Эллиот
Вожусь с наушниками, вытаскиваю один из них, чтобы поправить крошечный кусочек пластика, и не решаюсь вставить его обратно в ухо, когда слышу тихий всхлип. Потом рыдание, и оно доносится с моего обычного места в углу, которое сегодня снова было занято, когда я пришел.
Постукиваю карандашом по столу, глядя в сторону задней стены.
Любопытно и…
Тревожно.
Поднявшись с места, медленно иду на звук.
Да, кто-то определенно плачет, и, похоже, девушка.
Слабое. Низкое. Едва слышное рыдание.
Икота.
Я продвигаюсь ближе, шаркая ногами по ковру, надеясь произвести хоть немного шума, чтобы не спугнуть ее.
— Эй, — мой голос хриплый, тихий.
При моих словах девушка поднимает голову. Лицо в пятнах от слез, кожа, грудь, щеки покраснели.
Приоткрыв губы, она убирает волосы с глаз, длинные каштановые пряди блестят в неоновом свете.
Девушка проводит рукой по лицу, смахивая слезы. Затем вытирает их о штанину джинсов, не поднимая на меня взгляд.
Я делаю пару шагов и останавливаюсь в нескольких футах от нее.
— Ты в порядке?
Еще раз икнув, она зарывается лицом глубже в свою черную толстовку Айовы.
— Все хорошо.
Девушка не выглядит хорошо, определенно не звучит хорошо, даже близко. Это не слезы счастья.
— Я-я тебя побеспокоила? П-прости, я... — Незнакомка не может сдержать слезы в голосе, когда снова вытирает свои розовые щеки, изо всех сил стараясь скрыть это. — Я попытаюсь остановиться.
Снова икает.
— Хочешь поговорить об этом?
— Нет. — Девушка замолкает, ее голос звучит приглушенно. — Но все равно спасибо.
Она смотрит на меня снизу вверх, и я вижу, что глаза у нее голубые… ярко-голубые от слез. Пылающие румянцем щеки. Темные брови.
Ее подбородок дрожит, она слабо улыбается, и я понимаю, что знаю ее. Это та же девушка, которая была здесь на прошлой неделе, та, что украла мое рабочее место.
— Уверена? — У меня две сестры, так что я своего рода эксперт в том, когда девушки блефуют. Она пытается избавиться от меня.
— Уверена.
Я опускаю козырек бейсболки, кивая в ее сторону.
— Если тебе что-нибудь понадобится, я буду через проход, за столом в углу. Бумага, карандаши, мел для трупа или если тебе понадобится сообщник. — Я широко улыбаюсь ей.
Девушка заправляет волосы за уши.
— Спасибо тебе. Это очень любезно.
— Хорошо, ну, я просто... — Я указываю через плечо. — Крикни, если что.
— Спасибо.
Я медленно бреду обратно к своему столу, прислушиваясь к предательскому шмыганью носом. Плачу. Рыданию.
Что-нибудь.
Несмотря на то, что ничего не слышу, мне трудно вернуться к работе. Не могу сосредоточиться, напрягаюсь, чтобы услышать шум в другом конце комнаты, и, прежде чем я осознаю это, трачу целых сорок пять минут, бездельничая.
Решив, что надежды нет, начинаю собирать свое барахло.
— Эй, — меня прерывает тихий голосок.
Рюкзак перекинут через плечо, длинные волосы собраны в гладкий хвост, девушка робко подходит к моему столу, лицо все еще красное, взгляд усталый.
Но дружелюбный.
Бьюсь об заклад, когда она не рыдает за столами в библиотеке, она на самом деле довольно милая. Хорошенькая.
— Я ухожу, но... просто хотела поблагодарить тебя за то, что пришел проведать меня, и, знаешь, за то, что ты заботливый гражданин и все такое.
Она слабо улыбается.
— Не волнуйся, у меня есть сестры, поэтому я уже это проходил пару раз. — Или сотню, как правило, по принуждению.
Когда я был моложе, моя сестра Вероника обычно прижималась ко мне и изливала душу, чтобы ей было с кем поговорить. Я должен был выслушивать все о проблемах с родителями, с мальчиками, с друзьями.
Ее подростковые годы были моим худшим кошмаром.
— Так тебе лучше?
Ее улыбка дрогнула.
— Да. Гораздо лучше.
Я переминаюсь с ноги на ногу, засунув руки в карманы джинсов.
— Это хорошо.
— Я... — Девушка обдумывает свои дальнейшие слова. — Я новичок здесь в этом году, и это... непросто — знакомиться с новыми людьми. У всех есть свои друзья.
Рюкзак, который я взваливаю на плечо, опускается на стол.
— Вот как? — Хочу спросить ее, в чем проблема, но не вмешиваться. И все же, похоже, ей нужно с кем-то поговорить, а мне нужно убить немного времени, поэтому я сажусь обратно на стул. — Почему?
Девушка переминается, теребя нижнюю губу, и я вижу, что она сдерживается, не решаясь вторгнуться в мое пространство и отнять у меня больше времени.
— Хочешь присесть? — Я хватаю ближайший стул и подтаскиваю его в качестве жеста ободрения.
— Эээ... конечно. — Она осторожно подходит и садится, вытащив стул до конца. Ставит свою сумку рядом с моей. — Но только, если это тебя не затруднит?
— Нет, у меня есть несколько минут.
— Ладно. — Пауза. — Это странно? Мне так жаль, что мои слезы помешали тебе. Мне правда стыдно за это.
— Ты плакала? Я думал, это стадо умирающих кошек.
Я шучу, не упомянув, что ее плач раздражает меньше, чем то, что она заняла мое любимое место для занятий.
— Ха-ха, очень смешно. — Незнакомка смеется, шмыгает носом. — Но это правда.
— У нас у всех были дерьмовые дни. Сегодня, думаю, был твой.
— Да уж. — Несколько секунд она молчит. — Так чему же я помешала? Над чем работаешь?
— Доклад по анатомии человека. Утомительно.
— Это звучит... — Она замолкает.
— Скучно? Так и есть.
— Скука — совсем не то, что я хотела сказать! Какая у тебя специализация?
— Кинезиология. — Я достаю из сумки бутылку с водой и делаю большой глоток, стараясь не пролить мимо. — А у тебя что?
— Введение в право.
Мои брови взлетают вверх.
— Какое направление?
— Я думаю о семейном праве.
Я улыбаюсь.
— Мой отец — адвокат.
Эта новость воодушевляет ее.
— Серьезно? Какое направление?
— Недвижимость. Слияния и поглощения.
— Ух ты, фантастика.
Вроде того.
— Ему это нравится. — Я ломаю голову, что бы такое сказать, и выпалил: — Так ты не хочешь рассказать, что случилось?
Ее плечи поникли.
— Не совсем. Это неловко.
— Ты что, наделала глупостей?
— Возможно. Не знаю… думаю, время покажет.
— Время покажет? — спрашиваю я медленно, осторожно. — То есть через девять месяцев?
— Что? — Она выглядит испуганной, мой намек придает ее лицу неприятный оттенок красного. — Нет! Нет, это даже отдаленно не близко. Боже, нет.
— Знаешь что, забудь, что я спрашивал.
— Тебе не кажется странным, что я хочу поговорить с тобой, хотя и не знаю тебя?
— Нет, это не странно, потому что ты меня не знаешь, и я не собираюсь осуждать тебя. К тому же, живу один, и мне некому будет рассказать, когда вернусь домой, ха-ха.
Ее тонкие пальцы играют с моим блокнотом, нервно загибая края.
— Итак, есть парни, — начинает она.
Они всегда есть.
Я киваю.
— Угу.
— Почему это должно быть так стыдно? — Незнакомка смущенно закрывает лицо руками и качает головой. — Фух, была не была! — Она делает глубокий вдох. — Ладно, знаешь, некоторые парни полные придурки, и иногда ходят разговоры о спорах между парнями из братства, что они могут переспать с какой-то девушкой?
— Да. Такое постоянно случается.
— Ну, вот, это случилось со мной.
Я замираю на месте, пока она краснеет, и, молча, ожидаю продолжения.
— Они... — Она высовывает язык и облизывает губы. — Они поспорили, кто первый со мной переспит, а я подслушала, как об этом говорили в спортзале.
— Они смеялись над этим?
— Нет, не эти парни. Они казались расстроенными. На самом деле, они обсуждали, стоит ли сдавать своих друзей.
— Знаешь, кто эти парни?
— Да.
— Ты... — Я замолкаю, не могу заставить себя спросить, действительно ли она спала с этим парнем. Боже, это неловко.
Девушка качает.
— Боже, нет, я не в отчаянии. Или глупая. Плохо то, что они поспорили об этом? Придурки.
— Кто они?
— Парни, которые знают моего отца.
— Откуда они знают твоего отца?
— Он... — Ее голос срывается. — Он здесь работает.
— Сотрудник?
— Тренер.
Я откидываюсь на спинку стула, не сводя глаз с ее лица.
— Они спортсмены?
Легкий кивок.
Я тихо присвистнул.
— Срань господня. — Вот и говори о том, чтобы гадить там, где ешь. — А твой отец знает?
— Нет, и я не собираюсь говорить ему… пока, во всяком случае. Я должна подумать.
Я не указываю на то, что ей и не придется этого делать. Такие вещи всегда выплывают наружу. Ее отец скоро обо всем узнает.
Здесь уши и стукачи повсюду.
— Ты не возражаешь, если я спрошу, какой вид спорта он тренирует? — Любопытство берет надо мной верх. — Я ничего не скажу, обещаю.
Девушка долго молчит, раздумывая, говорить мне или нет.
Ее губы шевелятся, тихий шепот едва слышен.
— Еще раз повтори.
— Борьба.
Борьба. Тренер Доннелли!
Я никогда не встречал этого человека лично, но мои соседи по комнате были борцами и за последние несколько лет делились множеством историй. Из того, что я узнал, этот человек умен, проницателен и терпеть не может всякую чушь.
— До меня дошли слухи, что у тренерского штаба были проблемы с некоторыми членами команды.
— Слухи?
— Да. В прошлом году несколько парней поймали на издевательствах над новым членом команды по борьбе. Половина состава была отстранена.
— Серьезно? Вау, я этого не знала. Удивлена, что отец об этом не упоминал.
Девушка с любопытством наклоняет голову.
— Он никогда не ругался при тебе? Он чертовски разозлился.
— На самом деле я не жила с ним до этого семестра, и наши телефонные разговоры всегда были обо мне. — Ее плечи поникли. — Это звучит эгоистично.
— Нет, звучит так, что у тебя не было времени сидеть на телефоне и говорить о его работе. Он хотел услышать о тебе, а не жаловаться.
Девушка сдерживает улыбку.
— Расскажи мне еще о той дедовщине. Ты что-нибудь знаешь?
Молчу, ломая голову над конкретными деталями.
— Я в курсе только потому, что мои соседи по комнате были борцами, и они приходили домой и жаловались на это. В прошлом году, когда новый парень присоединился к составу, они стали вываливать на него всякое дерьмо. Сунули ему счет из ресторана за всю команду, бросили в какой-то лесной хижине, и все такое. Возможно, это казалось безобидной забавой, но это не так. Я бы посоветовал тебе спросить об этом отца, но он, вероятно, не станет обсуждать это с тобой, если уже раньше этого не сделал.