В начале первой Ханьской империи, т.е. во II-м веке до н.э. на севере Корейского полуострова было княжество Чаосянь (яп. Тёсэн), на юге – т. наз. "три княжества "Хань" – по-японски Бакан, Синкан, Бэнкан. Из них наиболее близким к Японии было княжество Синкан. При ханьском императоре У-ди (140-87) китайское влияние распространилось и на Корейский полуостров, а через него и на Японию, в частности на о. Кюсю. Китайские источники передают, что до тридцати правителей Кюсю посылали посланцев с дарами к Ханьскому двору. Это положение продолжалось и в период Второй Ханьской империи, т.е. в I-II в. н.э. Как я уже упоминал, к этому периоду относятся рассказы Хоу-Хань-шу о посольстве с подарками, о поднесении "царем Ямато" 160 рабов.

В I в. до н.э. картина на полуострове изменилась. На север образовалось княжество Когурё (яп. Кома), на востоке – Силла (яп. Сираги), на западе – Пякчэ (яп. Кудара). На самом юге располагалось маленькое княжество Мамина (иначе Кара), само состоявшее из десяти владений, из которых наиболее крупное называлось Окара. Самая северная часть полуострова после падения в 220 г. Ханьской империи попала под власть возникшего в 220 г. на севере Китая Вэйского царства, поддерживавшего с Кумасо на Кюсю, по-видимому, довольно оживленные отношения. По крайней мере, Вэй-чжи рассказывает о прибытии в 238 г. посланца от "царицы Ямато", о поездке в 240 г. наместника северо-корейских провинций Вэйского царства в страну Ямато; о прибытии в 243 г. новых послов из Японии. Тут же сообщаются сведения о внутренней жизни японских "государств". Так, например, рассказывается, что в 247 г. велась борьба между царицей Химико (или Химэко) с царем другого государства, в которую как-то вмешались и Вэйские правители. Во всяком случае, не подлежит никакому сомнению, что в III в. население Кюсю, вероятно, в первую очередь, племя Кумасо, поддерживало довольно оживленные сношения с Силла и даже с Вэй. Эти сношения были иногда мирными, иногда нет. Так, из корейских источников мы видели, что японцы о. Кюсю (вернее всего Кумасо) неоднократно совершали набеги на Корею.

В III веке н.э. соотношение сил, установившееся на Корейском полуострове, стало меняться. Правители Силла сумели на севере обеспечить себе поддержку Вэйского государства; им удалось установить также дружественные отношения с Кумасо. Весь напор Силла оказался направленным на соседнюю Мимана. Нихонги сообщает, что Мимана запросила помощи у царей Ямато: к Судзину будто бы явился посол и просил о помощи, предложив компенсацию в виде части владений, принадлежавших Мимана. Результатом этого явилась экспедиция принца Сионори в Корею. Так совершилась первая японская "интервенция" в Корею. Указать точные даты этого события нельзя. Мнения на этот счет расходятся. Во всяком случае, это могло иметь место в царствование Судзина, или же еще в конце предыдущего царствования Кэйка. Так или иначе, эта "интервенция" привела к двояким последствиям: с одной стороны, японцы как-то закрепились на южном конце полуострова, скорее всего – наложили дань; с другой стороны, они столкнулись лицом к лицу с Силла, а через нее и с ее союзниками: китайским царством Вэй на севере и племенем Кумасо на Кюсю. Началась эпоха не только оживленных сношений с материком, но и "большой политики". При свете этих внешних событий особый интерес получает сообщение Кодзики и Нихонги о всяческом поощрении Судзином постройки судов для морских переходов.

Эпоха Судзина несомненно имеет особое значение для древней истории Японии. Нужно сказать, что повествование Кодзики и Нихонги, более или менее подробно останавливающееся на "Восточном походе" Дзимму, после этого в сущности прерывается. О царях, следующих за Дзимму – а их насчитывается до Судзина – 8, не сообщается ничего, кроме простых упоминаний о "восшествии на престол" и смерти. И только с Судзин повествование снова начинает сообщать факты и происшествия. Характерно, что обе хроники отмечают значение этого царствования тем, что придают Судзину прозвище "Хацу-Куни-сирасу Сумэра-микото", т.е. "первоправитель страны". Нихонги придает это прозвание еще и Дзимму, Кодзики же только одному Судзину. Толковать это обстоятельство, по-видимому, следует в том смысле, что именно в эту эпоху (III в.) обозначилось укрепление союза родов Ямато, ставшего в дальнейшем основой общеплеменного объединения.

В царствование Суйнин отмечаются те же самые мероприятия, направленные к развитию земледелия, что и в правление Судзин; только масштабы этих мероприятий достигают уже очень больших размеров: по приказу Суйнин будто бы было вырыто свыше 800 прудов. Одновременно велась и разработка новых земель. Такие сведения о прорытии канав, устройстве прудов и других оросительных сооружений даются и в последующих царствованиях. Так что развитие земледелия в эту эпоху, по-видимому, является совершенно несомненным и приоритет земледелия перед другими видами хозяйственной деятельности точно также вполне очевиден.

Судзину приписываются большие заботы о вооружении. Так, хроники рассказывают, что им подносились храмам, т.е. складывались в запас луки, стрелы, копья; передают, что он повелел изготовить 1000 мечей. Для чего было нужно это оружие, показывает сообщение о восстании против Судзина брата его жены – Сахо-хико. Это сообщение является свидетельством того, что союз родов Ямато, образовавшийся при Судзин, все еще не был достаточно прочен.

Царствование Кэйко ознаменовано не столько подвигами самого царя, сколько деятельностью его сына принца Ямато такэру. Те части Кодзики, которые повествуют об этом принце и его походах, напоминают сказания о героях и богатырях. Ямато-такэра совершил несколько походов против эбису, живших в районе Токайдо. Он же предпринял поход и против Кумасо, живших на территории провинций Сацума, Осума, Хюга на о. Кюсю. Эти походы по изложению Кодзики, конечно, закончились победоносно: поднимавшие мятежи против царей Ямато племена Эбису и Кумасо были приведены к покорности. Завоевательные экспедиции предпринимались и впоследствии и также – либо на северо-восток, либо на юго-запад, т.е. против Эбису или Кумасо. Таким образом, эти повествования свидетельствуют о том же, о чем говорят китайские источники: о постепенном распространении власти той группы японского племени, которая сосредоточилась в Ямато, о приведении к покорности ближайших родов и даже более отдаленных племен инородческого происхождения. Иначе говоря, в эту эпоху японское племя вплотную столкнулось с этими племенами.

К эпохе Кэйко приурочивается мероприятие, начало которого приписывается Дзимму и которое свидетельствует о постепенном расширении власти Ямато над прочими районами Японии. Завоевательные походы, как сказано выше, заканчивались часто удачно, и на побежденные роды накладывалась, очевидно, дань, т.е. эти побежденные превращались в данников Ямато. Видимым признаком такого положения данников являлось некоторое подчиненное положение глав этих родов по отношению к вождям союза родов Ямато – царям. Кодзики и Нихонги, рассматривающие весь завоевательный процесс с точки зрения царского рода и соответствующим образом определяющие отдельные факты этого процесса, представляют установление такой зависимости родовых старейшин от царского рода, т.е. превращение их в данников, как "назначение" этих старейшин "правителями" своих районов. Так, еще Дзимму будто бы назначил несколько таких "правителей" так наз. – куни-но мияцуко. При Кэйко было назначено целых семь "правителей". При этом само слово "мияцуко" показывает, что эти правители были не более, чем данниками царского рода. Во всяком случае никак нельзя понимать назначение куни-но мияцуко как действительно посылку правителей – уполномоченных царской власти в отдаленные районы. Это – не губернаторы, управляющие вновь созданными административными районами. Это те же самые родовые старейшины, главы покоренных родов, которые становились в положение данников по отношению к царскому роду и в этом смысле назывались "мияцуко", т. е. "царские рабы".