А.И.: Долго вспоминал любимое словечко кинорежиссера Романа Казаряна. Вспомнил – эвфемизм. Давайте без эвфемизмов, дорогой Игорь Дмитриевич. Определенные здания и помещения – серые дома на Старой площади, отдельные организации – наше ленинское ЦК коммунистической партии Советского Союза. Сразу же ответ: займитесь филиалами, как вы элегантно и опять же эвфемистически величаете обкомы. Цековские бумажки – всякие там обоснования, рекомендации, инструкции и директивы местные боссы сохранили наверняка. Для собственной отмазки.

И.Д.: Вы меня перебили.

А.И.: Миль пардон.

И.Д.: Здесь мы, безусловно, концы найдем. И действуя именно так, как вы сейчас, правда, несколько запоздало советуете. Но это лишь часть пропаж и часть не самая существенная. Исчезла ключевая документация по финансовым вопросам, которые касаются в первую очередь международных контактов по поводу валютного обеспечения партии…

А.И.: Пресловутое золото партии? Там вам будет тяжелее. Здесь адресат – не ваши филиалы, здесь адресат – солидные банки, свято хранящие тайну вкладов.

И.Д.: Вы опять перебили меня…

А.И.: У нас же диалог?

И.Д.: Диалог потом. Сперва подробная информация. Документация эта хранилась в секретном сейфе, шифр которого был известен считанным единицам. Так вот, одна, простите за тавтологию, единица исчезла бесследно. Человек этот числился консультантом, была такая в ЦК сравнительно скромная должность, но роль его в финансовых делах определяюща: прямые связи с Минфином, с Внешторгом, неофициальное, но безусловно значительное в банковских и коммерческих – как государственных, так и частнопредпринимательских – кругах влияние. По сути дела, все международные финансовые операции партии осуществлялись им. Даже если допустить гипотетический случай, что вдруг, по мановению волшебной палочки, документация окажется у нас в руках, то документация эта без его пояснений – черный ящик.

А.И.: Как говорится, доставьте его живым или мертвым. Но вам он нужен только живым. Дохлое дело. Скорее всего он уже за бугром. Отщипнем малую толику от спрятанного, и живи – не хочу, где-нибудь у теплого иностранного моря.

И.Д.: Не думаю. Чтобы отщипнуть, надо открыто объявиться. В этом случае мы вправе считать его уголовным преступником и требовать его выдачи. И его выдадут нам, будьте уверенны.

А.И.: У вас есть доказательства, любые – прямые, косвенные, – что документы похитил именно он?

И.Д.: Серьезных, убедительных – нет.

А.И.: Все равно, подключайте милицию, ГеБе и – частым неводом. Мероприятие, конечно, примитивное, но чаще всего приносящее плоды.

И.Д.: На каком основании? Только по подозрению?

А.И.: Ага.

И.Д.: Законно ли это?

А.И.: Вполне, если другая обертка. Допустим, розыск пропавшего без вести. У него жена, дети, естественно, имеются?

И.Д.: Он холостяк.

А.И.: Сколько же ему лет?

И.Д.: Сорок два.

А.И.: Педераст что ли?

И.Д.: Право, не знаю…

А.И.: А надо бы знать. Все равно, ничего лучше частого гребня не придумаешь.

И.Д.: Мы не хотим подключать официальные органы, Александр Иванович.

А.И.: Боитесь, что там существуют его информаторы?

И.Д.: Боимся.

А.И.: А подключать к этому делу меня – не боитесь?

И.Д.: Нет. Прошлогодняя ваша акция вполне удостоверяет вашу лояльность по отношению к российским властям. Кроме того, я двадцать лет знаю Алика Спиридонова…

А.И.: И его рекомендации для вас вне сомнений. Тогда более подробные сведения о фигуранте. Личность, ближайшее окружение, прямые связи…

И.Д.: Вы согласились заняться этим делом?

А.И.: Нет еще.

И.Д.: Тогда со сведениями повременим. Вы не обиделись?

А.И.: Вы вправе так поступать. Но тогда должны ответить мне на несколько технических вопросов, которые определят мое согласие или несогласие.

И.Д.: Спрашивайте.

А.И.: Помимо меня вас кто-нибудь еще профессионально консультирует по этому делу?

И.Д.: Да. Бывший полковник КГБ Зверев. Восемь месяцев тому назад он порвал со своим учреждением и выступил с рядом разоблачительных статей. Вы его знаете?

А.И.: Откуда? В той конторе полковников, как собак нерезанных. Значит, один полковник у вас имеется. Зачем вам второй? Я?

И.Д.: Зверев – сугубо кабинетный работник. Так сказать, теоретик. А вы…

А.И.: …А я – сыскарь. Понятненько. Вопрос второй: деньги на эту операцию есть?

И.Д.: Вы имеете в виду ваш гонорар?

А.И.: Я пока еще гонораров не получаю.

И.Д.: А портсигар?

А.И.: Портсигар – всего лишь сувенир.

И.Д.: От бывшего рэкетира, а ныне процветающего бизнесмена Александра Петровича Воробьева.

А.И.: Ишь ты! Уже кое-что умеете.

И.Д.: Так зачем же вам деньги, Александр Иванович?

А.И.: Ну и ну! То зрелый муж, то дитя. Вы что думаете, что я на кривой ноге буду один вести слежку, мотаться по городам и весям, отрабатывать связи, вступать во всевозможные контакты вплоть до огневых? Куда деть транспортные расходы, прокат автомобилей, оплату информаторов, которые любят получать наличные за свои услуги?

И.Д.: Чем меньше людей будут знать о цели операции, тем лучше, Александр Иванович.

А.И.: Костяк будет минимальным. Остальные используются втемную.

И.Д.: Деньги найдем. Так вы согласны?

А.И.: Шесть часов на размышление. Вас устроит?

И.Д.: До половины одиннадцатого я жду вашего звонка по телефону.

А.И.: Худо-бедно, но дело сделано, Игорь Дмитриевич. Ну, а теперь за всеобщее благополучие.

И.Д.: Мне чуть-чуть.

А.И.: Дерьмовый коньяк-то!

И.Д.: Не сильно ли вы рискуете: выпивши и за рулем?

А.И.: Я – почетный милиционер, о чем свидетельствует красивая красная книжица, к которой с большим уважением относятся орудовцы. А кроме того, один мой друг снабжает меня японскими таблетками, напрочь отбивающими запах.

И.Д.: Тогда пойдемте?

Конец магнитофонной записи.

Казарян, который слушая сидел опершись на ладошку, откинулся, разбросал руки по спинке дивана и поинтересовался чрезвычайно громким после магнитофонного бормотания голосом:

– И сколько ты там принял, Санек?

– Поллитра на двоих. Я чуть больше, граммов триста, наверное, ответил Смирнов и незаметно глянул на Алика. Тот, сидя за письменным столом, ногтем сосредоточенно отковыривал что-то от зеленого сукна. Почуяв смирновский взгляд, он поднял голову и тихо, почти как тайным магнитофоном, спросил – не у Смирнова, у всех:

– А хорошо ли это?

– Что именно? – с грозной осторожностью как бы не понял Смирнов. Ощетинился.

– Слушать вчетвером то, что было адресовано только одному.

Ответить Смирнов не успел, вперед выскочил Кузьминский. Тоже завелся с пол-оборота:

– А хорошо ли, папа Алик, за нашими спинами скрытно обтяпывать дела, которые многое могут переменить в судьбе страны и хлопающего в неведении ушами целого народа?

– Это другой вопрос. Меня сейчас беспокоит этическая сторона Сашиного поступка, – Алик был холоден и обижен. Неизвестно только на кого.

– Беспокоит тебя этическая сторона или не беспокоит – это твое сугубо личное дело. Саня записал, мы послушали. Как говорится, проехали, Казарян вновь переменил позу: уткнув локти в колени, он исподлобья поочередно, ворочая желтыми белками, оглядывал всех троих. – Я не спрашиваю: хорошо ли это? Я спрашиваю: что ты от нас хочешь?

– Для начала – ответов на несколько моих вопросов, связанных с этой записью.

– Для начала… – перебил Казарян, – я уже догадываюсь, что будет в конце. Что ж, давай, спрашивай.

– Вопрос первый. К Роману и Виктору. Алика не спрашиваю: он запрограммирован стереотипом двадцатилетнего знакомства. Что за человек мой возможный работодатель? Виктор, быстро. Не рассуждения – ощущения.

– Уже политикан. Но не законченный. Чувствуется, что не проходил партийной школы, ты его, Иваныч, прихватил на поворотах. А партийные скользкие, не ухватишь. Не глуп, поэтому почти не обнаруживает ликования по поводу обладания властью. Холоден, рассчетлив, ни разу не завелся, а ты пробовал его завести. Реакции чуть замедленные. С юмором плоховато. Пока все.

– Рома, – вызвал следующего Смирнов.

– Ах, Витя, Витя! – Казарян кулаком ткнул в ребра сидевшего рядом Кузьминского. – Все-то тебе ясно. Я могу сказать лишь одно: серьезный господин. Хотя есть в нем что-то слабо раздражающее. Поза, что ли, не своя? Но, наверное, ноблес оближ, так сказать, положение обязывает, а?

– Не густо, – констатировал Смирнов. – Следующий вопрос ко всем троим: спрятал ли он что-нибудь помимо сведений о фигуранте?

Алик опередил всех:

– Он не прятал. Он жестко локализовал это дело…

– А это и называется – прятать, – перебил его Виктор.

– Он локализовал это дело для того, – упрямо продолжил Алик, – чтобы как можно конкретнее определить твою задачу. Он хороший парень, Саня. А осторожен… Конечно осторожен, ответственность-то какая.

– Естественно, прячет, – после того, как презрительно фыркнул носом на "хорошего парня", вступил Виктор. – Повторяю: уже политикан, и поэтому волей обстоятельств завязан на многих, с кем по гамбургскому счету и не следовало бы контактировать. Прячет личные – я не говорю корыстные, я говорю неприглядные – связи, тем самым, Иваныч, лишая тебя свободного оперативного пространства. Он оставил тебе одного фигуранта и прикрыл механизм, где фигурант – деталь, может важная, но – деталь.

– Ну, умный ты, ну, талантливый! – восхитился Казарян и еще раз ткнул кулаком Виктора в бок. – Но горяч. Я считаю, Саня, что спрятана главная причина, из-за которой они не прибегают к услугам милиции и ГеБе.

Эти ответы Смирнову понравились больше. Он почесал сморщенный от удовольствия нос, подмигнул серьезному Алику (тот недоуменно пожал плечами), и задал третий вопрос. Надо было полагать, последний:

– Где-нибудь наврал?

Помолчали. Подумали. Первым опять высказался Алик. Очень коротко: