— Да, — признала она, потянувшись назад, обхватывая мою эрекцию через брюки. Она сильно сжала его, ее ногти больно впились в мой член. — Никто тебе не нужен, кроме меня.

— Si, Elena, mai più, — хрипловато согласился я, свободной рукой задирая юбку на ее упругую попку.

Никогда больше.

Никогда больше я не буду хотеть женщину так, как хотел ее.

Она владела мной, как ученый каким-то великим вопросом, на который невозможно ответить. Я знал, что независимо от продолжительности нашей совместной жизни, я никогда не узнаю Елену Ломбарди во всех ее проявлениях. Она будет продолжать удивлять меня, впечатлять и испытывать. Для человека, которому уже много лет наскучило человеческое существование, это был величайший дар, которым я когда-либо мог обладать, поэтому, конечно, было логично, что она должна обладать мной в ответ.

Рука Елены ловко расстегнула молнию на моих брюках, минуя ремень. Я зашипел, когда она осторожно нащупала открытую ткань, чтобы взять член.

Я оттолкнул ее руку и с минимальной болью просунул свою стальную длину из брюк. Как только он оказался на свободе, длинные пальцы Елены обхватили его и потянули.

— Ты нуждаешься во мне внутри себя, не так ли, боец? — мрачно подначивал я, слегка надавливая ее к раковине, так что она была вынуждена ухватиться за ее края обеими руками, чтобы удержаться.

Я обхватил член кулаком, стянул трусики с ее стройных бедер, обнажив розовую киску, и провел головкой члена вверх и вниз по шелковистому проходу.

— Боже мой, — вздохнула она, длинные ногти стучали по раковине, когда она крепче сжимала ее.

— Говори по-итальянски, когда я играю с тобой, — приказал я ей мягким, гибким тоном, чтобы она не взбунтовалась.

Произошло короткое колебание.

Я прижался к ее входу и почувствовал, как горячая хватка ее киски пульсирует вокруг меня, жадно требуя большего.

— Dio mio, Dante, dai mettimelo dentro, — нетерпеливо задыхалась она, слегка раздраженная моими требованиями и поддразниваниями, но слишком возбужденная, чтобы медлить дальше.

Боже мой, Данте, я хочу, чтобы ты оказался внутри меня.

Улыбка, появившаяся на моем лице, была победоносной. Без предупреждения я качнул бедрами, входя до упора. Она задыхалась, тихо ругалась по-итальянски, пытаясь удержаться у раковины. Как всегда джентльмен, я намотал ее густые волосы на кулак, удерживая ее в неподвижном состоянии, пока трахал ее. Ее голова была откинута назад, но глаза не отрывались от зеркала, серый цвет размывался чернотой ее расширенных зрачков.

— Тебе это нравится, — пробормотал я ей на ухо под звук моих бедер и яиц, шлепающихся о ее задницу. — Тебе нравится смотреть, что я делаю с тобой. Как ты превращаешься для меня в такую великолепную шлюху.

— Никогда, — пробормотала она, нахмурившись, ее глаза почти с отчаянием смотрели на мои в отражении.

Ей нужна была эта связь, видеть, как я смотрю на нее. Чтобы видеть доказательство моей неукротимой потребности в ней и только в ней. Если она не могла этого видеть, я знал, что ей было труднее в это поверить.

— Никогда до тебя.

— Я знаю, — успокаивал я, двигая свободной рукой по ее талии, вверх между грудей, стягивая ткань лифчика и блузки под выпуклостями, приподнимая их в шероховатом материале.

Ее соски побаливали в прохладном воздухе, умоляя, чтобы я щипал их пальцами. Каждый раз, когда я щипал их, ее тугая киска пульсировала вокруг моего члена.

— Я заставлю тебя кончить на мой член, когда наши враги в коридоре, — сказал я ей, наблюдая, как ее рот раскрывается шире, а язык высовывается, словно желая попробовать на вкус всю грязь моих слов. — Ты будешь сосать мои пальцы во время оргазма, чтобы они не услышали твоих прекрасных криков.

— Капо, — задыхалась она, ее кожа вибрировала под моими руками, мышцы дрожали, как у скакуна у ворот, готового вот-вот прийти в движение.

— Si, Elena (пер. с итал. «Да, Елена»), — согласился я, слегка сжимая руку у ее горла, просто чтобы посмотреть, как шок расширяет ее глаза и желание сильнее трепещет в ее форме. — Твой капо. Больше ничей. Только я. Только ты. Только мы.

Высокий, пронзительный стон зародился в ее груди и просочился сквозь красные губы, когда она сильно подалась бедрами назад к моему паху, почти грубо насаживаясь на длину. Я переместил свою хватку высоко на ее горло, чтобы я мог просунуть кончики двух пальцев в ее открытый рот, ее губы автоматически сомкнулись вокруг них, яростно всасывая, когда она стонала. Ее тело стало жестким, как деревянная струна, в моих руках, а затем разбилось на дрожащие куски вокруг. Она пыталась извиваться, но я прижал ее к себе, запустив одну руку в волосы, а другую в горло, заставляя ее получать каждую унцию удовольствия.

Великолепно.

Нет другого слова для описания того, как Елена достигла оргазма для меня.

Во многом это было связано с влажным, сосущим ртом и переливающимися рыжими волосами, рассыпавшимися, между нами, но это было и нечто большее.

Это знание того, что великие стены вокруг ее сердца и те, которые она тщательно возводила между своим возвышенным разумом и чувственным нутром, лежали в руинах у наших ног.

Из-за меня.

Потому что она доверилась мне, чтобы я повел ее туда, где она еще никогда не была.

Сила этого пронзила меня, как раскаленное лезвие, когда я держал все это великолепие в своих руках. Не в силах сдержать дикость своего влечения, я отпустил ее волосы, накрыл ее спину всем телом и впился зубами в ее шею над меткой, которую я поставил там ранее. Мои бедра грубо вбивались в эту влажную, бархатную киску, все еще дрожащую от сотрясений, которые подталкивали мой оргазм все ближе и ближе к поверхности.

— Vienimi dentro, capo mio.

Сначала слова не были услышаны. Я был так поглощен плавным, тесным скольжением моего члена внутри нее в погоне за оргазмом, что не услышал слов, а когда понял их, подумал, что ослышался.

Елена была всем классом и элегантностью, туго затянутым консерватизмом.

Чтобы заставить ее расплавиться для меня, задыхаться для меня, требовалась работа. Чтобы заставить ее говорить грязные вещи, требовались уговоры и сексуальное принуждение.

Но вот она говорила мне задыхающимся, но требовательным шепотом: «войди в меня, мой капо.»

И это было то, что нужно.

Зверь внутри меня вырвался из оков и опустошил ее. Я безжалостно прижимал ее к себе, вбиваясь в ее горячую киску, мое дыхание доносилось до ее уха, когда я хрипел и стонал от жестокости наслаждения, кипевшего внутри меня. Секунды спустя удовольствие пронеслось по моему позвоночнику, как удар молнии, и я взорвался внутри нее, сильно ударяясь членом о тугие стенки ее киски, наполняя ее струей за струей горячей спермы.

Она задрожала, когда я наполнил ее, наклонив бедра вверх, так что я оказался глубоко внутри нее, у самого входа в ее лоно.

Это напомнило мне, неожиданно и шокирующе, что мы не пользовались защитой и не говорили об этом.

— Без презерватива, — пробурчал я, способный только на это, прижимаясь лицом к ее шее и вдыхая аромат ее духов Шанель №5 и аромат ниже, который полностью состоял из секса, Елены и меня, элементарно смешанных вместе.

— Без, — согласилась она, но ее голос был мягким, почти нежным. Нежно, почти застенчиво, она положила руку на мою свободную, одна все еще обхватывала ее горло, а другую на мой живот, и прижала меня к себе. — Все в порядке. Беременность для меня, к сожалению, всё еще маловероятна.

— А если это случится? — потребовал я, когда что-то болезненное скрутило мое нутро. — Если мы сделаем ребенка? Потому что, Елена, я не намерен прекращать трахать тебя и наполнять своей спермой.

Она снова задрожала, ее светлые глаза поймали мой темный, затененный взгляд в зеркале.

— Я не знаю... Раньше я хотела сначала выйти замуж, иметь жизнь в стиле американской мечты с белым забором. Но теперь... теперь я не знаю. Все, что я понимаю, это то, что твой мир, а может быть, и наш мир сейчас опасное место для рождения ребенка.

— Да, — согласился я, соединяя наши пальцы на ее шее, проводя большими пальцами по ее замедляющемуся пульсу. — Но не для нашего ребенка. Не тогда, когда у него или у нее будешь ты в качестве щита, а я меча.

Эмоции вспыхнули в ее глазах так ярко, что ослепили меня, как солнечный свет на стали. Она попыталась скрыть это, моргая и опуская выразительный взгляд на раковину, будто это было очень интересно.

Я использовал наши соединенные руки, поднимая ее подбородок, заставляя ее посмотреть на меня.

— Между нами нет ничего постыдного, lottatice mia (пер. с итал. «мой боец»). Я не позволю тебе стесняться своих эмоций со мной. Стыдиться мечты, которую, я надеюсь, ты разделишь со мной. У большинства людей есть причины бояться меня. Я покончу с ними, не моргнув глазом, даже за малейшее оскорбление меня или моих близких. Но ты? — я провел носом по ее изящной шее и прижался открытым ртом к ее щеке. — Тебе нечего бояться меня, поняла? У тебя было достаточно поводов для страха в жизни, и я разнесу в клочья всю вселенную, если она посмеет снова причинить тебе вред. Ты меня поняла?

Она прикусила губу, помада стерлась до бледно-красных пятен.

— Я боюсь не столько тебя, сколько себя. У меня есть склонность разрушать все хорошее, что у меня когда-либо было. А ты, несомненно, лучшее из них.

Я медленно вытащил свой размякший член из нее, двигая рукой вниз, чтобы прижать ее к себе. Наша смешавшаяся сперма просочилась между пальцами и одинокой дорожкой стекала по внутренней стороне бедра. Я прижался к ее горлу, глядя в затуманенные штормом глаза, и дал ей обещание, которое не собирался нарушать.

— Tu si l'azzurro dò mare sì duci e si amar, — сказал я ей.

Ты как море, сладкая и соленая.

— Моряк не покидает море, потому что оно штормит, и не прощает океану его настроения. Я не намерен отказываться от тебя, Елена, потому что нет такой части тебя, которую я не считал бы достойной и очаровательной. Если все закончится, то только потому, что ты сама решила положить этому конец и отказываешься позволить мне бороться за то, чтобы вернуть тебя.