– Вы зря печалитесь о людишках, – ни с того ни с сего начал старец. Его глаза были опущены, теперь один из властелинов мира глядел не на фривольную фреску, а в прозрачный, хрустальный и вместе с тем наполненный мраком пол. – Людишки – это не просто жалкие амебы, червячки, муравьишки… если б было так, я печалился вместе с вами над малыми и убогими, жалкими и ничтожными. Но, к сожалению, это не так. Вы плохо знаете людей, вы всегда были далеки от них. Вы парили в небесных высях, далеко от грешной Земли. Вы – покоритель и освоитель Вселенной ради людей! Вы и не могли их представлять иначе как носителей тепла, света, знаний. Духа, в конце концов. Ведь если не так, то и покорять да осваивать для них ничего не надо?! Теряется смысл вашего существования, всей вашей работы, борьбы, если хотите. Вот в вашей голове и забит гвоздем этот идеал – нелепый, ложный, смещной… но нужный вам. А все, молодой человек, совсем не так. Людишки – это болезнь Мироздания, это хищные и свирепые, разрушительные вирусы, которые вторглись в здоровый и почти беззащитный организм Вселенной. Они источают его изнутри. Они – обреченные своей врожденной патологией на вымирание, умерщвляют все вокруг себя. При этом каждый червь, каждая амеба – "– это сосуд зависти, злобы, мерзости, эгоизма, подлости, вожделений…

Иван не выдержал и закричал во всю глотку:

– И такие как вы правят миром?! Человеконенавистники?! Господи, избавь меня от этой мерзости в мой последний час! Я не желаю слушать тебя, выродок!

Старик пропустил ругательства мимо ушей, даже бровь не колыхнулась, ни один мускул на лице не дрогнул. Он смотрел в черный пол, а мысленно нависал над жалкой и обреченной Землей всевидящим оком, десницей вершителя. Старик был самоуверен и самонадеян. И на то, судя по всему, имелись причины.

– Да, миром правим мы. Ибо слизни не могут править миром. Слизни могут лишь ползать в своей мокроте и жрать друг друга. Вы не знакомы с механизмами власти.

Вы наивны до трогательности. О, я ценю мечтателей и идеалистов. Их очень много среди слизней. Это они помогают нам, это они внушают людишкам, что наверх идут лучшие, что это отбор – самые умные, выдержанные, человеколюбивые, блюдущие заповеди Божьи и традиции людские – они становятея пастырями человеческими и ведут невидящих, ибо видят. Это сказки для несмышленышей, молодой человек. Вот вы сказали – выродок? А это означает лишь одно – не такой, как все, презревший обычаи человеческие и мораль человеческую, По-вашему, выпавшие из общества… А по-нашему, поднявшиеся над ним. Чтобы править людишками надо быть выродком! Надо быть не таким как они! Они подлы и мерзки? Надо быть в стократ подлее, и это будет уже не подлость, это будет нечто небъяснимое, сверхъестественное. Они жестоки и беспощадны? Надо быть в тысячу крат беспощадней, и ты встанешь над ними.

Надо презреть все людское, возвыситься над ним. И тогда то, что всегда будет оставаться для них пороком, возвысит тебя, укрепит и даст власть над ними. И они, забыв, что ты выродок их же общества, будут смотреть на тебя снизу вверх и боготворить тебя! Это потаенные пружины власти, молодой человек. Миром правят те, кого вы называете выродками! Они выше невыродков! Есть вещи, о которых не принято говорить, которым не обучают ни в школах, ни в гимназиях, ни в университетах. Но мало-мальски знающий природу человеческого общества все видит. Вы возьмите стадо бабуинов – у них ведь тоже сложная иерархия: старые самцы, средние, молодые, старые самки, молодые, детеныши – каждый знает свое место в стаде, самцы имеют самок строго по иерархии, наказывают младших по своему положению, все как у людей. А наверху вожак – он властвует надо всеми, он вершит расправу надо всеми. А чтобы все в стаде понимали его власть, он не имеет самок, он насилует самцов, показывая, что он выше их, что и они для него самки. Он это делает не по учебникам и не из умствований. Он просто выродок, по вашей морали. Но сильный выродок, и потому он выше всех. Нормальные правят на уровне своей семьи, маленькой группки. Но чем выше – тем больше вырождения. Властитель – всегда выродок. Он делает то, что не осмелится сделать невыродок. И потому он всегда сильнее. Для него нет запретов, нет норм, нет заповедей, нет морали. Он выше всей этой мишуры. И потому он чист и высок. А вся эта гнусь, копошащаяся у него под ногами, создающая себе нормы и заповеди и все время преступающая их, кающаяся, не понимающая законов Мироздания, пожирающая друг друга, мелка, отвратительна и никому не нужна. Не налоге жалеть!

– Ты подлец! – закричал Иван. – И ты сам сдохнешь, когда придут негуманоиды! Сдохнешь!!!

– Вот вы ничего и не поняли, – сокрушенно проворчал старик, отрывая глаза от хрустального пола. – А я так старался.

– Люди – не стадо бабуинов! И не слизни!

– Люди значительно хуже и бабуинов и слизней. Сравнивая их с этими тварями, я облагораживаю их и возвышай). Люди – это худшее, что породила Вселенная. Это раковая опухоль Космоса – человечество, будто раковые клетки, разрастается, разбухает, все уничтожает вокруг себя, убивает. Придут врачи и немного полечат нашу Вселенную!

Давно пора. Им со стороны виднее. Для них тридцать-сорок миллиардов амеб не проблема. Ну что такое – вырезать спасительным скальпелем несколько десятков миллиардов раковых клеток?!

– Когда я был в Системе, – немного успокаиваясь, произнес Иван, – никто не говорил об излечении нашей больной Вселенной. Они собирались прийти и очистить место для себя. Что ты все врешь, гнусный старикашка!

Иван лежал лицом вверх, весь опутанный шлангами и проводами. Плаха-распятие уже начинала слегка нагреваться. Головоногий суетился у приборов. Он не разговаривал с Иваном. Да и о чем можно говорить с куклой! В Системе головоногий был совсем другим. Иван не видел, как в хрустальном полу двумя кровавыми огоньками высверкнули глаза гиргейской клыкастой рыбины. Но он ощутил ее присутствие. Наблюдатели! Чтоб их дьявол побрал! Наблюдатели из иного мира, из иной Вселенной! Довзрывники или Бог их знает кто! Почему они повсюду? Почему они не вмешиваются? Или они тоже считают, что «людишки» не достойны жизни, что надо очищать от них Мироздание?!

Нет, у бесстрастных наблюдателей не бывает таких глаз.

Плаха наминала медленно вращаться вокруг своей вертикальной оси. Движение было еле заметным. Но для Иваиа оно стало знаком – это начало конца. Он попробовал еще раз вырваться. Мышцы свело от титанического напряжения, захрустели кости, из-под ногтей потекла кровь, лопнула кожа на плече и на запястье, он чуть не свернул себе шею, но не смог ослабить пут.

– Все форточки закрыты, комаришка, – еле слышно произнес старик. – Тебе не улететь как в прошлый раз.

Ивана словно током прожгло.

– Кто ты?! – зжрал он.

Старик сидел, тихо-тихо смеялся. Глаза его были закрыты.

– Ты Верховник! – кричал Иван. – Я узнал тебя! Таких совпадений быть не может! Ты уже здесь?! – Ивану казалось, что разум его помутился, что он снова в Системе, что Верховник, этот огромный, исполинский старец, выкованный из железа и рассыпающийся как глина, поднимется сейчас со своего блистательного и непостижимого трона, возьмет в лапы здоровенный двуручный меч… И он полетит, полетит сквозь уровни, ярусы, времена и пространства, а и след ему будет грохотать старческий надменный смех, Опоздал! Он так ничего и не успел сделать. Они пришли!!!

– Вы ошибаетесь, молодой человек, – вяло ответил старик, – я не верховник. И тот, кого вы так называете, тоже никакой не верховник. Но он был здесь, он был во мне своей частицей. Вы же знаете от него, что он может одновременно присутствовать в разных местах, разделенных миллионами парсеков. Это просто один из них. Не надо быть слишком умным, чтобы понять – насколько они совершеннее людишек. Они по праву придут сюда и по праву займут место, которое занимали недостойные.

– Ложь! – не сдавался Иван. – У них нет хода в нашу Вселенную! Он не мог быть здесь!

– Вот и заблуждаетесь. Ход давно есть. Они просто не спешат. А ему помогали наши общие друзья. Какой же вы недогадливый, а еще говорят, что перед смертью у людишек проясняются мозги. Врут все!