Мамина бровь поднялась.
— Ты так стараешься выкопать себе могилу, что можешь заработаться до смерти. Угомонись.
Джим отпрянул, словно она стукнула его по руке линейкой.
Прежде чем они начнут драку, я сказала:
— Мы должны разорвать связь между тобой и тем, кто это делает. Но мы его не видим. Чтобы сделать его видимым, нам нужен Кеонг Эмас. Это волшебная улитка. В Индонезии существует легенда, рассказывающая о прекрасной принцессе, которая была проклята и превратилась в улитку. Легенда метафорична, и улитка не превращается в настоящую принцессу, но при правильном применении магии она раскрывает спрятанное. Единственный способ получить улитку — купить ее в Подземке. Но она редкая и дорогая.
— Деньги не проблема, — ответил Джим.
— Дело не в деньгах, глупый ты мальчишка. — Мама опустила свою чашку на стол. — Она не может пойти туда из-за ишэнга.
Джим непонимающе взглянул на меня. Я объяснила:
— Ишэнг — это китайское слово, обозначающее знахаря. Торговцы в Подземке так себя называют, но они не имеют ничего общего с докторами. Они торгуют частями тела зверей. Помнишь то громкое дело оборотней в Эшвилле три года назад?
Джим нахмурился.
— Смутно. Я был во Флориде, разбирался со стаей люпов Кайджи. Припоминаю, что там был пятнадцатилетний парень, Джарод, кажется. Он был черным медведем. Он сказал, что шел по лесу, столкнулся с группой охотников, помахал рукой, показывая, что он оборотень, и когда он отвернулся, охотники выстрелили ему в спину, и ему пришлось защищаться. К тому времени, как появились стражи, Джарод прижал стрелка, а все остальные убрались. Медик вытащил из парня шестнадцать пуль. Охотник утверждал, что на него напали без всякой причины. Им было трудно доказать историю Джарода, потому что его раны затянулись, так что не было возможности определить, как в него стреляли. Обвинение утверждало, что Джарод был настолько огромен в своей звериной форме, что, если бы он уходил от охотника, ни один здравомыслящий человек не выстрелил бы в него, поэтому охотники, должно быть, стреляли в целях самообороны. Кэрран послал туда весь юридический отдел.
Очевидно, Джим не совсем понимает, что означает слово «смутно».
— Мой дядя Адитья давал показания на том судебном процессе, — сказала я. — Он рейнджер федерального парка в национальном заповеднике Смоки-Маунтинс. Охотника звали Уильямс. Чад Уильямс, доктор медицинских наук. Дядя Адитья сообщил, что Уильямс несколько раз задерживался по подозрению в браконьерстве с намерением продать органы животных. У него имелись приятели в нужных местах, и каждый раз его отпускали.