– В гости приглашай.

– Прошу, – Сырцов приглашающе указал рукой на двери подъезда.

В прихожей она повесила джинсовую куртку на вешалку и осталась в фирменной маечке, удачно подчеркивавшей ее кардебалетные стати. Прошла в комнату, уселась на диван-кровать и оценила квартиру:

– В общем, у тебя ничего. Я думала – хуже, – теперь осмотрела квартиросъемщика по-настоящему, но сделанных выводов не огласила, попросила только миролюбиво уже: – Выпить хочется, дорогой мой милиционер. Что у тебя имеется?

Он стоял в дверях, прислонившись плечом к притолоке. Ответил однозначно:

– Водка.

– Ну уж! – она решительно встала, порылась в кармане куртки, нашла ключи и вышла к "Ситроену". Он в окно наблюдал за ней.

Она вернулась с бутылкой "Энесси" и двумя лимонами. Бутылку поставила на хлипкий журнальный столик, а лимоны протянула Сырцову:

– Порежь потоньше.

Он порезал лимоны и сырку вдобавок, разложил по тарелкам, прихватив две рюмки, перенес все это из кухни на журнальный столик. Усаживаясь в кресло, сказал ей на всякий случай:

– Ты же за рулем.

– Милиционеры к хорошеньким женщинам снисходительны.

– Это к хорошеньким, – показал, наконец, зубки Сырцов.

– А ты, хотя тоже мент, не снисходителен.

– Я – бывший мент.

– А теперь топтун, – добавила за него Татьяна Вячеславовна. – Так что не тебе судить: хорошенькая я или нет.

– Успокойся. И для мента и не для мента ты – хорошенькая.

– Зачем укусил тогда?

– Для порядка. Чтобы не заносило тебя, – он разлил по рюмкам, поставил бутылку на стол, весело заглянул ей в глаза: – Для чего ко мне пожаловала, завоевательница?

– Отдохнуть, – высокомерно призналась она.

– Аристократка, которой надоели приемы, рауты, презентации, премьеры и вернисажи, в пресыщении спустилась на дно. Фильм "Сладкая жизнь". Лимита ты, лимита!

– Сам-то ты кто такой, мент недоделанный?! – взъярилась она.

– Да, и я – лимита, – миролюбиво признал их равенство Сырцов, поэтому тебя и распознал. Так что не особо старайся павлиний хвост распускать.

– Сам-то откуда? – спокойно – собрала в палочку павлиний хвост поинтересовалась она.

– Мы-то? Мы-то брянские, – ответил он и взял рюмку. – Выпьем?

– Ты же за рулем, – издевательски повторила она его слова.

– Я всегда за рулем. И никогда не нарушаю правил. Поэтому меня и не задерживают.

– Так и не нарушая правил до Москвы доехал, – догадалась Татьяна Вячеславовна. – Тихо-тихо, потихоньку, кривыми дорожками.

– Прямыми, дурында! ВДВ, Афган, школа милиции и МУР по распределению, – зачем-то поведал о себе Сырцов. А вот зачем: – Хочешь, про твою дорожку расскажу? Три года подряд в театральный институт поступала – не поступила. В конце-концов седой гражданин, который утешил тебя после второго провала и утешал в течение двух лет, воткнул тебя на какой-то конкурс – красоты ли, на лучшую фотомодель, манекенщиц – не знаю. Первого места ты, конечно, не заняла, но тебя заметил второй седой гражданин и (ты уже пообтерлась, движением позанималась), тоже утешая, пристроил в ресторанный кордебалет. Ну, а там поклонники от рэкетира до банкира. И спокойная гавань, наконец Сергей Сергеевич. Судя по говору, с юга. Ростовская что ли?

– Где ты все про меня разнюхал, мент?

– Да не разнюхивал я, Танюша, – после первого проигранного сета на ярмарке Сырцов удачно набирал очки. – Просто профессия у меня такая угадывать, – он снова поднял рюмку. – За Москву!

– Пропади она пропадом, – добавила Татьяна и по-мужски махнула рюмашечку.

Выпил и Сырцов, вертя рюмку в пальцах и глядя на нее же, спросил:

– Как ты узнала про меня?

– Заметила. Ты же за мной, как хвост. Вот я и заметила.

– Врешь ты. Ты не могла заметить меня, я бы почувствовал это. Я хороший сыщик, Танюша. Сергей Сергеевич сказал?

– Да иди ты! – послала куда надо Татьяна и быстренько разлила по второй. – Давай за наш фарт, чтобы не кончался!

– Будем считать, что и у меня фарт, – не особо согласился Сырцов, но выпил.

Она скривилась от лимона, зажмурилась, помотала головой и вдруг встала. И его попросила:

– Встань.

Он, не торопясь, поднялся, встал напротив и попросил тоже. Попросил ответить:

– Зачем я тебе понадобился?

Правая ее рука коснулась его здоровенной шеи, проникла под рубашку, погладила по плечу, дошла до мощной мышцы и вновь вернулась к шее, соединясь с левой. Она обняла его и призналась:

– Вот за этим, – и умело поцеловала. Поцелуй длился долго. Потом она, оторвавшись, поинтересовалась: – У тебя чистые простыни есть?

– Есть, – ответил он и вышел в прихожую, искать в стенном шкафу чистые простыни.

Она деловито отодвинула журнальный столик, и диван превратился в кровать.

12

Его рабочий день начался с визита к кинозвезде. Ровно в уговоренные двенадцать часов Роман Казарян позвонил в квартиру на Котельнической, и дверь тотчас распахнулась. Открыла сама кинозвезда.

– Натали, радость моя, подружка… – Роман припал губами к звездному запястью, потом перевернул ручонку, поцеловал в ладонь. Глядя с грустным умилением на седую с малой проплешиной голову Казаряна сверху, сексуальная мечта юнцов семидесятых годов погладила левой рукой (правую он по-прежнему не хотел отдавать) его по волосам и, в джокондовской полуулыбке, откликнулась в унисон:

– Любимый разбойник мой Ромочка, здравствуй!

После долгой разлуки встретились добрые, милые, чуткие люди. Подружка-приживалочка Милочка, находясь в малом отдалении, с душевным трепетом наблюдала за встречей не старых, нет – давних и верных друзей. Роман отпустил, наконец, ее руку, и она, сделав ею плавный жест, пригласила:

– Пойдем ко мне. Поговорим – наговоримся.

Проходя мимо Милочки, Роман без слов – не подыскать нужных слов сжал ее предплечье и мягко-мягко покивал головой с прикрытыми глазами. Сердечно поприветствовал, значит. Хорошо знал правила игры.

В кабинете-будуаре он, усевшись в светлое веселенькое кресло, оглядел внимательно стены и заметил, что:

– Имеются новые приобретения.

Натали вольно раскинулась на причудливом диванчике, закинула ногу на ногу, и закинутая длинная безукоризненная нога явилась на свет в полной своей красе. Покачав золотую домашнюю туфельку, висевшую на пальчиках этой ноги, Наталья заинтересованно (знала: Казарян – спец в этих делах) спросила:

– Ну и как они тебе?

– Судейкин он и есть Судейкин. Тышлер – просто прелесть. А вот Бируля. Сомнителен Бируля. Он лет тридцать, тридцать пять тому назад в моде был, особенно зимне-весенние эти серые пейзажи, и поэтому умельцы подделок весьма лихих налепили довольно много.

– Подделка, так подделка. Если подделка, то замечательная, она мне нравится. Пусть висит, – сыграла полное безразличие Натали. И, чтобы не думать о фальшивом Бируле, чтобы не огорчать себя этими думами, перевела разговор: – Вчерашним звонком ты меня прямо-таки заинтриговал. Я вся внимание, Рома.

Заговорить Казарян не успел: Милочка вкатила в кабинет двухэтажный стеклянный столик на колесиках, на котором в идеальном порядке располагались стеклянный пышащий паром кофейник, стеклянные чашечки, стеклянные тарелочки с разнообразной закусью и стеклянная, естественно, бутылка с лимонным финским ликером. Поставив столик между кинозвездой и кинорежиссером, Милочка холодно сообщила:

– Так я пойду, Ната? У меня в городе дел в непроворот.

– Иди, иди, – согласилась Наталья. – Когда придешь?

– Да вечерком, наверное, загляну. Всего хорошего, Роман Суренович.

Роман проводил ее взглядом, поинтересовался:

– Обиделась что ли?

– Угу. Что беседы беседуем без нее. Ну, да ладно. Говори давай.

Сниматься Наталья стала в конце шестидесятых. Поначалу в амплуа простушек: кругленькая была, пышная, бойкая. Одним из первых снял ее Казарян в роли ядреной дикой таежной девы. Потом похудела, подсобралась, поднахваталась и стала героиней – хороша была, хороша. В моду вошла, снимали ее азартно, много. Затем незаметно перекатило за тридцать, и режиссеры, которые совсем недавно рвали ее на куски, перестали приглашать. В отличие от многих, оказавшихся в подобной ситуации неуравновешенных товарок, она не возненавидела весь мир, не спилась, не сдвинулась по фазе.

Она завела себе мецената. Из ЦК. И как по мановению волшебной палочки, те режиссеры, что в последнее время проходили мимо нее, стараясь не заметить, вдруг прониклись к ней небывалым дружеским расположением. Опять стали снимать. Лет пять тому назад меценат из начальника отдела был выдвинут в секретари, и она стала истинной кинозвездой. Обложки журналов с ее портретами, статьи о ее творчестве, регулярные и частые поездки по многочисленным кинофестивалям во все концы света… Сегодня уже, конечно, не то, но все же… Кинозвезда, она и есть кинозвезда.

– Мне твой папашка нужен, Ната.

Партийный борец за народное счастье в кинематографических кругах ходил под кличкой "папашка". Наталья среагировала мгновенно:

– Он теперь никому не нужен, Рома, даже мне.

– Вот и обрадуй забытого всеми страдальца. Позови его сюда.

– Я же сказала: он мне не нужен. Он нужен тебе, – она сделала паузу, чтобы разлить кофе по чашкам, а ликер – по тонюсеньким рюмкам. Кончив дело, гуляла смело: – На кой ляд мне его вызывать?

– Ну, коли уж по-простому, так давай совсем по-простому. Ты хочешь знать, что ты с этого будешь иметь? Отвечаю: ничего, кроме моего дружеского расположения.

– Немного, Рома.

– Не скажи, не скажи. Ты же знаешь наших радетелей за правду и демократию: вчера они тебя по определенной причине в ягодицы целовали, а сегодня, по этой же причине, за вышеупомянутые ягодицы кусать будут с яростью. А я, если ты поможешь мне, скажу, что это делать стыдно. Стыдно им, может и не станет. Но неудобно – да.

– Мой любимый ликер, – сказала она, пригубив рюмочку. – Попробуй, Рома.

Рома с отвращением попробовал, быстро запил кофеем и стал мелко жевать ломтик сыра. Игра "кто кого перемолчит" шла довольно долго. Сдалась Наталья:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: