Анабелль
— Мы должны прекратить встречаться подобным образом.
Даже не глядя, я знаю, что рядом с беговой дорожкой стоит Эрик Джонсон — долбаный ублюдок.
Мне нужно все самообладание, чтобы не наброситься на него. Вопить. Ударить его коленом по яйцам.
— Встречаться?
— В нашем особом месте.
Продолжаю двигать ногами под ритм музыки, звучащей в наушниках, пульсирующей басами, — задорная мелодия, которой я наслаждалась до недавнего времени, молясь, чтобы не столкнуться с ним.
Кажется, бог не услышал мольбы этим утром.
— Это не наше особое место, но хорошая попытка. И ты прерываешь меня, пока я тренируюсь.
— Но может быть нашим особым местом, если ты позволишь.
Снимаю наушники, в горле поднимается раздраженный вздох, но я заставляю его опуститься.
— Ты напорист, да?
— Разве это плохо?
— Я просто пытаюсь понять, это фишка качка или фишка засранца.
Он хватается за грудь в притворной боли.
— Ой! Такая злая сегодня.
Я смеюсь, потому что ничего не могу с собой поделать — выражение его лица бесценно. Очень драматично.
— Ну? Так что, качок или засранец?
— Честно? И то, и другое.
Нажимаю на кнопку «скорость», переходя с легкой пробежки на шаг и замедляюсь, чтобы получше разглядеть этого парня, который заключил отвратительное пари с Рексом Гандерсоном, и у которого хватило наглости подумать, что я захочу с ним переспать.
— Могу я быть с тобой откровенна? Ты сводишь меня с ума.
— В хорошем или плохом смысле, потому что однажды я сделал фото своих.2
— Ты сделал фото своих яиц? Зачем? — Вытягиваю руку, чтобы остановить его, потому что на самом деле не хочу слышать ответ. — Не бери в голову, не хочу знать. Я имела в виду плохой смысл.
Хватаю полотенце, висящее на беговой дорожке, и набрасываю его на шею, намереваясь направиться в раздевалку, надеясь, что парень не последует за мной.
Но он делает это, ускоряя свой темп, чтобы идти в ногу со мной.
— Как тебя зовут?
Я останавливаюсь.
— Я уже говорила тебе, Эрик Джонсон, — выплевываю его имя, чтобы подчеркнуть тот факт, что он так быстро забыл мое, — мы уже обменялись именами.
— Прости. Я встречаюсь со многими людьми. — Он совсем не выглядит виноватым.
— Мы познакомились всего несколько дней назад.
— Можем начать сначала?
Я продолжаю идти, отмахиваясь от него.
— Нет, и так хорошо.
— Лайла, подожди.
Я закатываю глаза. Останавливаюсь. Разворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.
— Анабелль и Лайла даже не близко.
Эрик Джонсон ухмыляется.
— Я знал, что ты назовешь свое имя.
— О боже, ты... ты такой...
Засранец.
Его глупость лишила меня дара речи, и я задаюсь вопросом, что бы сказал мой отец обо всем этом. Что бы он сделал, если бы знал, что Эрик делает ставки и преследует меня в спортзале.
— Кажется, я произвожу такое впечатление на всех девушек.
— Только не на меня.
— Нет?
Когда я смеюсь, это звучит слишком громко, поворачиваются несколько голов в нашу сторону. Ой.
— Нет.
— Что нужно сделать, чтобы заставить такую девушку, как ты, встретиться где-нибудь с таким парнем, как я?
Девушка, как я? Это странно, думала, он сказал, что я не горячая, что в мужском разговоре по существу означает не тр*хабельная. Смотрю на него с любопытством, уделяя ему самую малую часть своего времени.
— Что ты имеешь в виду под «такая девушка», как я?
— Ты явно не в моей лиге, но я все равно хочу с тобой встретиться.
— Не могу поверить, что ты основываешься на моей внешности…
— Это потому, что ты великолепна. Я не жду, что ты будешь милой — горячие цыпочки обычно не такие.
О, боже. Теперь он немного перегибает палку. Я, конечно, не страшилка, но и не выигрываю конкурсы красоты.
— Позволь мне только один раз сходить куда-нибудь с тобой. Если тебе не понравится, обещаю, можешь послать меня к черту.
Я недоверчиво смотрю на него. С чего он взял, что я захочу с ним встретиться?
Парень делает еще одну попытку.
— А что, если мы где-нибудь встретимся — тебе даже не придется говорить мне, где ты живешь.
Идея укореняется, зарывается глубоко в мое воображение, представляя, как Эрик Джонсон приезжает в дом моего отца, чтобы забрать меня на свидание.
Отец убил бы его.
И Эрика Джонсона ждет адский сюрприз.
Довольно неприятный.
Один взгляд на лицо придурка может стоить любой драмы, которую он вызвал. Хочу увидеть его реакцию, когда мой отец откроет дверь дома.
От этой мысли у меня кружится голова.
— Знаешь что, Эрик, я дам тебе шанс... давай не будем называть это свиданием. Давай назовем это тусовкой. Потусуюсь с тобой один раз. Если ты сведешь меня с ума, я объявлю тайм-аут, и ты отвезешь меня домой. По рукам?
Парень с энтузиазмом кивает.
— По рукам.
— Не собираюсь присылать тебе свой адрес, мне не нужно, чтобы ты знал мой номер телефона, но я запишу его для тебя.
— Мне заехать за тобой?
— Конечно, почему бы и нет. — Я записываю свой адрес, злобно улыбаясь ему из-под ресниц. — Увидимся в семь. Если ты сможешь пройти мимо моего швейцара, у тебя будет приятель на ночь.
— У тебя что, сторожевой пес есть?
Еще одна ухмылка.
— Типа того.
— Пап, можешь открыть дверь?
Вечер пятницы — один из немногих вечеров, когда папа приходит домой в разумное время, и я наблюдаю с верхней площадки лестницы, как он, слегка прихрамывая, выбирается из своего старого кресла и ковыляет к прихожей.
Он все еще в своей обычной униформе, которую носит на тренировках по борьбе каждый день: черные спортивные штаны Adidas, черная футболка «Борьба университета Айовы» и спортивная куртка, застегнутая на молнию.
Бейсболка.
Плотно сжатые губы.
Вместе с моим отцом, ковыляющим к двери, можно услышать обычные звуки дома. Линда возится на кухне, убирая после ужина, телевизор, показывающий «И-Эс-Пи-Эн», худший сторожевой пес в мире, храпящий в ногах отцовского кресла.
Взволнованная, я откидываю свои длинные волосы, сфокусировавшись на входной двери с моего места наверху лестничной площадки, скрытая от глаз. Хитрая улыбка растягивает мои губы, когда папа, наконец, берется за ручку двери, поворачивает и медленно открывает ее.
И всматривается в сетчатую дверь.
— Джонсон? — Я слышу осуждение в его голосе и улыбаюсь еще шире. — Какого черта ты здесь делаешь?
Тишина.
— Ну? — Нетерпеливо спрашивает папа. — Что-то случилось?
— Я... — Еще одна долгая пауза, прежде чем Эрик обретает голос. — Я не знал, что вы здесь живете.
Упс.
Это был чертовски неправильный ответ.
— А кто, по-твоему, здесь живет, Джонсон? А? Ты заблудился?
— Не знаю, сэр. — Похоже, он в панике, не готов к битве умов с Гарри Доннелли.
— Тогда чего ты хочешь? Говори громче, — продолжает отчитывать папа. — Джонсон, сегодня вечер пятницы, твой единственный выходной. Как ты оказался на моем пороге?
— Я ошибся адресом, сэр.
— Вы, ребята, разыгрываете меня? Да? — Я вижу, как он приближается к Эрику, устрашающе перегибается через порог. — Думаешь, я забыл о том дерьме, которое вы выкинули в прошлом году со своим приятелем Гандерсоном? А?
— Нет, сэр.
— Тогда я спрошу тебя еще раз: какого черта ты делаешь на моем крыльце посреди этой богом забытой ночи?
Посреди ночи?
Это натяжка — сейчас только семь часов.
Эрик не может найти ответа, поэтому молчание заполняет папа.
— Лучше бы ты ошибся адресом, сынок. Если ты здесь по той причине, по которой я думаю, тебе лучше запрыгнуть обратно в свою дерьмовую машину и уехать. Я не хочу видеть твое лицо нигде, кроме проклятого спортзала, понятно?
— Да, сэр.
— И перестань называть меня «сэр». Это действует на мои чертовы нервы.
— Да, сэр. — Он сглатывает. — Извините, сэр. Дерьмо. Хорошо. Извините.
Мой отец раздраженно фыркает.
— У тебя есть три секунды, чтобы убраться с моего порога.
Через окно второго этажа я вижу, как Эрик пятится по лужайке, а отец захлопывает дверь и запирает ее. Он стоит, уперев руки в бока, и смотрит в боковое окно, как юный борец разворачивается и идет через двор. Прыгает в свой красный, потрепанный пикап и заводит двигатель.
С визгом отъезжает от тротуара и уезжает, не оглядываясь.
Это почти смешно.
— Пап, кто это был? — невинно спрашиваю я.
Мой старик поворачивается, сердито смотрит вверх по лестнице, опираясь на перила.
— Не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь, кто это был.
Я не могу сдержать смех, который срывается с моих губ.
— Прости, пап. Я не могла устоять. Он сводил меня с ума в кампусе и не оставлял в покое.
— Как?
— Я хожу в спортзал на тренировку, а не за ухаживаниями, а этот парень не понимает намеков. Просто хотела напугать его. Ему нужно было усвоить урок.
Ничего не говорю о пари или о том, что я все еще обдумываю, рассказать ли родителям.
Брови папы взлетают к полям кепки.
— Я не только напугаю его до усрачки завтра у себя в кабинете.
— Пап, пожалуйста. Сегодняшней ночи было достаточно, чтобы прекратить любые подкаты Эрика Джонсона в отношении меня. — В моем голосе звучит предупреждение. — Он идиот, если будет продолжать донимать меня после сегодняшнего вечера.
Папины мясистые руки скрещены на груди.
— Он хороший борец, но никто никогда не обвинял его в том, что он умен.
Я спускаюсь по ступенькам, штаны для йоги немного длинноваты и волочатся по ковру, огромная толстовка покрывает все мое тело. Я обнимаю отца, вдыхая знакомый запах: спортзал, пот и тот же одеколон, которым он пользовался с моего детства.
Он неловко похлопывает меня по спине, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Ты сегодня никуда не пойдешь?
— Позже, папа, никто не ходит на вечеринки так рано. Мне нужно сделать несколько карточек по договорному праву. Правонарушения и преступления сами по себе не изучатся.
Его взгляд скользит по моему лицу, изучая выражение.
— Ты уже начала искать квартиру?
— Квартира или дом? — Я не могу сдержать оптимистическую интонацию в голосе.
Отец качает головой из стороны в сторону, из горла вырывается низкое «э-э-э».
— Мы подумаем о доме. Я бы предпочел, чтобы ты была в более безопасном месте, где есть замки, ворота и охрана.