Там же. Зал совета.

Дож и сенаторы за столом. Кругом военные чиновники и слуги .

В вестях нет связи. Верить им нельзя.

В них заключаются противоречья.

Мне пишут, что сто семь галер.

А мне,

Что их сто сорок.

У меня их двести.

Понятно, что подсчет разноречив.

Он сделан по догадкам, наудачу.

Но что турецкий флот плывет на Кипр,

На этом сходятся все сообщенья.

Да, это расхождение в числе

Не может нам служить успокоеньем.

В основе — правда, и она горька.

(за сценой)

Эй, эй, впустите!

Вестовой из флота.

Входит матрос .

Ну, как у вас дела?

Турецкий флот

Плывет к Родосу. Это донесенье

От Анджело сенату.

Господа,

Как нравится вам эта перемена?

Нелепость. Это для отвода глаз.

Какая-то тактическая хитрость.

Для турок Кипр важнее, чем Родос,

И Кипром овладеть гораздо легче.

Родос — твердыня, Кипр — не укреплен,

Не так наивны турки, чтоб не видеть,

Где вред, где польза, и не отличать

Полнейшей безопасности от риска.

Нет, нет, конечно, цель их не Родос.

Еще один гонец.

Входит гонец .

Дож и собранье!

Свершивши на галерах переход

К Родосу, турки здесь соединились

С другой эскадрой.

Вот вам, господа.

Я так и знал. Большое подкрепленье?

Судов по тридцати. Все сообща

Опять открыто повернули к Кипру.

Синьор Монтано, верный ваш слуга,

Доносит вам, что не изменит долгу.

Конечно, к Кипру. Я вам говорил!

Что, Марк Лукезе5 в городе?

В отъезде.

Он во Флоренции.

Послать за ним.

Потребовать письмом, пускай вернется.

А вот Брабанцио и храбрый мавр.

Входят Брабанцио , Отелло , Яго , Родриго и сопровождающие .

Отелло доблестный, мы вас должны

Немедленно отправить против турок.

Брабанцио, я не заметил вас.

Нам вашей помощи недоставало.

А я нуждаюсь в вашей, добрый дож.

Не обижайтесь, но, сказать по правде,

Я по другой причине во дворце.

Не должность подняла меня с постели.

Меня сейчас волнует не война.

О нет, совсем особая забота

Все мысли поглотила у меня.

Ни для чего не оставляя места.

Но что случилось?

Дочь, о дочь моя!

Что с ней?

Она погублена, погибла!

Ее сманили силой, увели

Заклятьем, наговорами, дурманом.

Она умна, здорова, не слепа

И не могла бы не понять ошибки,

Но это чернокнижье, колдовство!

Кто б ни был вор, вас дочери лишивший,

А вашу дочь — способности судить,

Найдите сами для него страницу

В кровавой книге права и над ним

Вершите приговор. Я не вмешаюсь,

Хотя бы это был родной мой сын.

Душевно благодарен. Вот виновник.

Тот самый мавр, который вызван к вам

По вашему приказу.

Очень жалко!

(Отелло)

Что вы нам возразите?

Ничего.

Он уличен.

Сановники, вельможи,

Властители мои! Что мне сказать?

Не буду спорить, дочь его со мною,

Он прав. Я браком сочетался с ней.

Вот все мои как будто прегрешенья.

Других не знаю. Я не говорун

И светским языком владею плохо.

Начавши службу мальчиком в семь лет,

Я весь свой век без малого воюю

И, кроме разговоров о боях,

Поддерживать беседы не умею.

Однако вот бесхитростный рассказ

О том, при помощи каких заклятий

И тайных чар завлек я дочь его,

Как жаловался вам мой обвинитель.

Судите сами, как не обвинять?

Шагнуть боялась, скромница, тихоня,

И вдруг, гляди, откуда что взялось!

Все побоку — природа, стыд, приличье,

Влюбилась в то, на что смотреть нельзя!

Немыслимо такое утвержденье.

Здесь происки и козни налицо.

Ручаюсь, он ее поил отравой

И волю сонной одурью сковал.

Ручаться мало. Это голословно.

Упреки ваши надо доказать.

Для обвиненья я не вижу данных.

Отелло, говорите ж наконец!

Действительно ль тут были ухищренья,

Иль это безобидная любовь,

Как зарождается она в беседе

Души с душой?