Юнгер включил упомянутую сцену с курительной палочкой в свой рассказ «Besuch auf Gotenholm» («Визит в Готенхольм»), в котором глубокие переживания под воздействием наркотика также играют определённую роль: Шварценберг зажёг курительную палочку, как он иногда поступал, чтобы очистить воздух. С кончика палочки заструился голубой дымок. Мольтнер взглянул на это сначала с изумлением, потом с восторгом, как будто сила его взгляда увеличилась. Это проявилось в игре ароматного дыма, который поднимался от курительной палочки и потом разветвлялся тонкой кроной. Словно созданная воображением, в глубине возникла мягкая паутина морских лилий, которая слегка дрожали от ударов прибоя. В этом творении текло время – оно кружилось, вращалось, извивалось, словно дождь из монет. Богатство пространства открылось в этой ткани, бесчисленные волокна, словно нервы, распростёрлись ввысь.
Теперь на видение подействовало движение воздуха, оно слегка покачнулось вокруг палочки, как танцор. Мольтнер удивлённо воскликнул. Решётчатые лучи чудесного цветка вращались в новой плоскости, в новом измерении. Мириады молекул танцевали в единой гармонии. Здесь законы больше не скрывались за внешностью; это было столь тонким и невесомым, что чётко отражало их. Как все оказалось просто и убедительно. Числа, масса и вес ничего не значили. Они сбросили свои одежды. Ни одна из богинь не могла рассказать этого вновь посвящённому так смело и открыто. Пирамиды с их весом не достигли этого откровения. Это стало славой Пифагора. Никакое зрелище до этого не воздействовало на него с такой магической силой. Такое, как в описанном примере созерцания голубого дыма, углубление эстетического восприятия весьма типично для начальной стадии воздействия ЛСД, до того как начинаются более глубокие изменения сознания.
В последующие годы время от времени я встречался с Эрнстом Юнгером в немецком городке Вильфинген, куда он переехал из Равенсбурга; или же мы встречались в Швейцарии, в моем доме в Боттмингене, или в Бунднерланде на юго-востоке Швейцарии. После совместного ЛСД экспириенса наши отношения стали более близкими. Наркотики и проблемы, связанные с ними были главной темой наших бесед и переписки, хотя в то время мы не проводили дальнейших практических опытов.
Мы обменялись литературой о наркотиках. Эрнст Юнгер передал в мою библиотеку редкую, ценную монографию доктора Эрнста Фрайхеррн фон Бибра, «Die Narkotischen Genussmittel und der Mensch» («Удовольствие от наркотиков и человек») изданную в Нюрембурге в 1955. Эта книга – классический труд о наркотиках, имеет ценность в первую очередь, как источник сведений из истории наркотиков. Фон Бибра под понятием «наркотические средства» охватывает не только такие вещества, как опиум и дурман, но также кофе, табак, кат, которые не попадают под современное определение наркотиков, в отличие от коки, мухомора и гашиша, которые он также описывает.
Достойны упоминания, актуальные и поныне, общие заключения фон Бибры о наркотиках, сделанные больше ста лет назад:
Отдельный человек, принявший слишком много гашиша, и бегающий в безумии по улицам, нападающий на первого встречного, теряет значимость по сравнению с большим числом тех, кто проводит время спокойно и счастливо, приняв после обеда умеренную дозу; число тех, кому удалось избежать мучений благодаря коке и тех, кто, возможно, был спасён от голодной смерти благодаря коке, значительно больше нескольких «кокерос», которые подорвали своё здоровье неумеренным потреблением. Также, только лживый лицемер может порицать винную чашу библейского Ноя только потому, что отдельные пьяницы не знают, как соблюдать меру и ограничивать себя.
Время от времени я сообщал Эрнсту Юнгеру об интересных, актуальных открытиях из области наркотиков, как, например, в моем письме, написанном в сентябре 1955:… На прошлой неделе к нам прибыло 200 грамм нового снадобья, которое я взялся исследовать. Оно состояло из семян растения рода мимоза (Piptadenia peregrina Benth), которое используется индейцами, живущими возле реки Ориноко, как стимулирующее и опьяняющее средство. Семена перемалываются, сбраживаются и смешиваются с порошком из сожжённой скорлупы улитки. Этот порошок индейцы вдыхают при помощи пустотелой раздвоенной птичьей кости, как же сообщал Александр фон Хумбольдт в 8-ой главе книги «Reise nach den Aequinoctiat-Gegenden des Neuen Kontinents» («Путешествие в экваториальную Америку»). Воинственное племя отомако и в наши дни весьма широко использует это снадобье, которое называется ньопо, юпа, нопо или кохоба. Как сообщается в своей монографии П. Х. Гумилья (Et Orinoco Itustrado, 1741):
«Отомаки нюхали этот порошок пред сражением с карибами, когда в прежние времена между ними велись жестокие войны… Это снадобье совершенно лишает их разума, и они в ярости хватаются за оружие. И, если бы женщины не знали, как их сдерживать, крепко связывая, они бы ежедневно причиняли ужасные разорения. У них жуткий нрав… Другие доброжелательные и покорные племена, которые также нюхают юпу, не приходят в такую ярость, как отомаки, которые самобичеванием при помощи этого вещества доводят себя перед сражением до необычайной свирепости и отправляются в бой полные дикой ярости».
Мне любопытно, как ньопо может действовать на таких людей, как мы. Если когда-то и произойдёт сессия с использованием ньопо, то нам ни в коем случае нельзя отсылать наших жён, как во время весеннего путешествия (имеется в виду ЛСД путешествие в феврале 1951), чтобы в случае необходимости, они могли нас крепко связать… Химический анализ этого снадобья привёл к выделению действующего вещества, которое, как алкалоиды спорыньи и псилоцибин, принадлежит к группе индольных алкалоидов, но которое уже было описано в научной литературе, и поэтому не исследовалось в дальнейшем в лаборатории Сандоз. (Активными веществами ньопо являются ДМТ (N,N диметилтриптамин) и родственные соединения. ДМТ был впервые синтезирован Манске в 1931.) Фантастические эффекты, описанные выше, проявляются только в особой манере использования этого нюхательного порошка, и, скорее всего, относятся к особенностям психики этих индейских племён.
Фундаментальные вопросы о проблемах, связанных с наркотиками были затронуты в следующей переписке.
Боттминген, 16 декабря 1961
Дорогой г-н Юнгер,
С одной стороны, у меня имеется большое желание, помимо естественнонаучных и химико-фармакологических исследований галлюциногенных веществ, изучать также их использование в качестве волшебных снадобий в других странах… С другой стороны, я должен признать, что меня весьма занимает фундаментальный вопрос: может ли использование этого типа препаратов, то есть веществ, столь глубоко воздействующих на наш разум, действительно считаться запретным нарушением законов. Пока мы используем любые средства и методы, которые дают нам представление о новых аспектах реальности, в этих средствах, разумеется, нет ничего предосудительного; даже напротив, опыт и знания новых граней реальности делают её ещё более реальной для нас. Однако возникает вопрос, раскрывают ли эти сильнодействующие вещества всего лишь дополнительное окно для наших чувств и восприятия, или же сам наблюдатель, само его существо, подвергается изменению. Последнее означает, что меняется то, что, по-моему, всегда должно оставаться нетронутым. Меня волнует вопрос, безупречна ли самая глубинная суть нашего бытия. Или она не может быть повреждена чем-то, происходящим в её материальной, физико-химической, биологической и психической оболочке, или же материя в форме этих препаратов имеет возможность вторгаться в духовный центр нашей личности, в наше «Я». Последнее объясняется тем, что действие волшебных снадобий происходит на границе, где сливаются разум и материя – эти магические вещества сами по себе являются трещинами в бесконечном пространстве материи, в которых её глубина, её взаимосвязь с разумом, становятся очевидными. Это можно выразить, переделав известные слова Гёте:
«Если бы глаза не были освещены солнцем, они никогда бы не увидели его; Если бы сила разума не была материальна, как бы материя могла воздействовать на него».
Это соответствует тем «трещинам», которые радиоактивные вещества представляют в периодической системе элементов. На самом деле, можно задаться вопросом, не является ли подобным образом получение атомной энергии выходом за запретные рамки.
Другой волнующий вопрос, который возникает из возможности влиять на высшие функции разума микродозами определённых веществ, касается свободы воли.
Такие высокоактивные психотропные вещества, как ЛСД и псилоцибин, обладают очень тесной структурной взаимосвязь с веществами, присутствующими в организме, которые встречаются в центральной нервной системе и играют важную роль в регуляции её функций. Поэтому возможно, что при нарушении метаболизма обычных нейротрансмиттеров образуется вещество, подобное ЛСД или псилоцибину, которое может определять и изменять характер человека, его видение мира и поведение. Мизерное количество вещества, образование которого мы не можем контролировать по своей воле, способно определять нашу судьбу. Возможно, подобные размышления о биохимии, нашли своё выражение во фразе Готтфрида Бенна из его эссе «Provoziertes Leben» (Искусственная жизнь): «Бог есть вещество, наркотик!»
С другой стороны, хорошо известно, что такие вещества, как, например, адреналин образуются в нашем организме вследствие мыслей и эмоций, которые, в свою очередь, определяют функции нервной системы. Можно предположить, что наше физическое тело восприимчиво по отношению к разуму, и оно формируется им, так же, как наша интеллектуальная сущность формируется нашей биохимией. Определить, что изначально, не легче, чем ответить на вопрос, что было в начале: курица или яйцо.
Несмотря на свою неуверенность относительно существенных опасностей, которые могут возникать при использовании галлюциногенных веществ, я продолжил исследования действующих веществ мексиканского волшебного «утреннего сияния», о которых я вкратце вам писал. В семенах этого растения мы обнаружили в качестве действующего вещества производные лизергиновой кислоты, химически родственные ЛСД. Это было практически невероятным открытием. Я всегда питал особенную любовь к «утреннему сиянию». Это были первые цветы, которые я в детстве самостоятельно вырастил в саду. Их голубые и красные чашечки – одно из первых воспоминаний моего детства.
Недавно я прочитал в книге Д. Т. Судзуки «Дзен и японская культура», что «утренне сияние» играло важную роль в Японии, среди любителей цветов, в литературе, и в изобразительном искусстве. Его великолепие сильно повлияло на творческую фантазию японцев. Среди прочего, Судзуки цитирует трехстишие поэтессы Чийо (1702-75), которая однажды утром пошла за водой к соседнему дому, потому что…
«Моё ведро очаровано цветами утреннего сияния, и я попрошу воды».
Таким образом, «утреннее сияние» демонстрирует два возможных способа влиять на разум и тело человека: в Мексике оно оказывает воздействие как волшебное снадобье, тогда как в Японии оно действует с духовной точки зрения, посредством красоты своих чашечек.