— Эти люди правы, — сказал дядя Коля. — Они не сделали ему ничего дурного. За что он так надоедает им?

В перерыве дядя Коля спрятался за колонну — он боялся встретиться с кандидатом, который был ему немного знаком, чтобы не травмировать того после жуткого провала.

Сам кандидат, однако, разгуливал по фойе с довольным видом, ничуть не был огорчен, улыбался и солидно кивал направо-налево.

Увидев такое дело, дядя Коля ужасно расстроился. На него прямо жалко было смотреть — казалось, он вот-вот разрыдается.

— Все! — сказал он. — Конец!.. Я ничего не понимаю в этом мире! Режьте меня на куски — я ничего больше не понимаю!

Он хотел тут же уйти из клуба. Кое-как я уговорила его остаться. Так что мы посмотрели еще и концерт, и фильм «Подсолнухи». Только на танцы не решились оставаться.

…Луны не было, но мы хорошо знали дорогу и безбоязненно шли в темноте. Только перед лагерем москвичей дядя Коля включил фонарик.

— Не перетоптать бы вундеркиндов, — сказал он. — Такая потеря для будущего.

Но «вундеркинды» не спали. Они сидели вокруг едва тлеющего костра и были расположены к задушевности.

— Из кино? — спросили они, осветив нас тремя фонариками. — Как вам понравились «Подсолнухи»?

— Э-э-э, видите ли, — сощурился дядя Коля. — Разумеется, Софи Лорен, как всегда, очаровательна. И Мар-челло Мастроянни играет талантливо… Но, по-моему, на этот раз очень тонкая психологическая проблема сведена где-то к мелодраме, а это снижает…

— А вам не кажется, что мы стали слишком избалованы? — сказал строгий молодой голос. — Избалованы всеми этими новомодными приемчиками, подтекстом, философичностью?..

— Ну-у… в какой-то мере, конечно, — затоптался дядя Коля. — Но вот война, допустим… Нельзя же так лубочно…

— Значит, такой они ее видят, — перебил голос. — В конце концов, не довольно ли этой окопной правды, снижающей героику.

— Возможно, — сказал дядя Коля, отступая в темноту. — Возможно, вы правы… Наверное… Спокойной ночи…

— Ишь, сопляки! — обижался дядя Коля, ухая в колдобины (напуганный тем небритым дядькой, он даже в темноте шел по обочине). — Прорабатывают, понимаешь!.. Эрудиты! Художественную литературу, небось, читают… Периодическую печать. И когда только успевают?..

Я поняла, что культпоход не улучшил дядя-Колиного настроения…

Во Владивостоке опять шел дождь.

В агентстве Аэрофлота, куда мы сразу же заявились, стояла многодневная очередь небритых командировочных — билеты в Южно-Сахалинск регистрировали только на первую декаду сентября.

Нас это не устраивало. У папы и Паганеля первого сентября начинались лекции в университете. Дядя Коля никуда не спешил, но именно он-то расстроился больше всех. Горела дяди-Колина программа-минимум — добраться до Сахалина, и это могло подорвать его семейный авторитет.

Дело в том, что теща дяди Коли каждый месяц летает в здешние места по служебным делам. Возвратясь с работы, она бросает в маленький спортивный чемоданчик зубную щетку и шлепанцы, оставляет мужу записку: «Борщ в холодильнике», — и уезжает на аэродром. А через несколько часов уже звонит из Южно-Сахалинска, чтобы напомнить домашним про цветы, которые необходимо поливать. Короче, теща перед отъездом не останавливает на перекрестках знакомых и не сообщает им с притворной небрежностью: «А я, знаете, на Сахалин лечу. Говорят, там тайфун ожидается и два землетрясения. Любопытно будет взглянуть».

А дядя Коля собирался полмесяца. Ограбил всех приятелей, издергал родственников. За неделю до отъезда он начал ходить по городу в туристских ботинках — растаптывал их. Дал в редакции прощальный банкет на восемнадцать персон. Жена, провожая его в аэропорт, обливалась слезами и заламывала руки… Словом, после всего этого дядя Коля не мог вернуться назад с половины дороги.

Можно было попробовать еще один вариант — морской. Правда, тогда ломался график и на «взятие» Куашира и Шикотана, как тут же подсчитал папа, оставалось всего по два с половиной дня.

Сгорбившись, засунув руки в карманы и сдувая с носа водяные капли, мы побрели на морской вокзал.

На морском вокзале висела красивая карта: «Туристские маршруты Дальневосточного пароходства». Разноцветные стрелки вели к пунктам назначения: Холмск, Южно-Сахалинск, Корсаков, о. Кунашир, о. Итуруп, о. Шикотан. Под картой было написано веселыми буквами:

Мы очень хотели путешествовать на лайнерах, но подошедший Паганель сказал, что это приглашение для миллионеров и коронованных особ — для тех, словом, кто может купить любой лайнер за наличные деньги. А мы — Паганель уже все разузнал — можем воспользоваться только одним лайнером — теплоходом «Туркмения», который отходит на острова завтра. Вернее, мы не можем им воспользоваться, потому что все билеты распроданы еще неделю назад, и сейчас идет запись на палубные места.

Желающих уехать на палубе оказалось немало, хотя про места еще ничего не было известно — дадут или нет. На всякий случай мы тоже записались — восемьдесят шестыми.

— Вот случай, когда наука бессильна, — сказал дядя Коля. — Остается способ, рассчитанный на «а вдруг». Через полтора часа в Южно-Сахалинск улетает самолет. Мест на него нет. Но вдруг кто-то опоздает. Или напьется. Или, не дай бог, попадет в автомобильную катастрофу. Или кого-то схватит аппендицит. Кажется, по-вашему это называется теорией вероятности… Правда, сразу четырех пассажиров аппендицит вряд ли схватит, но чем черт не шутит.

…По дороге в аэропорт наше такси остановил автоинспектор. Видать, он долго размышлял, останавливать или нет, махнул палочкой в последний момент, и мы поэтому основательно проскочили его.

Автоинспектор пошел к машине. Он шел неторопливо, любуясь по пути окружающей природой. Губы его были вытянуты трубочкой — автоинспектор что-то неслышно насвистывал. Потом он устал идти и махнул водителю, чтобы тот спятился. Водитель сказал: «У, козел!»— и спятился.

— Первое «а вдруг», — вслух заметил папа.

Автоинспектор строго глянул на него, но промолчал.

Водителю он тоже ничего не сказал. Проверил его документы, постучал ногтем по приборам и знаками приказал, чтобы тот проехал сначала вперед, а потом возвратился сюда. Водитель, зло дергая рукоятку скоростей, проехал, развернулся и остановился возле желтой «Волги» с красной полосой.

Из желтой «Волги» вылез второй автоинспектор, и они вдвоем с первым стали задумчиво рассматривать колеса нашей машины. На нас они не смотрели вовсе.

Насмотревшись досыта, автоинспекторы велели таксисту опять ехать вперед, сделать поворот и, разогнавшись, затормозить. Водитель выполнил все это: как следует разогнался и резко затормозил. Рюкзаки, лежавшие возле заднего стекла, попадали нам на головы.

Автоинспекторы достали рулетку и, присев на корточки, принялись измерять что-то на асфальте.

Пока они ставили свои опыты, папа, не отрываясь, смотрел на часы и время от времени сообщал:

— Идет регистрация багажа!

— …регистрация закончена!

— …объявлена посадка!

Наконец автоинспекторы нас отпустили. Папа этого даже не заметил, он все смотрел на часы. Минут через пять папа сказал:

— Все. Взлет. Поздравляю. — И откинулся на сиденье.

…Самолет, к счастью, не улетел. В Южно-Сахалинске упал туман, и рейс задержался. Свободных мест на него, впрочем, все равно не было. Была надежда, как нам сказали. Но слабая.

Папа остался караулить рюкзаки, а мы пошли изучать окрестности.

Изучение закончилось возле ближайшего летнего павильона. Здесь дядя Коля взял себе стакан вина, а Паганель — стакан лимонада. Мне досталась шоколадка.

Дядя Коля с Паганелем обреченно уставились в стаканы и повели такой разговор:

— Значит, загораем…

— Еще как загораем.

— Загораем — будь здоров как…

— Сто лет бы я не хотел так загорать.