Такой вот человек, постоялец Кузовлевой, обратил внимание на мальчишку. Долго с матерью Вовкиной разговаривал, убеждал ее в чем-то. Взял в конце концов Вовку под свою опеку.

Каждую пятидневку под выходной Володька уходил на рыбалку. Он и раньше любил посидеть с удочкой не столько из-за рыбы, сколько из-за того, что один на один у реки остаешься. Привык он к одиночеству. Но если раньше удил он рыбу возле поселка, то теперь уходили они с Семушкиным с вечера на Злыдень-озеро. Шли не с пустыми руками. Каждый раз Семушкин захватывал с собой объемистый мешок. В нем, кроме рыболовных снастей, лежали приспособления для тренировок по системе, которую Иван Захарович разрабатывал сам. Хранились в мешке парусиновые широкие пояса, наполненные свинцом, с тесемками для крепления. Перепончатые перчатки с тугими резинками для тренировки пальцев рук и ног, тугие заспинные ремни, прочие приспособления. Со всем этим хозяйством они располагались на озере. С утра — тренировки.

После разминки, бега по песку, вел Семушкин своего подопечного через трясину к склону холма. Впрочем, водил он парнишку в самом начале, пока не освоил Володька технику выбора тропы по едва заметным кабаньим следам. На этом склоне, густо поросшем ольхой да черемухой, Семушкин прорубил просеку. Рубил сверху вниз зигзагами. Узкая получилась просека. Как раз на одного человека. Причем на всем протяжении просеки оставлял Семушкин необрубленные стволы и ветки на высоте Вовкиного роста и ниже. Посоветовал, чтобы Володька научился бегать, не задевая ни одной ветки, не спотыкаясь о пни-обрубки. Преподал Семушкин мальчишке и основы борьбы дзюдо и самбо. Отрабатывали они приемы. Радовала и рыбалка. Не с пустыми руками они возвращались со Злыдень-озера. Приносили рыбы и хозяйке Семушкина, и Володькиной матери. Мать радовалась, что сын, взрослея, становился, как она говорила, добытчиком. Радовало ее и то, что сын день ото дня хозяйственнее становился, самостоятельнее, что ли. И по дому многое стал делать, и в огороде. Жить стал по часам. Раньше-то, бывало, все молчал, сейчас нет-нет да и расскажет что. Внимание к ней проявляет. То «отдохни» скажет, то другое слово найдет.

Из сообщений газет того периода

Фашистский мятеж

в испанском Марокко

«…Военно-фашистским повстанцам в Марокко удалось высадить десант на территории Испании, в районе Кадикса, и овладеть городом. Одновременно командующий второй дивизией в Севилье поднял там восстание против правительства и захватил власть в городе. Высадившийся в районе Кадикса десант соединился с войсками, восставшими в Севилье».

«…Контрреволюция рассчитывала не на поддержку со стороны масс, а главным образом на отборные воинские части, состоящие из профессиональных солдат и сосредоточенные в Марокко…»

«Правда» 20 июля 1936 года

И з телеграммы

ЦК Компартии Испании

«Наш народ, жертвующий своей жизнью в борьбе против фашизма, хочет, чтобы вы знали, что ваша братская помощь подняла его энтузиазм, дала новую энергию бойцам и укрепила его веру в победу». «Правда», 16 октября 1936 года.

О событиях в Испании писали все газеты, о них сообщалось по радио. Начался сбор средств в фонд помощи бойцам в Испании. Тогда же поползли по поселку слухи. Говорили, что и наших бойцов посылают на ту войну. Уехал из поселка Семушкин. Уехал так же неожиданно, как и появился. Артельные большей частью обиделись на такой отъезд Семушкина. «Ты хоть и тайный человек, — говорили об Иване Захаровиче, — но должен был проводы устроить». Разговоры, однако, на том и кончились. Вспомнят, как ладно сапоги тачал, снова забудут. Один Володька постоянно помнил своего наставника, его слова. «То, что я тебе дал, — сказал прощаясь Иван Захарович, — оружие. Помни об этом. Будь достоин доверия».

Володька помнил. Время свое до последней минуты отдавал тренировкам, учебе. Теперь жизнь его складывалась по-иному, и он, словно наверстывая упущенное в беге на длинную дистанцию, заторопился. Потянулся к одногодкам. Появились товарищи, друзья. Из Володьки он как-то незаметно превратился в Володю, Владимира.

Из рассказа

М.П. Ко ноновой

«…Легко ли мне было поднять его? Вся душа из-за него изболелась. Кабы не Иван Захарович, разве он вошел бы в силу? Разве свершил бы такое в войну? Иван Захарович его на ноги поставил, ему спасибо».

Мария Петровна Кононова женщина невысокая, худенькая. Хлопотливая. Сядет, начнет говорить, тут же встанет. То скатерть поправит, то тарелку поставит. Пальцы рук ее узловатые. Много досталось этим рукам. И лес они валили, и землю обрабатывали. На стене рядом с фотографиями висят грамоты за хорошую, работу на фабрике, на лесозаготовках, на торфоразработках. За доблестный труд во время Великой Отечественной войны награждена Мария Петровна медалью.

Дом у нее сохранился старый, довоенный. Не дошли фашисты до Озерного. Остановили их в десяти километрах от поселка. Дом ветхий, но внутри чисто, опрятно. Стараниями Марии Петровны доски пола выскоблены до желтизны.

Лицом Володя в мать. Курносый, остроглазый. Брови почти срослись у переносицы. На левой щеке небольшая родинка, такая же, как у матери. Их схожесть заметна на всех фотографиях. Одну из карточек Мария Петровна сняла со стены, погладила.

Из рассказа

М.П. Кононовой

«… Аккуратный он был. В неделю письмо обязательно пришлет. И до того откровенный… Всё-то он матери напишет, все объяснит.

Потом замолчал… Похоронка пришла… Но я не поверила».

Из рассказа

И.3. Семушкина

«…Я почему взялся обучать Володю своему нелегкому военному ремеслу? Мне себя надо было убедить. Истощение нервной системы — болезнь нешуточная. Я понимал, что к лечению, к заботам врачей необходимо приложить свои усилия, собраться. А тут на глаза болезненный мальчонка попался. Не я, думаю, буду, если не поставлю этого молодого человека на ноги. Он оправдал мои надежды. Сколько бойцов, командиров погибло в войну, не доехав до фронта, сколько гибло людей в первых атаках, не успев сделать и выстрела по врагу. Та ковы уж жестокие будни войны. А Володя… Он не просто выполнил свое первое задание, совершил подвиг — преодолел себя…»

В сорок первом Владимиру исполнилось шестнадцать лет. Мать напекла пирогов. Собрался почти весь класс. Пришли соседи. Появилась балалайка, гармонь. После застолья все высыпали на улицу, лихо под перепляс пели частушки. Мать не отставала, выходя в круг. Впервые за многие годы сын услыхал, какой чистый звонкий голос у матери. Он для себя вроде бы открытие сделал. Увидел в матери еще довольно молодую женщину, у которой могли запросто зарумяниться щеки, загореться озорным блеском глаза, а руки, ее натруженные, в мелких черных морщинках руки, могли нежно, как показалось Володе, перебирать бахрому цветной шали.

На следующий день

началась война

Бывает, нет-нет да услышишь: повезло, мол, человеку. Володе действительно повезло, так он считал. Попал в школу морской разведки особого назначения. Но… Везение не манна небесная, само оно не приходит. Везенье подготовить надо. Иногда всей жизнью своей. Сколько лет Володя тренировал себя. Из хлюпика превратился в бойца, уважаемого человека. Комсомолией школы руководил. С первых дней войны уехал на оборонительные работы. Тяжелое время. Немцы числом брали. На глазах на одного нашего краснозвездного сокола по десять крестоносцев набрасывалось. Фашисты стенкой шли. Один случай особо запомнился. Кононов в тот день Семушкина вспомнил. В тот день они, как обычно, рано поднялись. И только высыпали на склон холма противотанковый ров докапывать, в воздухе появились самолеты с крестами. Их было больше десяти. Специально, видать, прилетели, потому что вышли прямо на ров. С пулеметами кинулись против людей, у которых, кроме лопат, кирок да ломов, никакого оружия. Заходили самолеты раз за разом. Не по нутру, значит, строительство пришлось.