Наши юные охотники счастливо проплыли по реке св. Петра и, перенеся лодку к верховьям Красной реки, отправились по ее течению на север. Им предстояло сделать еще около двух тысяч миль: спуститься еще по многим рекам, переправиться через многие стремнины, озера и пройти пространства, по которым пирогу надо будет нести на плечах.

Что же, читатель, последуем за ними? Удивительные картины, необычайные приключения, которые мы увидим, оплатят опасности этого путешествия.

Подождите! У нас будет еще один спутник. В лодке сидит и четвертый юный путешественник. Кто это? Он с виду одних лет с Базилем, так же крепок и высок и сложением похож на него. Но он белокурый, хотя волосы его не того оттенка, что у Люсьена, густые, вьющиеся, короткие. У него, что называется, свежий цвет лица, и воздух, на котором он, очевидно, проводит много времени, украсил его лицо загаром и румянцем. Глаза у него темно-синие и оттенены черными бровями и ресницами. В этом сказалась разная кровь его родителей.

Юношу можно назвать красивым, хотя он, может быть, грубее своих товарищей. Его ум меньше развит воспитанием, он меньше видел цивилизованное общество. Но черты его лица красивы; губы выражают добродушие и твердость; в глазах сверкает природный ум, лицо выражает столько искренности и честности, что кажется прекрасным. Можно уловить, правда, очень легкое сходство между ним и тремя его спутниками, то, что называется фамильным сходством. Они действительно родственники. Он двоюродный брат наших старых знакомых, единственный сын того дяди, к которому они едут. Он тот посланец, которого дядя отправил за ними. Вот кто четвертый путешественник.

Его костюм походит на костюм Базиля; но так как он сидит на носу, на ветру, то на нем канадский плащ из белого сукна с откинутым на спину капюшоном.

Но кроме них есть еще четвероногое, расположившееся на дне лодки. По размерам и красноватому цвету шерсти вы могли бы принять его за пантеру, кугуара. Но широкие висячие уши и черная морда доказывают, что это собака, помесь гончей с дворняжкой; это Маренго.

В лодке сложены одеяла, буйволовы шкуры, небольшая свернутая палатка, мешки с провиантом и кухонные принадлежности, топор и заступ, ружья, из которых одно — двуствольный карабин. Кроме того, рыболовная сеть, всякие приспособления и снаряжение, необходимые для подобного путешествия.

Нагруженная лодка низко сидит в воде и все-таки легко несется вниз по Красной реке — на север.

Была весна, хотя уже довольно поздняя. Весь снег с холмов стаял и поднял воды. Течение было быстрым, и наши путешественники спускались, не работая веслами, а только направляя свою пирогу. Норман, — так звали их двоюродного брата-канадца, — сидел на носу челна, на самом ответственном месте. Люсьен занял место на корме и с карандашом и записной книжкой в руках делал заметки об окружающей природе. Берега Красной реки покрыты богатой растительностью. Она, конечно, имеет северный характер, но отнюдь еще не полярный. Люсьен увидел здесь и дикую яблоню, и малину, и землянику, и смородину. Внимание юного натуралиста привлек характерный для этой местности куст, известный в ботанике под именем viburnum oxycoccos, а индейцами называемый анепеминан от слова «непен» — лето и «минан» — ягода. Это разновидность калины, высотой в метр, с ягодами, как у клюквы, с листьями, напоминающими дубовые. Спелые плоды его похожи на вишни или больше, пожалуй, на бруснику, отличаясь той же горьковатостью, и часто заменяют бруснику в пирогах.

Люсьен рассказал, что знал об этом растении, своим спутникам. Норман с удивлением выслушал научные сведения, сообщенные ему родственником. Базиль также интересовался объяснениями брата, но Франсуа, мало склонный к наукам, был занят другими мыслями. Сидя в середине лодки с приготовленной двустволкой, он напряженно следил, не окажется ли на расстоянии выстрела одна из птиц, которые пролетали над рекой. Он уже подстрелил нескольких диких гусей и уток, но ему хотелось убить хоть одного из тех прекрасных лебедей, которые часто показывались, но всегда держались вдалеке.

— Оставь свои viburnum и oxycoccos, брат, — обратился Франсуа к Люсьену, — и расскажи нам лучше что-нибудь об этих лебедях. Смотри, вот один из них. Чего бы я ни дал, чтобы подстрелить его!

И Франсуа указал на большую белую птицу, отплывавшую от берега. Это был лебедь самой крупной породы — трубач. Заметив пирогу, он бросился на середину реки и, слегка подняв крылья, отдался быстрому течению. Он был ярдах в двухстах от пироги, и, в надежде его настичь, Франсуа попросил налечь на весла, а сам приготовился к выстрелу. В несколько минут пирога тоже вышла на середину реки, и началась гонка. Лебедь не улетал, сознавая, что полет потребует от него больших усилий, чем плавание; он знал — лебеди очень хорошо умеют рассуждать! — что его враги имеют два двигателя: весла и течение, а он три: весла, течение и паруса, которыми служили ему его поднятые крылья. И его расчет был верен. Расстояние между ним и его преследователями все увеличивалось, и они уже готовы были отступить, когда заметили, что ниже река делает поворот, за которым лебедь уже не будет пользоваться силой ветра. Это снова обнадежило их, и они опять налегли на весла. Действительно, лебедь за поворотом стал плыть медленнее и опустил крылья. Теперь он потерял преимущество на воде, и по его движениям юноши поняли, что он готов полететь; они приготовили ружья, как вдруг с одного берега раздался дикий крик, и ему ответил такой же крик, похожий на смех сумасшедшего, с другого берега. Все узнали крик белоголового орла.

Лебедь тоже его узнал. Он сразу изменил намерение: вместо того, чтобы подняться в воздух, он немедленно нырнул в воду.

Опять повторился дикий хохот, и один за другим с обоих берегов взлетели два орла.

На мгновение лебедь вынырнул, и едва показалась его голова, как один из орлов опустился над ним; но лебедь снова исчез под водой, и орел напрасно окунул свои лапы в воду. С криком разочарования поднялся он в воздух и стал кружить над рекой, выслеживая лебедя; тот снова вынырнул и снова исчез, раньше чем орел опустился на воду.

Каждый раз лебедь появлялся на поверхности реки все ближе к береговым тростниковым зарослям, очевидно, под водою направляясь к ним, чтобы в них скрыться.

Орлы кружили теперь над этими зарослями со злым криком. Даже своим острым глазом они не могли различить голову лебедя среди массы белых цветов в густом тростнике. Они, казалось, только теперь заметили пирогу и, поняв опасность, быстро полетели прочь, на некотором расстоянии опустившись на берег.

Маренго не был натаскан для охоты на водоплавающих, но немного приучен ко всему, и потому охотники спустили его с лодки среди тростников, чтобы спугнуть лебедя. Однако они спустили его слишком рано. Прежде чем пирога снова выбралась из тростников, послышался глухой шум, и белая птица поднялась ввысь раньше, чем охотники успели навести на нее ружья.

Маренго, исполнив свою задачу, подплыл к лодке и был в нее поднят, а лебедь все поднимался вверх. Лебеди могут летать на очень большой высоте, но, в противоположность диким гусям и уткам, всегда над водой, а не над сушей. Очевидно, и этот лебедь хотел улететь подальше от места, где пережил такую большую опасность. Поднявшись на несколько сот ярдов, он полетел, уже в горизонтальном направлении, над руслом реки. Иногда доносились вниз трубные звуки его радостного крика. Он считал себя, очевидно, вне опасности. Но несчастный ошибся. Он был услышан и замечен. Оба орла, с которыми мы уже познакомились, поднимались спиралями в вышину, и взмахи могучих крыльев приближали их к жертве. Заметив врагов, лебедь стал то вертикально подниматься, то опускаться, и его жалобный крик был слышен на реке. После нескольких маневров один из орлов, а именно орлица, бросился вперед, потом вниз и мигом вонзил свои когти в крыло лебедя. Оно тотчас же повисло, и, лишенный возможности лететь, лебедь стал медленно опускаться. Но орлы не хотели позволить ему упасть на воду. Как только орел, находившийся ниже, увидел, что лебедь ранен, он направился к нему и, когда раненая птица поравнялась с ним, схватил его в свои когти и бросил на берег. В следующее мгновение послышался треск ветвей в кустах, возвестив, что лебедь упал на землю.