Он уже передавал этот приказ командирам плутонгов, коротко рявкая в эбонитовую трубку телефонного аппарата.

— Разумно ли это, сэр? — позволил себе усомниться в приказе коммодора флаг-офицер. — Мы рискуем сейчас слишком многим.

— Вот именно поэтому мы и должны сближаться, — отрезал Дадри. Коммодора просто бесила непонятливость флажка. Однако сейчас он решил объяснить ему смысл своих действий — это помогало хоть немного снять напряжение. — Враг теснит нас. Они рвутся к нашим танкерам. Это же ясно, как белый день. И мы не должны дать им достигнуть цели. Вы не забыли, что в танкерах не только наша нефть, но и солдаты генерала Нитена?

— Никак нет, сэр, — напустил на себя вид туповатого служаки флаг-офицер. Вот только получилось у него неубедительно. Врождённые аристократичные манеры и образование так и пёрли из него, разрушая весь образ.

Держать и дальше на земле танкеры было уже попросту глупо. Тут даже лорд Тенмар спорить не стал. Громадные цистерны их были заполнены сырой нефтью едва на две трети, а потому они легко приняли на борт отступающих с окраин города солдат генерала Нитена. Спасли и большую часть орудий и пулемётов, что те тащили с собой.

Транспортный корабль, на котором дивизия Нитена прилетела в Бадкубе, давно уже отправился на фронт. Там каждый такой был на счету из-за отступления котсуолдской армии к морю. Надо было вытаскивать из окружений и котлов, устроенных блицкриговцами, другие подразделения королевской армии.

Хардагар пребывал в самом наилучшем настроении. Откровенно говоря, он уже походил на опьянённого битвой маньяка. И это начинало нервировать Духовлада. С таким командиром жди беды.

— У этих ребят есть яйца, — рассмеялся небесный генерал. — Ну да у нас они покрепче будут. Машина, полный ход! Прорываемся к танкерам — пор устроить им хорошую головомойку.

— Они будут защищать танкеры любой ценой, — заметил Духовлад. — Разумно ли кидать все силы в лобовую атаку, если враг её ждёт?

— Плевать на разумность, — отмахнулся Хардагар. — Мы должны смести их! Ещё немного и наши торпедоносцы порвутся к их крейсерам, а после этого на них можно ставить крест. Жирный крест!

— Ты же сам говорил, что корабли у Котсуолда лучше тех, что мы можем тут выставить, — решил снова воззвать к разуму Хардагара Духовлад.

Но все усилия были тщетны. Небесного генерала опьянила битва и близость победы. Победы, которая может достаться слишком дорогой ценой. Это понимал Духовлад, но не Хардагар. Он лишь посмеялся над доводами взятого на борт чоновца.

— Зато у нас лучше аэропланы. Мы прижмём котсуолдцев к палубе, и тогда наши торпедоносцы нанесут удар. Приказ палубной команде готовить к взлёту все торпедоносцы эскадры!

Хардагар был пьян войной и сражением. Он был слеп.

Они следили за битвой через стёкла биноклей. Видно было не слишком хорошо, однако и приближаться к центру бушующего в небе кошмара у них особого желания не было.

— Собиратели, — произнёс таким тоном, будто выругался, князь Махсоджан, первым опуская свой бинокль. — Не думал, что они могли оказаться тут?

— Кто? — спросил у него фельдмаршал Онгемунд. — Собиратели? Кто это такие?

Ответил ему, как не странно, Иштуган-бей.

— Так называют раболовов из Жёлтой империи. Их корабли вылетают из-за Великой стены и грабят деревни в Степи и в Порте. Так далеко они никогда не забирались и это удивительно.

— После их набегов остаются пустые деревни, иногда даже небольшие города, — добавил Махсоджан. — Они забирают всех, кто может работать — сильных здоровых мужчин, женщин, детей. Калек и стариков оставляют на руинах. Потому свидетелей нападения раболовов из-за Стены достаточно много. В каждой семье и даже самых знатных родах есть те, кто попал за Стену в трюме корабля собирателей.

— Но что они забыли в Урде? — пожал плечами Онгемунд. — Для чего схватились с котсуолдцами? Они же рвутся к танкерам, как сумасшедшие. Я просто отказываюсь понимать происходящее.

Редко, очень редко чувствовал фельдмаршал армии Блицкрига свою беспомощность. Он всегда старался держать ход событий под контролем. Никогда не упускал ничего из виду. Но тут прямо перед его глазами разыгрывалось сражение, которого он не мог понять. Более того, фельдмаршал попросту отказывался понимать происходящее, ибо это был форменный бред. Украшенные шипами, длинными цепями и штандартами с неизвестными знаками корабли дрались в небе с котсуолдской эскадрой. Неужели это и есть та самая помощь, о которой говорил ночью человек с неприметной внешностью. Конечно, от герметистов можно было ожидать чего угодно, однако это выходило за границы Онгемундова воображения.

— Значит, фельдмаршал, — рассудительно произнёс Иштуган-бей, — это придётся принять. И использовать выгоды. Уверен, после боя мы сможем легко занять Бадкубе.

И тут Онгемунд почувствовал себя вдобавок ещё и очень глупо. На миг ему показалось, что командующий бейликской армией отчитал его будто желторотого мальчишку-кадета. И отчитал вполне заслужено.

Онгемунду оставалось лишь скрипеть зубами в немом негодовании. Возразить бейлику было попросту нечего. Он оказался прав во всём.

С каждым разом взлетать и вступать в бой становилось всё сложней и сложней. Корабли сошлись почти вплотную, поливая друг друга снарядами уже всех калибров. Заливались длинными очередями митральезы и пулемёты. Небо между двумя эскадрами было заполнено пулями, осколками снарядов и аэропланами.

Мы дрались в этом кошмаре, убивая друг друга. Теперь бой шёл уже на уничтожение. И ситуация обострилась до предела, когда враг поднял в небо торпедоносцы.

Они летели плотными звеньями. Их прикрывали все аэропланы противника. Они огрызались из пулемётов, хлеща небо плетьми длинных очередей. Но мы рвались к ним изо всех сил. Рвались, не жалея себя. Мы возвращались из каждой стычки на изрешечённых аэропланах. Двигатели «Ньюпоров» дымились, перегреваясь. Пулемёты захлёбывались очередями. Мы расстреливали цинки в считанные минуты, и на одну зарядку двигателя теперь приходилось по два-три возврата, чтобы пополнить боезапас.

— Страшно, — признался мне Редар. — Страшно там.

Он махнул рукой с зажатой меж пальцев сигаретой в небо. Над нами кипело сражение. Как раз в эту минуту на палубу пытался сесть чей-то «Ньюпор», причём со знаками различия не нашего крейсера. Шасси у него было разбито — и он просто рухнул на стальную палубу брюхом, выключив антигравитационный привод. Проехал несколько саженей и замер. Двигатель его искрил и исходил грязным дымом. Летун выбрался из своего аэроплана. А машину почти тут же оттащили в сторону, к такому же разбитому хламу, который в самом скором времени отправится в последний полёт к земле, как только с него снимут все детали, что можно ещё использоваться для ремонта других аэропланов.

Жуткое это было зрелище. Несколько механиков с остервенением раздирают на части разбитый аэроплан, добывая из него всё ценное, что в нём ещё осталось. Никто из летунов не смотрел в ту сторону, где это происходило. Ведь там курочили наших боевых товарищей, которые были для механиков лишь бездушным набором деталей.

— Вот так и нас разберут на запчасти, — буркнул Редар.

Я лишь плечами пожал. «Ньюпор», на котором я сегодня первый раз поднялся в воздух, уже успели разобрать.

— Не хочу возвращаться в небо, — вздохнул Редар. — Сколько лет воюю, а вот сегодня не хочу — и всё тут. Страшно. Собьют меня в этот вылет. А не в этот, так в следующий, уж как пить дать.

— Брось, — отмахнулся я. — Не собьют. Мы с тобой из Бадкубе вырвались, значит, везучие.

— А может быть там, — он ткнул пальцем вниз, — всё везение и кончилось.

— Вот сейчас и проверим.

Механики дали отмашку, что наши аэропланы готовы к взлёту. Теперь мы уже обходились без приказов. Но не в этот раз.

Мы направились к аэропланам, однако нас остановил властный окрик.

— Стоять, господа летуны!

Мы обернулись на голос. Рядом со своим новеньким «Спитфайером» с флагманским вымпелом стоял высокий летун в кожаной куртке. Лицо его было украшено массивным чисто выбритым подбородком. Он старался бодриться, однако выглядел таким же усталым, как и мы с Редаром.