Мак с ребятами тоже долго обдумывали, что бы такое подарить. И вспомнили, что Док всегда нуждается в кошках, а поймать их – проблема. Мак достал свою двойную клетку. Поймали кошку, которая как раз просила кота, посадили в клетку, а клетку поставили под кипарис на самом высоком месте пустыря. Затем ребята соорудили из проволоки еще одну клетку-ловушку и поставили ее в углу своего дома. Количество котов росло каждую ночь в геометрической прогрессии. Джонс два раза в день ходил к рыбозаводам, приносил рыбьи головы, чтобы кормить пленников. Мак справедливо рассудил, что двадцать пять котов – подарок хоть куда.

– На этот раз никаких украшений, – сказал Мак. – Просто солидная доброкачественная пирушка. Но чтобы спиртное лилось рекой.

Известие о предстоящем дне рождения дошло и до Гая в Салинасскую тюрьму, он договорился с шерифом, что тот отпустит его на вечер, да еще взял взаймы два доллара на билет туда и обратно. Гай в прошлом много доброго сделал шерифу, а шериф не тот человек, кто забывает добро, тем более, что приближались выборы, а Гай обещал обеспечить ему голоса. Гай, между прочим, мог, если б захотел, очернить Салинасскую тюрьму, что было нежелательно.

Что касается Анри-художника, то он недавно вспомнил про старинные подушечки для булавок. Анри решил возродить этот вид искусства, процветавший в девяностых годах, и с восторгом увидел, что разноцветные булавки могут творить чудеса. Причем картина всегда не окончена – в любой миг можно совсем по-иному натыкать булавки. Он как раз готовил несколько подушечек для персональной выставки и вдруг услыхал о дне рождения; он тут же отставил свою работу и начал творить гигантскую подушку для Дока. Получался затейливый пикантный узор из зеленых, желтых и синих булавок. Все тона были холодные, и называлось творение «Прикембрийский завет».

Друг Анри Эрик, ученый брадобрей, собиравший первые издания авторов, у которых никогда не было ни второго издания, ни второй книги, решил подарить Доку тренажер для гребли. Он достался ему по суду, когда объявил банкротство один его клиент, которого он стриг и брил в долг три года. Машина была в отличном состоянии. Никто ею помногу не пользовался. Впрочем, тренажерами для гребли вообще не пользуются.

Заговор рос и ширился, посвященные сновали туда-сюда, обсуждали подарки, спиртное, в какой час торжество начнется, и напоминали друг другу не проговориться.

Док не помнил, когда первый раз заметил, что вокруг него плетется интрига. Когда он входил к Ли Чонгу, разговор тотчас смолкал. Сначала ему показалось, что люди почему-то дуются на него. Но тут сразу несколько человек спросили, что он делает двадцать седьмого октября. Это очень его озадачило: он брякнул тогда «двадцать седьмого» наобум и тотчас забыл об этом. Вообще-то ему было интересно услышать свой гороскоп, составленный по фальшивой дате. Но Мак больше не возвращался к этому, и дело само собой забылось.

Однажды вечером он зашел в пивную «У дороги», там было пиво, которое он любил, и они хранили его как надо, при нужной температуре. Он выпил первый стакан и уже поудобней уселся, чтобы с наслаждением тянуть второй, как вдруг ушей его коснулся любопытный разговор. Какой-то пьяный спросил у бармена:

– Ты идешь на вечеринку?

– Какую вечеринку?

– Как какую? Ты ведь знаешь Дока из Консервного Ряда, – сказал он доверительно.

Бармен посмотрел в зал и опять воззрился на пьяного.

– Так вот, – сказал пьяный, – они устраивают ему день рождения.

– Кто они?

– Да все.

Док призадумался. Этого пьяного он совсем не знал. Известие породило в нем сложные чувства. На сердце стало тепло – ему готовят праздник, его день рождения, и в то же время внутри у него все задрожало – он вспомнил прошлую вечеринку.

Все сразу встало на свои места – вопрос Мака и молчание, наступавшее при его появлении. Он долго не спал в ту ночь, сидел за своим столом и думал. Оглядел комнату, соображая, что надо убрать и запереть. Он знал: вечеринка может дорого ему обойтись.

На другой день он сам занялся приготовлениями. Лучшие пластинки унес в дальнюю комнату, где их придется запереть. Отнес туда же все оборудование и препараты, которые бьются. Он знал, как будет – гости придут голодные, еды не принесут. Очень скоро выпьют все спиртное, как обычно бывало, и тогда… Док, уже немного усталый, побрел в магазин «Дешевые товары», где был умный, все понимающий с одного взгляда мясник. Обсудили, какое приготовить мясо. Док заказал пятнадцать фунтов бифштексов, десять фунтов помидоров, двенадцать кочанов салата, шесть буханок хлеба, большую банку арахисового масла, банку клубничного джема, пять галлонов вина и четыре четверти хорошего, не очень дорогого виски. Он знал, что первого числа придется выдержать объяснение в банке. Еще три-четыре таких вечеринки, и можно распроститься с лабораторией.

А Консервный Ряд бурлил. Док был прав. Никто не думал о еде, но каждый, кто мог, припрятывал лишнюю бутылку. Число подарков росло, список гостей, если бы существовал, напомнил бы перепись населения. В «Медвежьем стяге» только и разговоров было, что о нарядах. Девочки собирались не на работу и им не хотелось идти в длинных красивых платьях, которые, в сущности, были для них рабочей одеждой. И решили надеть обычные, уличные. В общем, все было не так просто. Дора настаивала, что в доме должна остаться дежурная бригада, чтобы постоянные клиенты потом не жаловались. Разбились на смены – сначала одни пойдут, потом другие. Никак не могли договориться, кто пойдет в первую очередь, пришлось бросить жребий. Ведь первые увидят лицо Дока, когда ему преподнесут неописуемое одеяло. Они шили его на раме, и оно уже было почти готово. Миссис Мэллой отложила на время свое покрывало и принялась вышивать салфетки для пивных кружек Дока. Первое волнение наконец схлынуло, уступив место истовой серьезности. В ловушке Мака было уже пятнадцать котов, их дикий вой по ночам немного нервировал Милочку.

Рано или поздно Фрэнки должен был услышать про день рождения Дока. Фрэнки носило туда-сюда, как маленькое облачко. Он всегда был вблизи какой-нибудь кучки людей. Никто не замечал его, не обращал на него внимания. Нельзя было понять, слышит он что-нибудь или нет. Но он слышал о дне рождения, о подарках для Дока, и в нем росло ощущение полноты и какого-то щемящего томления.

За стеклом витрины ювелирного магазина Джейкобса стояла самая красивая на свете вещь. Она стояла очень давно. Это были часы из черного оникса с золотым циферблатом, прекраснее всего была статуэтка наверху – бронзовая фигурка святого Георгия, убивающего дракона. Дракон, пронзенный копьем, задрал вверх когтистые лапы. Святой был закован в латы, забрало шлема поднято, он сидел на жирной, с тяжелым крупом лошади. Своим копытом она пришпилила дракона к земле. Удивительная вещь – у святого была острая клинышком бородка, и он немного смахивал на Дока.

Фрэнки несколько раз проходил по улице Альварадо мимо витрины и любовался этой красотой. Он грезил о святом Георгии, ощущал пальцами его гладкую тяжелую бронзу. Он уже давно заметил ее, еще до того, как услыхал о дне рождения и подарках.

Он стоял перед стеклом целый час, пока решился войти.

– Ну? – спросил мистер Джейкобс. Он уже составил представление о посетителе – в карманах у того не наберется и десяти центов.

– Сколько стоит? – охрипнув от волнения, спросил Фрэнки.

– Что?

– Вот это.

– Ты говоришь о часах? Пятьдесят долларов, с фигуркой – семьдесят пять.

Фрэнки, ничего не ответив, вышел. Пошел на берег, заполз под перевернутую лодку и смотрел сквозь щели на мелкие волночки. Бронзовая группа не выходила у него из головы, он и сейчас видел ее воочию. Безумная, неотступная страсть охватила его и подчинила себе. Он должен завладеть этой красотой. Он думал о ней, и глаза его загорались яростным блеском.

Он просидел под лодкой весь день, а ночью вылез и пошел на улицу Альварадо. Люди шли в кино, возвращались, спешили в «Золотой мак», а он все ходил и ходил мимо витрины. И он не устал, не захотел спать, потому что красота жгла его как огнем.