Кроме часовых, несших службу в прибрежных укреплениях, больше им никто не встретился. Где проходила линия фронта и когда они ее миновали, осталось неизвестным. Макаров вел довольно уверенно. Никаких условных значков на стенах, никаких приметных пирамидок из камней не встречалось, хотя электрические лампочки попадались все реже и реже. Большей частью шли, освещая себе путь фонарями. Способность к ориентированию у разведчика Макарова была удивительной. И Миша решил, что это шанс. Только странно, что Сашка стал такой смурной. Не перепил ли он воды из Леты?

В одном месте в неосвещенном штреке Макаров сделал знак остановиться. Погасили фонари, прислушались - обычная мертвая тишина, нарушаемая лишь хрипом в чьих-то простуженных бронхах. За поворотом обнаружился довольно широкий темный туннель, В нем были проложены еще вполне пригодные рельсы. Но метров через тридцать железная дорога заканчивалась тупиком, а рельсы уходили под стену. Очевидно когда-то тут произошел обвал. Все невольно с опаской покосились на потолок. Возле осыпавшейся стенки на боку лежал небольшой железнодорожный контейнер. Макаров приподнял его дверцу и посветил внутрь.

- Сучары дудковские, - проворчал он, - пронюхали. Давай быстрее, ребята, хватаем, что осталось, и назад. Дудки могут быть неподалеку.

Он остался держать дверцу и светить внутрь, а остальные хищно кинулись набивать вещмешки тем, что осталось в контейнере. Там оказался ящик с пачками ваты, половина ящика с бинтами. Несмотря на спешку, Миша успел прочитать на одной упаковке "Народный комиссариат медицинской промышленности". Ого, еще со времен Отечественной войны. Также обнаружились коробки с какими-то ампулами и таблетками. Через две минуты контейнер был пуст, а пять солдатских вещмешков набиты едва ли на треть каждый.

- Все. Быстро завязывайтесь. Уходим, - Макаров бесшумно опустил дверцу на место.

На обратном пути Миша старался сам угадать, куда следует поворачивать, как если бы он шел без провожатого. Несколько раз ему это удавалось, но чаще он ошибался. Чертовы лабиринты. Надо было раньше с Васькой в походы по пещерам ходить. Надо бы, надо бы... И соломки подстелить надо бы. И вообще бабой родиться - Грачев бы Чечней не грозился. Где же Васька этот с Равилем? Может, уже дома чай пьют с пи-рожными? Задумавшись, он, кажется, вслух произнес это "с пирожными". Шедший впереди впередсмотрящий Саломанов обернулся и скороговоркой прошептал:

- Кзотова, дзотова. Ничего, ничего, ничего... Миновали один освещенный коридор, другой. Должно быть, приближались к своим. Наконец, выбрав место в нешироком штреке, куда достигал слабый свет электричества, в полумраке буревестник дал команду остановиться.

- Здесь нормально. Почти дошли. Доставайте шамовку, похаваем и еще, наверное, к обеду успеем.

Это было очень приятно - впервые тут на службе поесть в неслужебной обстановке. У Макарова нашелся складной нож, он быстро вскрыл все три консервные банки, в которых оказалась псевдорисовая каша с запахом мяса. Есть пришлось, по очереди засовывая в банку обломок галеты или проще - грязный палец.

У Шмидта банка и пачка галет была на двоих, конечно, с Савельевым.

- Сашка, - прошептал он еле слышно, - у меня появился план. Надо этого Макарова соблазнить на побег. У него башка варит, не такой долбанутый, как все тут, и ориентируется, как летучая мышь.

- Чего? - Савельев слушал его не очень внимательно.

- Бе-жать с Ма-ка-ро-вым, - прошептал Шмидт.

-Куда?

- Ты что, Саш, перепил? В Москву бежать, в Тмутаракань, в Суходрищенск. Ты что, тут в могиле...

Савельев вдруг резко вырвал банку у Шмидта из рук и не в очередь засунул туда палец.

- Дезертировать хочешь? Струсил? Наши отважные бойцы геройски гибнут, а ему, видите ли, в Москву приспичило...

- Саша, ты... Как хочешь. Но Катьку я уведу. Саша усмехнулся с набитым ртом.

- Смотри. Что-то ты больно разговорчивым стал. Катька уже капитан...

Тут случилось необычное. Буревестник снял свою ушанку, пошарил за отворотами, вытащил сигарету. Можно было разглядеть, что это какой-то дерьмовей-ший отечественный продукт без фильтра, "Прима" или "Дымок", но запах был - лучше всякой розы. Значит, часовым-разведчикам-автоматчикам тут жилось почти как офицерам.

- Покурим? - издевательски кивнул Макаров, никого не угощая, и чиркнул спичкой.

Все промолчали. Для Щукина и Чугунко команда покурить, видимо, была павловской лампочкой, вызывавшей рефлекс мгновенного сна. Они мерно засопели. Миша подсел поближе к буревестнику.

- Начальник, можно тебя на минутку?

- Чего, курить умеешь? Попробовать хочешь?

- Хочу. Но я не об этом. Имею сказать тебе, Никита, кое-что важное. Давай отойдем в сторонку.

- Ну давай, коли не шутишь.

Они отошли почти к самому выходу в освещенный штрек. Как сказать ему, господи, вразуми! Этот Макаров явно себе на уме, но как именно? Где гарантия, что после этого разговора не сдадут в лапы местных чекистов? Тогда уж не избежать наказания похуже расстрела. Каково, например, повисеть живым чучелом для штыковых упражнений? Оружия ни впередсмотрящий, ни буревестник из рук не выпускали.

- Никита, ты... понимаешь... Ты здесь, в пещере, родился?

- А где же еще? На, затянись, ладно. Макаров оставил ему микроскопический бычок. Миша жадно затянулся, обжигая пальцы и губы. Горлo опалило, в голову с отвычки ударило дурманом.

-А я здесь, может быть, месяца два. Не знаю точнo, счет времени потерял...

- Потерял? А ты считай от съезда до съезда - и не запутаешься.

- Погоди. Мы забрались в пещеру снаружи у поселка Метростроевский, чтобы от... ну, в общем, путешествовали. Нас было пятеро. Я, Сашка вон тот, Савельев, девушка одна, она тут в госпитале работает, Катя Зотова и еще двое парней, мы разминулись с ними. Там наверху выход завалили менты или военные, но выйти как-то можно, я уверен в этом. Сюда нас привел один странный тип. Крот. У него еще ожог был на ладони, как у бородатого, здорового такого - знаешь, электрика.

- Погоди, погоди, Мишань, ты успокойся. Я на тебя стучать не буду, - в глазах Макарова, смутно поблескивающих в полумраке, была ирония доброго инквизитора, великодушно выслушивающего завиральные бредни какого-нибудь Джордано Бруно. - Чего ты лепишь? Может, тебе полечиться, а?

- Мне? Никита, ты пойми...

- Я все понял. Где это такое снаружи? Откуда вы забрались?

- Снаружи, это на поверхности земли, - Миша действительно понял, что переволновался, перебрал. - Видишь, здесь каменный потолок, а там нет потолка. Там голубое небо, с него светит солнце или идет дождь. Там совсем другая жизнь. Никто не воюет. Можно пойти на танцы. Там девушки вот в таких платьях. Можно дома поваляться на диване и посмотреть телевизор. Ты знаешь, что такое телевизор?

- Да что ты ко мне пристал-то, впередсмотрящий?

- Я хочу выйти на поверхность земли. Но не смогу найти дорогу. А ты сможешь. Выведем еще Катю Зотову и Савельева. Там совсем другая, хорошая жизнь. Там рай по сравнению с этим.

- Рай? - усмехнулся Макаров. - В рай не наверх надо идти, а вниз. Это всякий дурак знает. Были тут такие придурочные старички, хрен знает откуда взялись, тоже все наверх звали. Так достали Двуногого, что он их раньше срока в рай отправил. В Большую Соленую пещеру.

- Никита, я прошу тебя... Ты не пожалеешь - жить при свете солнца гораздо лучше. Нужно только фонарь взять, жратвы на три-четыре дня... Дойдем до реки Стикс, а там я...

- Слушай, заткнись, а? - Макаров был уже раздражен. Он сгреб вяло сопротивлявшегося Шмидта за грудки, обнаружив немалую силу. - Парень, ты мне нравишься, и потому я на тебя не настучу сразу. А дальше - пеняй на себя.

Макаров оттолкнул его и тут же обернулся на зов бодрствовавшего в задумчивости Саломанова:

- Товарищ буревестник, слышите?

-Что?

Тишина мгновенно вернулась в свои права. Где-то отчетливо послышались шаги нескольких человек.