– А меня и такая устраивает, – весело ответил Паук, скаля крупные, как у лошади, зубы, казавшиеся особенно белыми на темном от вечного загара лице.

Абзац плюхнулся на скрипучее сиденье и грохнул дверцей. В этой машине был заведен свой порядок, который полностью соответствовал характеру ее хозяина. На сиденья здесь не садились, а плюхались, двери не закрывали – ими грохали изо всех сил, а если нужно было, скажем, положить на приборную доску пачку сигарет, то ее не клали, не пристраивали и даже не бросали, а небрежно швыряли – по возможности так, чтобы парочка сигарет при этом выскочила наружу и свалилась на пол. Но зато и машина эта не ползала, не ездила и не каталась – она летала в самом буквальном смысле этого слова.

Паук был худым, длинноруким и длинноногим парнем лет двадцати пяти с растрепанной волнистой шевелюрой до лопаток и довольно редкими усами и бородой, которые он каким-то таинственным образом все время поддерживал в полуотросшем состоянии. Лицо у него тоже было длинное, худое и смуглое, волосы черные, а глаза все время скрывались за узкими каплевидными линзами черных с радужным отливом очков. Эти очки и впрямь делали Паука похожим на какое-то диковинное насекомое – потенциально очень опасное, но в целом веселое и дружелюбное. Нос у него был сломан и заметно свернут набок в какой-то давней аварии, над левой бровью светлела извилистая полоска довольно длинного шрама, а на кистях рук можно было разглядеть следы сильных ожогов – разумеется, только в тех нечастых случаях, когда Паук снимал кожаные автомобильные перчатки.

Он вообще отдавал предпочтение одежде из натуральной кожи, этот беспечный погонщик полосатого монстра. Одевался он, как байкер из голливудского боевика – не хватало разве что стальной немецкой каски с рожками. Все остальное было на месте: заклепки, цепи, какие-то кроличьи лапки на поясе, беличьи хвосты на воротнике и даже натуральный Железный Крест, снятый, если верить самому Пауку, прямо с останков какого-то эсэсовца вместе со ржавым «парабеллумом», кокардой с черепом и серебряным портсигаром с орлом и свастикой.

Начинал Паук в возрасте тринадцати с половиной лет в качестве «черного следопыта». Начало, как водится, было трудным. Старшие товарищи, для которых походы по местам сражений второй мировой в поисках военных трофей, были не развлечением, а серьезным бизнесом, гнали наглого сопляка взашей, если у него не хватало ума вовремя убраться с их дороги. Пару раз его чуть не пришили – на полном серьезе, как взрослого. В него стреляли из кустов, и он стрелял в ответ из древнего ППШ, который только вчера выкопал из белой карельской глины и всю ночь чистил при мерцающем свете костра…

Потом игры кончились, и Паук занялся делом. Он понял, что грабить лежалые трупы – занятие не для него. В экспедициях за хабаром его всегда волновало только оружие. Паук трепетно любил это железо и с первого взгляда на кусок ржавого металлолома мог определить не только марку и калибр ствола, но и перспективы восстановления «игрушки»: сможет ли она еще когда-нибудь стрелять, или ей суждено висеть на ковре в гостиной в качестве бесполезного украшения.

Теперь перед Абзацем сидел один из крупнейших в Москве торговцев оружием – розничных торговцев, разумеется. Оптовыми поставками, насколько было известно Абзацу, государство предпочитало заниматься самостоятельно.

Когда Абзац утвердился на скрипучем сиденье с подранной обивкой, Паук толкнул вперед рычаг переключения передач, вдавил в пол кабины педаль акселератора и плавно отпустил сцепление. Двигатель сипло взревел, и машина прыгнула – не как зебра, которую она напоминала раскраской, а как голодный лев во время охоты. Абзаца вжало в спинку сиденья, и он с трудом подавил в себе желание зажмуриться.

Это желание возникало у него всякий раз, когда ему приходилось ездить с Пауком.

Разогнавшись как следует, Паук ударил по тормозам и резко крутанул руль, заставив машину развернуться на месте. Привычный к такому обращению внедорожник опасно накренился, на мгновение замер, шатко балансируя на двух колесах, с грохотом опустился на все четыре и устремился по улице в противоположном направлении, как диковинная полосатая пуля, выпущенная из ружейного ствола.

– Черт возьми, – не удержался от комментария Абзац. – Когда-нибудь ты обязательно угробишься.

– Факт, – снова блеснув зубами, согласился Паук.

– Ну и что? Все мы рано или поздно угробимся.

Про тебя, например, я слышал, что ты уже угробился. А ты – вот он. Жив, здоров и невредим.

Абзац немного поерзал на сиденье, пытаясь принять более свободную позу. Он любил скорость и частенько водил машину на пределе возможностей, но одно дело – сидеть за рулем, и совсем другое – быть бесполезным грузом, не оказывающим никакого воздействия на ход событий. Кроме того, до Паука ему было далеко. Этот бешеный тип не жалел ни машину, ни себя, ни пассажиров. Было замечено, однако, что в аварии он попадал исключительно во время своих сумасшедших гонок по бездорожью, когда был в машине один и действительно выжимал из нее все, что можно. На его совести не было ни одного сбитого пешехода, хотя в это было трудно поверить.

– Ты когда-нибудь починишь глушитель? – орал Абзац, перекрикивая рев двигателя. – Это же все равно, что сидеть внутри динамика во время концерта «Металлики»!

– Обожаю «Металлику!» – весело скалясь, прокричал в ответ Паук. – А глушитель я починил! Вывел его наверх, как у трактора, чтобы за кочки не цеплялся! Я же не виноват, что он опять отлетел!

Прикинь: выскакиваю из оврага, а тут канава! На хвосте у меня Заяц на своей развалюхе, справа Прыщ наседает… Перепрыгиваю канаву, а тут из-за бугра вылетает этот трахнутый Лось на своем трахнутом «хаммере», и прямо в меня, как капитан Гастелло во вражескую колонну! Ну, отвернуть-то я успел, но, видишь, не до конца. Глушителю не повезло.

– Как всегда, – заметил Абзац.

– Ну, натурально! – со смехом согласился Паук.

Абзац не стал ничего говорить, решив отложить разговор до более удобного момента. После имевшего место краткого обмена репликами у него уже саднило горло, как будто он командовал дальнобойным орудием во время массированного артобстрела, и продолжение беседы грозило полной потерей голоса.