Эрик Джонсон
Борец Университета штата Айова
Мы все слышали шепотки о ней, но никогда не знали, правда ли это:
У тренера есть дочь.
Дочь, которую он не растил, но теперь она живет с ним — перевелась из небольшой школы на востоке. Откуда я это знаю? Несколько парней подслушали, как он трепался о ней с кем-то из тренерского штаба в ночь, когда они вероятно забыли, что у стен есть уши.
Она вся в своего старика.
Она столько лет жила с матерью, и теперь наконец-то мы сможем проводить с ней время.
Она унаследовала свою внешность от бывшей жены.
Да и, слава богу, за последний пункт. Тренер — неприятный с*кин сын. Невысокий, сердитый и преждевременно поседевший. Я люблю сравнивать его с морщинистым старым троллем, который живет под мостом и видал лучшие дни. Злой, несчастный старый с*кин сын, никогда не видел, чтобы старик улыбался — ни разу.
Во всяком случае, не в мою сторону.
Приседаю еще несколько раз, капли пота стекают по спине, колени подгибаются под тяжестью ста пятидесяти килограмм, сложенных по обе стороны стойки. Я под большим давлением, чем когда-либо с тех пор, как попал в программу борьбы в Айове, и сейчас, когда новый парень, Ретт Рабидо, угрожает каждому месту в команде, мне нужно больше тренироваться.
После того, как из команды ушли два лучших спортсмена, хочу иметь возможность показать тренеру свою лучшую сторону, подняться на вершину и заменить тех немногих победителей, как например нового «золотого мальчика».
Они выставляют нас, всех остальных, в плохом свете.
Будто мы ленивые ублюдки.
Делаю еще три приседания, прежде чем меня прерывает Рекс Гандерсон — мой сосед по комнате и менеджер команды по борьбе. Полотенце, которое он держит в руках, сопровождается бутылкой с водой с моим именем на ней, написанным стирающимся маркером.
— Закругляйся. — Рекс шлепает меня полотенцем по заднице. — Собрание команды через пять минут.
Я снова хватаю штангу.
Наклоняюсь.
Поднимаюсь с весом.
Приседаю. Бросаю штангу, отступая назад, когда она с громким стуком отскакивает от пола тренажерного зала.
— По какому поводу? — Я вырываю белое полотенце у него из рук, прежде чем Рекс успевает шлепнуть меня во второй раз.
Гандерсон пожимает плечами под форменным черным спортивным поло команды по борьбе Айовы, выглядя полным придурком в этих отстойных брюках цвета хаки.
— Не знаю, мне больше ничего не сказали.
Я не указываю на то, что ему ничего не говорят, потому что больше не доверяют. Рекс не может держать свой чертов рот на замке и вечно отпускает неуместные шуточки.
Парень что-то бормочет, пожимая костлявыми плечами.
— Наверное, информация о «Клемсоне» в эти выходные.
Возможно, хотя в команде Университета Клемсона нет ничего особенного, что оправдывало бы экстренное собрание. Тем не менее, я снимаю пропитанную по́том футболку и вытираю грудь и шею. Растрепываю свои светлые волосы.
Я пропотел, как шлюха в церкви, и это чертовски здорово.
Три минуты уходит на то, чтобы дойти до раздевалки и сесть на скамейку возле своего шкафчика. Гандерсон стоит в дверях с планшетом в руках, проверяя, все ли спортсмены на месте, все ли собрались, чтобы услышать речь тренера.
Должно быть, это что-то важное. За все два года, что я в этой команде, видел его на собраниях только дважды.
— Итак, леди, послушайте, — начинает тренер без предисловий, не теряя времени. — Я хочу, чтобы завтра ровно в девять вы сели в автобус. Мы выезжаем рано. Мастерс, с первыми лучами солнца поработай над своей формой. Ты в последнее время расслабился.
Тренер Доннелли прислоняется к металлическому столу в передней части раздевалки, скрестив мясистые руки на груди. Его обветренная кожа повидала немало тяжелой работы.
Он потирает заросший подбородок. Борода, которую он отрастил, седая и коротко подстриженная.
— Прежде чем отпустить вас, джентльмены, хотел бы сказать еще кое-что. Я сразу хочу прояснить одну вещь: моя дочь, которую мне до сих пор удавалось держать подальше от вас, собирается учиться в нашем университете.
Это вызывает любопытные взгляды других членов команды, брови поднимаются вверх.
Тренер продолжает:
— Когда начнутся занятия, вы, без сомнения, будете время от времени видеть ее в моем кабинете. Она будет использовать возможности комплекса для своих тренировок. Говорю вам сразу — держитесь от нее подальше. Если поймаю кого-нибудь из вас за этим занятием, то так быстро надеру вам задницу, что, когда очнетесь, ваша одежда выйдет из моды.
Несколько парней смеются.
Тренер сужает свои усталые серые глаза.
— Не хочу, чтобы вы становились ее другом, предлагали ей роль гида или приглашали на свидания.
Я смотрю, как Гандерсон поднимает планшет, чтобы прикрыть рот. Идиот, вероятно, улыбается за ним.
— Будьте вежливы. Ведите себя цивилизованно. Оставьте ее в покое. Все ясно?
В комнате воцаряется тишина.
— Я спросил, все ясно? — ревет тренер, когда лишь несколько парней кивают, а несколько ворчат.
— Да, тренер, — хором отвечаем мы, как хорошие бойскауты.
Он берет со стола блокнот и встает.
— Одевайтесь и убирайтесь отсюда. Регистрация сегодня в одиннадцать. Надеюсь, вы все будете дома.
Я стягиваю шорты, оборачиваю полотенце вокруг талии и иду в душ. Прохладная вода стекает по моему твердому телу. Намыливаюсь, смывая трудовой пот. Я не самый высокий член команды, не самый подтянутый и не самый привлекательный, но не жалуюсь.
Честно говоря, мой послужной список тоже не самый лучший, но я не лажаю, и, по крайней мере, вхожу в состав команды. Чего не скажешь о моем соседе по комнате, который подходит ко мне, как только возвращаюсь к своему шкафчику.
Гандерсон костлявым плечом подпирает дверцу шкафчика, в котором храню свое барахло, его глаза-бусинки озорно блестят.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — начинает Рекс, пока я вытираю бедра и грудь и натягиваю чистые шорты.
— Понятия не имею, о чем ты думаешь.
«Даже не знаю, хочу ли я знать».
— О дочери тренера.
— Ты имеешь в виду ту, от которой он велел нам держаться подальше? — Вытаскиваю сумку и бросаю ее на пол. Засовываю в нее кроссовки. — Эту дочь тренера?
— Ага. — Рекс придвигается в мое личное пространство, теперь находясь слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. — Держу пари, у тебя кишка тонка тр*хнуть ее.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему впервые с тех пор, как он подошел.
— Ты *банулся?
Зачем он это делает?
Почему мы позволяем ему говорить такое дерьмо? Я должен заставить его заткнуться, положить конец всему этому разговору, но противодействие никогда не было моей сильной стороной. Если бы на стене была большая красная кнопка с надписью «НЕ НАЖИМАТЬ», я бы точно ее нажал.
— Последний раз, когда у тебя была гениальная идея, ты втянул нас в неприятности.
В последний раз, когда у него родилась гениальная мысль, мы отсканировали уродливую рожу нашего бывшего соседа по комнате в кампусе, чтобы помочь бедному ублюдку тр*хнуться с девушкой. Это сработало. Даже слишком хорошо, потому что парень довольно быстро съехал со своей новой горячей подружкой, оставив нам свою часть арендной платы и большую пустую спальню, которую мы не можем заполнить.
Не говоря уже о том, что тренер все еще надирает нам задницы из-за всех наших шалостей. Тренерский штаб продолжает называть их дедовщиной. Я имею в виду, если смотреть технически, то, конечно, может быть, это так и было, но никто не пострадал, или умер, или спустил штаны на публике.
Самое дерьмовое? Нам с Гандерсоном приходится держать головы опущенными, уткнувшись носом в землю, чтобы не попасть в беду, раз уж они за нами наблюдают. Мне пришлось надрываться в тренировочном зале и на матах, чтобы еще раз доказать, что я достоин быть в команде, что они не зря держат меня в составе.
Гандерсон придвигается ближе.
— И не говори, что не подумал об этом сразу же, как только он упомянул о ней.
— Так и есть. — Я достаю из шкафчика чистую рубашку. — Я даже не думал об этом.
Но теперь, когда он упомянул…
— А почему нет? — понижает он голос, подначивая меня. — Думаешь, не сможешь справиться с дочкой тренера?
Я резко вскидываю голову и убеждаюсь, что нас никто не слушает.
— Господи Иисусе, ты можешь не говорить об этом дерьме здесь? Если кто-нибудь услышит, нам обоим крышка.
Рекс отступает на шаг, ударяя меня по бицепсу.
— Подумай об этом, парень. Ты тр*хаешь дочь тренера, потом хвастаешься месяцами.
Я натягиваю рубашку через голову.
— Мы даже не знаем, как она выглядит. Она может быть «упаковкой».
«Упаковкой» мы называем того, кого бы тр*хнули, только если бы их лицо было закрыто бумажным пакетом. Уродок.
— Может, да, а может, и нет. Есть только один способ это выяснить.
Я комкаю полотенце, прицеливаюсь и швыряю его в тележку в углу комнаты, попадая точно в центр. Раз плюнуть.
— Прекрати нести чушь, пока тебя не вышвырнули из команды.
— Я не в команде, — уточняет Рекс. — Я всего лишь менеджер команды. Ни одна телка не хочет меня тр*хнуть.
Это правда. В пищевой цепи жизни, как менеджер команды, Гандерсон находится на нижней ступени после того, как девушки пируют на бесконечном банкете из спортсменов и другой студенческой элиты. Они скорее тр*хнут сотню из нас, чем одного такого, как он.
Он наш прославленный водонос.
— К тому же, — продолжает Рекс, хватаясь за соломинку, — ты гораздо красивее меня.
Тоже верно подмечено.
— Назови хоть одну причину, почему я должен продолжать слушать твою чушь. Зачем мне рисковать своим местом в команде, чтобы сделать что-то настолько идиотское?
Даже если было бы чертовски приятно, если бы я мог тр*хнуть ее. Кем бы она ни была.
— Ты не можешь отказаться от пари?
Еще один хороший аргумент: я никогда не могу отказаться от пари.
Хватаю толстовку из шкафчика и захлопываю дверцу. Поворачиваю кодовый замок.
— О каких ставках идет речь?