— Кто вы, мистер?
— Меня зовут Беркхальтер.
В глазах Рейли отразилось понимание и осторожность.
— А, понимаю. Вы получили мой вызов?
— Да, — ответил Беркхальтер. — Я хочу поговорить с вами об этом. Могу ли я войти?
— Конечно, — он отступил в сторону, давая гостю проход, и через холл провел его в большую гостиную, где сквозь мозаичное стекло пробивался рассеянный свет.
— Хотите договориться о времени?
— Я хочу сказать вам, что вы не правы.
— Подождите-ка минутку, — прервал его Рейли, хлопнув в ладоши. — Моей жены сейчас нет дома, но она мне все рассказала. Мне не нравятся эти фокусы с влезанием в чужие мысли. Это нечестно. Вам следовало бы сказать вашей жене, чтобы она занималась своими делами — или держала язык за зубами.
Беркхальтер терпеливо сказал:
— Я даю вам слово, Рейли, что Этель не читала мыслей вашей жены.
— Она так говорит?
— Я… видите ли, я не спрашивал ее об этом.
— Ага, — с торжествующим видом сказал Рейли.
— Мне это просто не нужно. Я достаточно хорошо ее знаю. И… Ну, я и сам — Болди.
— Я это знаю, — сказал Рейли. — Судя по тому, что мне известно, вы можете сейчас читать мои мысли.
Он поколебался.
— Убирайтесь из моего дома. Я хочу, чтобы все мое оставалось при мне. Встретимся завтра, на рассвете, если вас это устраивает, а теперь уходите.
Казалось, он вспомнил что-то, что-то очень давнее, чего он не хотел.
Беркхальтер благородно сопротивлялся соблазну.
— Ни один Болди не станет читать…
— Ладно, проваливай!
— Послушайте! В дуэли со мной у вас не будет и шанса!
— Ты знаешь, сколько раз я побеждал? — спросил Рейли.
— Вы когда-нибудь дрались с Болди?
— Завтра я продолжу свой счет. Убирайся, слышишь?!
Беркхальтер прикусил губу.
— Дружище, — сказал он, — неужели вы не понимаете, что во время дуэли я могу читать ваши мысли?
— Какая разница… что?
— То, что я опередил бы любое ваше движение. Какими бы ловкими ни были ваши действия, вы на долю секунды раньше выполните их мысленно, и я узнаю обо всех ваших фокусах и слабостях. Ваша техника боя будет для меня открытой книгой. О чем бы вы не подумали…
— Нет, — Рейли помотал головой. — О, нет. Ты умен, но этот трюк не пройдет.
Беркхальтер поколебался, принимая решение, потом отодвинул мешавший им стул.
— Берите свой кинжал, — сказал он. — Не расстегивайте ножны, я покажу вам, что я имею в виду.
Глаза Рейли расширились.
— Если ты хочешь, чтобы это произошло сейчас…
— Не хочу.
Беркхальтер отпихнул в сторону другой стул. Он расстегнул пояс, снял с него кинжал в ножнах, проверил, защелкнут ли безопасный зажим.
— Места здесь достаточно. Давайте.
Нахмурившись, Рейли взял свой кинжал, неуклюже сжал его, несколько сбитый с толку неснятыми ножнами, и внезапно сделал выпад. Но Беркхальтера на прежнем месте уже не оказалось; он предвидел удар, и его собственные кожаные ножны полоснули по животу Рейли.
— Вот так бы и кончилась схватка, — сказал Беркхальтер.
Вместо ответа Рейли тяжело поднырнул под нож, в последний момент нацелив удар в горло. Но свободная рука Беркхальтера уже прикрыла его горло; другая его рука с зачехленным кинжалом дважды ткнула Рейли в область сердца. Веснушки ярче выступили на побледневшем лице этого большого человека. Но он еще не собирался уступать. Он попробовал еще несколько приемов, умных, хорошо отработанных приемов, но и они оказались бесполезными, потому что Беркхальтер предвидел их. Его левая рука неизменно прикрывала место, в которое целился Рейли, и куда он никак не мог попасть.
Рейли медленно опустил руки. Он облизнул губы и сглотнул. Беркхальтер возился с кинжалом, одевая ножны на ремень.
— Беркхальтер, — сказал Рейли, — ты дьявол.
— Вовсе нет. Я просто боюсь пробовать. Вы действительно думали, что быть Болди легко?
— Но если ты можешь читать мысли…
— Как вы думаете, сколько бы я протянул, если бы соглашался на любую дуэль? Это было бы слишком. Никто бы не стал терпеть этого, и кончилось бы это моей смертью. Я не могу участвовать в дуэлях, потому что это было бы убийством, и люди знали бы это. Именно по этой причине я стерпел множество ударов, проглотил множество оскорблений. Теперь, если вам угодно, я готов проглотить еще одно и извиниться. Я соглашусь со всем, что вы скажете, но драться с вами на дуэли, Рейли, я не могу.
— Нет, теперь я это понимаю. И я рад, что вы пришли.
Рейли все еще был смертельно бледен.
— Я бы попал в такой переплет…
— Не я это придумал, — сказал Беркхальтер. — Я бы не устраивал дуэлей. Болди, да будет вам известно, не такие уж счастливчики. У них полно запретов — вроде этого. Вот почему они не могут испытывать судьбу и враждовать с людьми, и вот почему мы никогда не читаем мысли, если только нас об этом не попросят.
— Звучит более или менее разумно.
Рейли колебался.
— Послушайте, я заберу свой вызов назад. Ладно?
— Спасибо, — сказал Беркхальтер, протягивая ему руку. Рука была принята довольно неохотно.
— Расстанемся на этом, так?
— Хорошо.
Рейли все еще хотелось поскорее отделаться от своего гостя.
Немелодично насвистывая, Беркхальтер направился к Издательскому Центру. Теперь он мог все рассказать Этель. Собственно говоря, он должен был это сделать, потому что возникавшие между ними недомолвки нарушали их телепатическую близость. Дело было не в том, что их разумы должны были раскрыться друг перед другом, нет, скорее, любой барьер чувствовался другим и совершенное взаимопонимание не было бы столь совершенным. Удивительно, но вопреки этой полной близости мужу и жене удавалось уважать личные мысли друг друга.
Этель могла, конечно, немного расстроиться, но беда уже миновала, и потом она ведь тоже была Болди. Ну, конечно, в парике пушистых каштановых волос, с длинными загнутыми ресницами она не казалась таковой. Но ее родители жили к востоку от Сиэтла и во время Взрыва и после него, когда еще не было изучено воздействие жесткой радиации.
Ветер швырял на Модок пригоршни снега и уносился к югу по долине Юта. Беркхальтер захотелось оказаться в своем вертолете, одному в голубой пустоте неба. Там царило странное тихое умиротворение, какого ни один Болди не мог достичь, не погружаясь при этом в глубины хаоса. Сбившиеся с пути обрывки мыслей всегда вились вокруг, но никогда не прекращались, подобно шелесту иглы фонографа. Именно поэтому Болди любили летать и были превосходными пилотами. Высотные пустыни воздушных пространств были их голубыми хижинами отшельников.
Но он по-прежнему был в Модоке и опаздывал на встречу с Куэйлом. Беркхальтер ускорил шаги. В главном холле он встретил Муна, кратко и загадочно сказал ему, что с дуэлью он все уладил, и пошел дальше, оставив толстяка изумленно смотреть ему в спину. Единственный вызов видеофона был от Этель, запись сообщила, что она беспокоится за Эла и хочет, чтобы Беркхальтер зашел в школу. Ладно, это он уже сделал — если только мальчуган с тех пор не успел натворить чего-нибудь еще. Беркхальтер послал вызов и немного успокоился. С Элом все пока было по-прежнему.
Он нашел Куэйла в том же солярии, страдающим от жажды. Не имея ничего против потери Куэйлом выдержки, Беркхальтер заказал пару коктейлей. Седовласый автор был поглощен изучением селекционного исторического глобуса, высвечивающим эпоху за эпохой, по мере того, как он погружался в прошлое.
— Посмотрите на это, — сказал он, пробегая пальцами по ряду кнопок.
— Видите, как изменяется граница Германии? И Португалии. Заметили ее зону влияния? А теперь… — зона постоянно отступала, начиная с 1600 года, в то время как другие страны сверкали великолепием и наращивали морскую мощь.
Беркхальтер отпил коктейль.
— Немногое осталось от этого.
— Нет, ведь… что случилось?
— О чем вы?
— Вы неважно выглядите.
— Я не знал, что это заметно, — скривившись сказал Беркхальтер. — Я только что ускользнул от дуэли.