А на карте вспыхивает уже новая лампочка. Теперь на юге Аппенинского полуострова. И снова диспетчер нажимает па кнопку видеотелефона:

— Неаполь? Через двадцать четыре часа начинается извержение Везувия. Ожидаются выбросы лавы. Обеспечьте эвакуацию людей.

И так день за днем, час за часом.

Вот сигнал с одного из металлургических заводов: в районе завода иссякают запасы оловянных руд. Укажите возможные пункты новых месторождений.

Быстрый взгляд на объемную карту. Команда электронно-вычислительной машине. И диспетчер включает видеотелефон:

— Завод? В ста семидесяти километрах к юго-юго-востоку, пункт такой-то, на глубине двух с половиной километров — рудное тело касситерита. Запасы — десять миллионов тонн. Качество руды такое-то. Если не устраивает, в трехстах километрах к западу на глубине полутора километров — жилы со станниновым оруденепием. Запасы — сорок миллионов тонн. Качество руд такое-то…

Люся хлопала вместе со всеми. Хорошо выступил Саша. Но почему никто не скажет о главном источнике радости? Она подняла руку.

— Слово Андреевой!

Люся сразу оробела, увидев сотни устремленных на нее глаз… Где-то здесь был и Юрий Дмитриевич, но в его сторону она боялась и взглянуть.

«Только бы не оскандалиться, только бы не забыть, не спутаться».

— То, что труд, работа всегда останутся главным у человека, кажется, ни у кого уже не вызывает сомнений, — начала Люся. — Но вот вопрос — любая ли работа, даже самая интересная, может дать человеку радость? Ведь люди, которые строят тюрьму, тоже работают… Я думаю, что только труд, приносящий людям счастье, может стать источником радости и счастья. Однако радость людям можно доставить не только трудом. Ее можно доставить и чутким отношением, заботой, дружеским участием, просто добрым словом. Но как скупы еще на это, к сожалению, мы, люди сегодняшнего дня. Словом, я считаю: главное, что будет отличать человека будущего, — эго стремление и умение доставлять людям радость.

Что говорил выступивший за ней Борис Силкин, Люся почти не слышала. До сознания дошли лишь последние слова:

— …Все это одни теории. А пока человек работает потому, что ему за это платят, и старается устроиться там, где платят побольше.

Стало шумно. Тщетно Андрей пытался добиться порядка. Тогда поднялся Воронов. В зале наступила тишина.

— Мне хочется поделиться своими соображениями по некоторым поднятым здесь вопросам, — начал он негромким голосом. — Здесь, я полагаю, можно говорить обо всем, что так или иначе относится к теме сегодняшнего диспута. Поэтому я начну несколько издалека.

Как вы считаете, кто больше счастлив — тот, кого любят, или тот, кто любит?

Аудитория насторожилась.

— На этот вопрос, — продолжал Воронов, — насколько мне известно, отвечают по-разному. Есть люди, которые считают, что любовь является чуть ли не благодеянием по отношению к любимому человеку. Я не разделяю такого мнения. По-моему, счастлив тот, кто любит. А уж если говорить о благодеянии, то оно исходит от того, кто дает радость любви. Воронов на минуту остановился.

— Теперь скажите, как вы думаете, — снова заговорил он, — можно ли свою работу, точнее свое дело, любить так же страстно, так же самозабвенно, как мы любим дорогого нам человека? Уверяю вас, можно! И если кто-нибудь из вас не испытал ничего подобного, то лишь потому, что вы еще не встретились с таким делом. Ведь и с человеком, которого можно полюбить по-настоящему, наверное, не каждый из вас еще встретился, хотя все вы, наверняка, не теряете на это надежду.

Лицо Воронова сделалось серьезным.

— К сожалению, у нас еще слишком часто бывает так, что человек не находит любимого дела до конца жизни. А отсюда и высказывания, подобные тому, какое мы только что слышали. Отсюда и рассуждения о каких-то неведомых «удовольствиях» и «радостях жизни», и поиски этих «удовольствий», которые приводят иногда к самым печальным последствиям.

Вот с этим-то никто не столкнется в будущем: каждый человек там будет заниматься только любимым делом. И оно действительно станет источником величайшей радости и счастья. Но можно ли сказать, что в будущем человека ждет одна работа? Казалось бы, раз она доставляет тебе радость, так и сиди над ней с утра до вечера. И все-таки этого не будет по той причине, о которой очень хорошо сказала Андреева. Человек будущего станет заботиться не только и даже не столько о своих удовольствиях, сколько о том, чтобы доставить удовольствие другим людям. Это радость высшего порядка. И она, к сожалению, еще не всем пока доступна. Но именно ее я вижу главной движущей силой для людей будущего. Вот почему свою радость от творческого труда они начнут соизмерять с тем, какую радость доставляет этот труд другим. А время, отдаваемое труду, — с тем временем, которое они должны посвящать товарищам. Ибо человеку нужны не только результаты твоего труда, но и ты сам, твое общество, твое внимание, твоя забота, твой ум, твое умение делать жизнь интересной и красивой.

Провожаемый аплодисментами, Воронов сошел с кафедры. Ему. передали записку. Он развернул ее и грустно усмехнулся:

— Здесь вот спрашивают меня: «Юрий Дмитриевич, вы сказали, что труд не должен занимать все время человека. Но ведь вы сами только и делаете, что работаете, даже ночью. Как согласовать это с вашим выступлением? Студенты четвертого курса».

Он сделал небольшую паузу.

— Согласовать просто. Я говорил о человеке будущего. Что же касается меня самого, то, видимо, я еще далек от него.

После диспута не спешили расходиться. И Люся решилась подойти к Воронову. Но вокруг него уже сгрудилась толпа ребят. Они о чем-то расспрашивали его, наперебой делились впечатлениями от диспута. Люся остановилась: разве до нее ему теперь… Но он заметил ее сразу, приветливо кивнул головой:

— Вы выступили хорошо! — Люся густо покраснела. — Да-да, и сказали именно то, что было нужно, — Воронов улыбнулся.

Люся осмелела:

— Юрий Дмитриевич, я хотела спросить вас насчет…

— Насчет работы у нас на кафедре?

Да.

— Я как раз привез для вас тему. И какую! Так что зайдите ко мне завтра сразу после занятий. И пригласите с собой Степанова. Ему я тоже должен дать задание. А точнее, задание у вас будет общее. Будете работать над одной проблемой.

Свет появился неожиданно и был так ярок, что Саша, глаза которого привыкли к мерцанию свечи, невольно зажмурился.

— Вот уж не думала, что ты света боишься! — сказала Люся.

— Прошлой зимой набивал патроны, порох воспламенился. С тех пор и жмурюсь.

— Так это у тебя от пороха точки на лице?

Он кивнул.

— А больно было?

— Не очень. Только испугался — не ослепнуть бы. — Саша взглянул на часы. — Девять доходит! Сейчас библиотеку закроют.

— Но мы уже почти все подобрали.

— Хорошо, у Анны Петровны свеча нашлась, а то пропал бы вечер… Так что еще нам осталось? Да, этот англичанин. — Саша порылся в каталоге. — Вот! — протянул он Люсе карточку. — Выписывай быстрей.

Потом обратился к библиотекарю:

— Анна Петровна, кончаем. Последняя книжка…

— Саша, как ты думаешь, почему Юрий Дмитриевич дал эту тему нам двоим? — спросила Люся, когда они спускались с лестницы.

— Тема большая. Столько измерений, расчетов. И теоретическая сторона не простая. Одному не потянуть. А Петьку Вадим себе забрал. Я даже обиделся на него сначала…

— А теперь?

— Сама видишь, здорово получилось!

— А это не ты предложил Юрию Дмитриевичу?

Саша даже остановился от неожиданности:

— Как я? Он же нас сразу обоих вызвал. А… почему ты об этом спрашиваешь? Да разве я мог бы это сделать?

— А почему бы нет? Помнишь, осенью ты делился со мной своими планами…

Саша нахмурился:

— Осенью… Мало ли что было осенью. В общем, так: эта половина книг — тебе, а этими займусь я. Потом поменяемся, — он протянул ей стопку книг.

Люся расстегнула сумочку: