Вот какая жизнь ждала Лидию на улице Сент-Круа. Жизнь во многих отношениях горькая по сравнению с прошлым, жизнь чудесная после тех страшных недель, которые ей пришлось пережить. Прошло немного времени. Лидия опять взялась за воспитание дочерей, которое она поневоле запустила, принялась также школить Батистину. Иногда под вечер прибегал Флоран, но ни разу не мог остаться переночевать. Нередко Лидия и сама навещала его в батальоне.

Наконец настала долгожданная минута. Однажды утром, в ранний час, еще до рассвета, Лидия вдруг проснулась. Отогнав страшные видения, ее пробудил такой знакомый звонок у входных дверей. Несомненно, пришел Флоран. Она выбежала в ночной сорочке, закутавшись кое-как в шаль.

- Дорогая Лидия, мне дали отпуск. И, возможно, меня уволят вчистую.

Он сказал это с замечательным своим хладнокровием, и тут только жена заметила, что на нем штатское платье, а не мундир, в котором она столько раз видела его во сне смертельно раненным, истекающим кровью. Она стала упрашивать его отдохнуть, переодеться в халат. Напрасные слова - он сразу же приступил к житейским делам.

- Душенька, ведь это первый день я свободен с тех пор, как ты приехала в Париж. Выпей чашку шоколада, оденься, и мы с тобой пойдем в церковь к ранней обедне. А потом я повезу тебя на кладбище Мон-Луи. Меня уведомили, что наш мавзолей закончен.

И они отправились. Оборванную нить существования они связали крепким узелком в самой сердцевине опустошенной страны. Семейные традиции уцелели, несмотря на поражение, - они оказались более долговечными, чем целые армии. Мавзолей, о котором мог только мечтать Буссардель старший, отец Флорана, перед тем как отойти в лучший мир, теперь был воздвигнут, высился стройный и прочный среди развалин земной юдоли.

Флоран Буссардель дотронулся до руки своей жены, она не заметила этого, он сжал ей запястье.

- Приехали! - сказал он.

Извозчик пустил лошадей шагом; заняв место в веренице экипажей, кабриолет подкатил ко входу в сад Тюильри.

Лидия открыла глаза, увидела улыбающегося Флорана и спрятала лицо у него на плече, радуясь, что теперь уже всегда оно будет ей опорой.

- Я задремала. Извини, пожалуйста... Ведь я нынче встала очень рано.

Совсем очнувшись, она осмотрелась, увидела, где они находятся и кто на них смотрит. Тотчас же она выпрямилась как подобало и поправила ток. Но, должно быть, какие-то обрывки сновидений еще не изгладились из ее памяти, ибо она добавила грустным тоном:

- Боже мой! Вот так бы, кажется, спала и спала, Целые месяцы спала бы.

- Бедненькая моя! - сказал Флоран.

III

Детей разыскали без труда. Лидия сказала няне, в какой части сада они должны играть, - не выходя оттуда. Она хорошо знала Тюильри. Хотя ей уже целый год не приходилось бывать здесь, она полагала, что события не очень изменили вид этого парка и привычки его завсегдатаев; люди, любившие там прогуливаться, вероятно, опять завладели парком. И она не ошиблась в своих предположениях. Тем более что оккупационные войска очистили Тюильри: в конце июля ушел корпус графа фон Зитцена, расположенный здесь на бивуаках, а гвардия прусского короля, сменившая его в Париже, нашла себе более удобное место для стоянки. На золоченых пиках дворцовой решетки уже не сушилось выстиранное белье пруссаков. Тюильри вновь стал прежним Тюильри, то есть прекрасным садом, где каждый находил то, что ему нравилось, и где легко было избегать простонародья и бесстыжих женщин, для чего не следовало только заглядывать в некоторые уголки.

- Гуляйте между дворцом и той красивой аллеей, что идет к реке, приказала Лидия няне.

Батистина, конечно, не посмела ослушаться хозяйки. Вдруг она увидела, как девочки, вырвавшись у нее из рук, побежали навстречу родителям, которых они заметили в толпе, и бросились в их объятия.

- Нам очень было весело! - объявили они.

Лидия с любовью глядела на них, целовала с нежностью. Она прекрасно знала, как они нуждаются в ласке и радостных впечатлениях, чтобы забыть страшные картины, которые они видели недавно. Они и в самом деле были хорошие дети. Старшей дочери, Аделине, шел седьмой год, но, верно, в тяжелые времена дети развиваются быстрее; сказывалась тут также и постоянная близость с матерью, снедаемой заботами, - словом, девочка казалась старше своих лет, была рассудительна, степенна и даже немного печальна, а маленькая Жюли при всей своей шаловливости легко поддавалась воспитанию.

- Маменька, - сказала Аделина, - а можно нам теперь покататься? Такие красивые колясочки, и в них запряжены козы!

Мать еще дома обещала доставить им это удовольствие, но потребовала, чтобы они дождались ее: она хотела сама сопровождать колясочки, боясь, как

бы не случилось какой беды. Ведь она всегда теперь ждала самых страшных несчастий... Она повела дочерей к будочке. Флоран не пошел с ними.

- Я ненадолго отлучусь. У меня тут небольшое дело, - сказал он, указывая на террасу Фельянов.

Вернулся он очень скоро, как раз успел снять дочерей с коляски, на которой они торжественно восседали, и, поставив их на землю, спросил:

- Ну как, проголодались? Сейчас пойдем завтракать.

Девочки захныкали: "Так рано идти домой!" Отец сразу остановил их жалобы.

- А кто вам сказал, что мы пойдем домой? Папа поведет своих умных девочек в ресторан!..

Поднялся веселый писк. Жюли запрыгала от радости. Лидия, которая была посвящена в тайну предполагаемого кутежа, ожидала, что они пойдут в ресторацию, которую ей рекомендовала доброжелательная соседка Рамело, - в двух шагах от Тюильри, возле Нового рынка.

- Нет, мы пойдем не туда, - возразил Флоран.

- Ах, друг мой, куда же?

- К Вери.

Наступило молчание. Имя ресторатора, конечно, ничего не говорило девочкам, а мать онемела, услышав его.

- К Вери? - переспросила она наконец. - Что ты, Флоран, ты, верно, не подумал...

Наоборот, прекрасно обо всем подумал. Мы пойдем именно к Вери. Надо хорошенько отпраздновать мое возвращение. Я уже попросил оставить мне столик. Не тревожься, - сказал он жене, понизив голос. - Я справился, какие у них цены.

- И что же?

- Можно себе позволить. Один-то раз! Дороговато, но зато у Вери. Теперь это очень модная ресторация. В особенности после перемирия.