Бойцы отряда сидели в традиционной позе, на коленях, положив руки ладонями вверх. Со стороны они казались совершенно невозмутимыми: ученики внимают наставнику, проводящему инструктаж.

Однако утро было отнюдь не таким безмятежным. На помосте, где обычно восседал инструктор, стояла дюжина стульев, на которых сидели важные гости из корпорации. Но что еще существенней, это был не инструктаж, а официальная передача властных полномочий от Кумо Тидуэлу.

Тидуэл был раздражен и чувствовал себя не в своей тарелке. Раздражался он оттого, что всегда терпеть не мог пространных речей, особенно если предметом обсуждения был он сам. А нервничал потому, что ему предстояло впервые выступить перед отрядом в качестве официального командира.

Все речи произносились на английском, правда, от этого они не становились менее нудными. Инструктаж также проводился на английском: одним из непременных условий при отборе бойцов было умение бегло говорить по-английски. Тидуэл скривился и снова уставился на помост. Боссы из корпорации были похожи друг на друга как близнецы, на бесстрастных лицах ни малейшего выражения чувств — только внимание. В неприятной обязанности присутствовать на церемонии был единственный плюс — возможность поучиться восточной непроницаемости. Как слышал Тидуэл, восточные люди относятся к европейцам с некоторым презрением: те забавляют их своей непосредственностью и откровенностью в проявлении своих эмоций и мыслей. Для восточного человека главное правило жизни и хорошего тона — это самообладание.

Слегка повернувшись, Тидуэл украдкой взглянул на Клэнси, застывшего сзади по стойке «смирно». Это было воплощение западного варианта восточной непроницаемости — военный человек. Спина прямая, глаза смотрят вперед, лицо словно маска. Несомненно, в душе у Клэнси бушевала настоящая буря, но глядя на него, Тидуэл не мог сказать, о чем тот думает. Неожиданно Тидуэл понял, что в данный момент главное действующее лицо на сцене — это он сам. Смешавшись, он быстро оглядел передние ряды. И тут его взгляд упал на Кумо.

Кумо по случаю торжества был в парадном облачении. Из-за пояса под углом, непривычным для европейского взгляда, торчал самурайский меч. Тидуэл слыхал, что этот меч передавался в роду Кумо от главы семьи к главе семьи на протяжение пятнадцати поколений.

Кумо придерживал меч почти с религиозным благоговением. Меч был древнее, чем генеалогическое древо семьи Тидуэла, и, казалось, его окружала собственная кровавая аура. Тот, кто не верит, что оружие может вобрать в себя частичку души своих прежних владельцев, что оно не впитало кровь убитых им жертв, кто не знает, что у любого клинка свой характер, своя особенность, — тот никогда не держал в руках оружие с древней историей. Тидуэл внезапно возвратился к реальности. В этот момент оратор отступил от микрофона и выжидающе посмотрел на Тидуэла, как и все присутствующие в зале. Похоже, Тидуэл настолько отвлекся, что пропустил собственный «выход». Он медленно поднялся, нарочно стараясь потянуть время, чтобы собраться с мыслями, шагнул к краю помоста и, отодвинув микрофон, напрямую обратился к бойцам отряда. Легкий сквознячок задрал рукава кимоно бойцов, однако сами они не шелохнулись, не дрогнули ни единым мускулом.

— Япония рождала самых блистательных воинов мира. Самураи, ниндзя стали легендой благодаря своей доблести и отваге в бою.

По-прежнему никакой реакции. Тидуэл внутренне сжался. Ну сейчас я вам врежу!

— И в то же время Япония всегда имела самую скверную армию в мире! Бойцы застыли в безмолвии. Лица по-прежнему были точно изваяны из камня.

— Японская армия всегда терпела поражение потому, что ее бойцы сражались как сборище отдельных личностей, индивидуалов, каждый сам по себе. Вы мастера воинских искусств. Вы тренируете мускулы вашего тела, ваши члены для того, чтобы они работали согласованно, помогая друг другу. Как можно вступать в бой, если ваши руки и ноги не повинуются вашему мозгу и двигаются хаотично и бесконтрольно?

Аудитория нехотя посмотрела на Тидуэла, пытаясь понять, куда он клонит.

— Точно так же дело обстоит и с армией: армия воюет эффективно только в том случае, когда бойцы действуют скоординированно, во взаимодействии друг с другом.

Все. Он сказал, что хотел. Теперь надо немного отступить назад.

— Различные цивилизации породили разные боевые стили. Я здесь не собираюсь дискутировать на тему, какой боевой порядок лучше, поскольку каждый порядок хорош в определенное время и в определенном месте. Главное в другом — понять, какой порядок необходим в данной конкретной ситуации. А потому руководство дзайбацу приняло решение — назначить меня вашим командиром. Я буду тренировать вас, и я поведу вас в бой.

Тидуэл отчетливо услышал скрип зубов.

— Вам предстоит участвовать в чрезвычайно специфичной, особой войне. Чтобы победить в ней, вы должны выкинуть из головы всю чепуху о национальной гордости и славе. Вы такие же наемники, как и я, и вы служите дзайбацу. А раз так, вы должны научиться воевать и мыслить так, как никогда прежде не делали. Чтобы вы смогли этому научиться, я отложил дату вступления в войну на два месяца.

— Я протестую, мистер Тидуэл.

Слова прозвучали тихо, почти мягко, но донеслись до самых последних рядов. В мгновение ока атмосфера наэлектризовалась. Кумо!

— Я не согласен со всем, что вы тут сказали.

Вот оно! Открытый вызов! Перчатка брошена! Тидуэл медленно повернулся к противнику. Кумо говорил очень вежливо, даже ласково, но само то, что он осмелился оборвать Тидуэла, — не говоря уже о том, что открыто выразил свое несогласие, — для восточного человека было столь же вопиющим и дерзким оскорблением, как для западного — орущий и хамящий на плацу сержант.

— В бою события разворачиваются слишком быстро, чтобы успевать их осмыслить. Если боец остановится, чтобы подумать, как ему двинуть ногой или рукой, все будет кончено прежде, чем он успеет принять решение. Именно поэтому мы в наших школах и оттачиваем автоматизм движений, чтобы каждая часть тела как бы имела свои глаза и свой собственный разум. Тогда боец обретает способность наносить удары с быстротой молнии — в любой благоприятный момент. Таким же образом мы тренируем каждого бойца: мы учим его быть самостоятельной единицей, способной принимать решения и действовать по обстоятельствам. Тогда ему не грозит опасность быть убитым из-за того, что его командир запоздает с решением или нарушится связь. Что же касается вашей «особой» войны, то тренированный и обученный боец должен уметь адаптироваться к любой ситуации. Вы отказываетесь признать это, а значит, ничего не смыслите в войне.

Тидуэл бросил короткий взгляд на чиновников из корпорации. Ни один из них не сделал ни малейшей попытки вмешаться или защитить его. Выпутывайся сам. Они явно хотели, чтобы Тидуэл и Кумо разобрались друг с другом один на один.

— Насколько я понимаю, вы подвергаете сомнению нашу с мистером Клэнси квалификацию? — Тидуэл постарался говорить столь же спокойно, как Кумо.

— А тут нечего и подвергать. После двух недель, что вы провели здесь, вы возомнили себя экспертом и пытаетесь внести изменения в систему обучения наших людей. И вы всерьез полагаете, что они пойдут за вами только потому, что начальники из корпорации велели им слушаться вас? Это просто ребячество. Единственный способ стать командиром настоящих бойцов — это завоевать их уважение. Уважение может быть только завоевано. И никакие приказы свыше вам тут не помогут. Ну а раз так, все ваши слова — пустой звук. Если вы лучше нас разбираетесь в приемах и методах боевых действий, то, может быть, соизволите доказать нам это на практике, победив кого-нибудь из наших бойцов? Тогда мы действительно убедились бы, увидев своими глазами, что вы годитесь на роль командира отряда.

Тидуэл стоял как громом пораженный. Неслыханно! Это только в бульварных романах главари банд бросают вызов своим подчиненным — «любому, кто думает, что сможет меня одолеть». В жизни же такого не бывает. Командиров назначают за их знание стратегии и тактики, а не за умение махать кулаками. Вряд ли Паттонnote 1, или Роммельnote 2, или Чингисхан, к примеру, были способны победить любого воина своей армии в рукопашной схватке. Ни один командир, будучи в здравом уме и трезвой памяти, не станет рисковать своим авторитетом, ввязываясь в драку. Он был готов отклонить вызов. Ведь он же признал превосходство японцев в бою один на один, оспорив только их групповую тактику. Но тут же передумал. Хотя это полное безумие, но он не может отвергнуть предложение Кумо. Это Восток. Отказаться от схватки — значит, расписаться в собственной трусости, потерять лицо. Нет, он должен принять бой и победить.