— За нас, — присоединилась Джина и осушила бокал до дна.
— Полегче с этим, — улыбнулся Микос. — У нас впереди целая ночь, дорогая, и я не хочу, чтобы ты все пропустила.
— Согласна. Но вообще-то я мало пью. И не люблю пьяниц.
— О, ты не должна мне ничего объяснять, Джина. Я уже знаю о тебе все, что мне нужно. И ты мне очень нравишься.
О небо! Вот оно, опьянение счастьем! Какой, к черту, алкоголь!
— Но ты ведь совсем меня не знаешь. У людей всегда есть скрытые стороны. Мотивы, импульсы и… тайны, которые они скрывают. Я, например, приехала в Грецию, чтобы…
— Молчи! — Микос накрыл ее руку своей ладонью. — Мне известно, зачем ты приехала. Больше того, я знаю, что ты прекрасна во всех смыслах. Я вижу страсть в твоих чарующих глазах. Слышу музыку в твоем голосе. Чувствую щедрость и доброту твоей души. Единственная загадка для меня, почему другой мужчина не занял место рядом с тобой. Но, знаешь, я благодарен судьбе за это.
— Но Микос…
— Нет. Если бы ты хотела отвергнуть меня, ты бы не согласилась обедать со мной. И не позволила бы мне целовать тебя.
— Сегодня ты и не спешишь меня целовать.
Он рассмеялся.
— Всему свое время! — Микос сильнее сжал ее руку. — Отбрось ненужное смущение. Мне тридцать пять лет, Джина. Я знаю, чего хочу. И у меня достаточно опыта, чтобы видеть, что из себя представляет человек. И я проницателен, когда судьба преподносит мне подарки.
— Возможно, но…
— Разве тебе известны все мои тайны? — перебил ее мужчина.
— Конечно, нет.
— Тогда зачем мне знать все твои? У всех за плечами есть прошлое, картхула мои.И все мы живем с теми ошибками, которые когда-то совершили. Но настоящее и будущее мы строим сами.
Джина должна была бы остановить его на этом. Сказать, что она не может строить планы на будущее в ее ситуации. Но отчего-то все проблемы, оставшиеся дома, показались очень далекими. Микос был прав.
Сейчас в этом уютном ресторанчике у нее был выбор. Она могла попросить Микоса отвезти ее обратно в отель и забыть о том, что они когда-либо встречались, или остаться и позволить себе поддаться порыву, пусть и мимолетному.
Джина украдкой посмотрела на Микоса. Он такой красивый, такой уверенный в себе; ей так легко с ним. Джина понимала, что она далеко не первая женщина в его жизни и не станет последней. Когда она отправится обратно в Канаду, Микос поцелует ее от всего сердца и помашет вслед рукой. Так почему бы не уехать из Афин с волшебными воспоминаниями, которые помогут ей пережить будущее, кажущееся таким безрадостным?
— Какие мысли тебя так занимают?
Джина улыбнулась, выдержав его взгляд.
— Ты назвал меня «картхула мои», и я размышляла, что бы это могло значить.
— Милая. — Пояснил Микос, перебирая ее пальчики. — Моя Джина. Моя милая.
Девушка никогда не испытывала ничего подобного. Ее сердце словно перевернулось в груди, наполняясь неизведанными эмоциями.
— Знаешь, я вдруг потеряла аппетит.
— Ты уже ела что-нибудь?
— Нет. Только прошлой ночью.
— Тогда поешь. Немного устриц не считается. — Микос отломил кусочек хлеба и обмакнул его в цацики. — Вот, начни с этого.
Он заботится обо мне, вдруг осознала Джина. О ней так давно никто не заботился! Девушка нервно сглотнула.
— Ну как? — Микос с интересом наблюдал за Джиной.
— Вкусно, — ответила девушка. — Даже очень. Хлеб потрясающий.
— Мы, греки, любим свой хлеб. А теперь попробуй кальмаров.
— А ты? Или будешь просто сидеть и смотреть, как я ем?
— И то, и другое. — Его глаза горели весельем. — Мы растянем удовольствие.
Так и получилось. За закусками последовал греческий салат, немного отличающийся от того, что Джина ела раньше, бутылка дорогого вина и паста с аппетитной приправой.
Микос настоял, чтобы Джина попробовала на десерт абрикосовый торт с фисташками. Сам он от десерта отказался, но все же взял у Джины тарелку и накормил ее тортом, умыкнув пару кусочков для себя. В этом было что-то неуловимо чувственное.
Наконец они заказали кофе с коньяком. Оба знали, что, хоть ужин и подошел к концу, ночь только начинается.
— Пойдешь со мной? — спросил Микос, когда они гуляли по парку.
Джина знала, о чем он говорит.
— Да. — Девушка опустила ресницы и взяла его за руку.
Микос жил на последнем этаже старинного здания. Сразу из холла начиналась просторная гостиная, откуда стеклянные двери вели в оранжерею на крыше с небольшим бассейном. Оттуда можно было спуститься на балкон, где стояли два стула под навесом от солнца.
Интерьер квартиры был необычайно гармоничен. В гостиной по обеим сторонам небольшого кофейного столика стояли два кожаных кресла зеленого цвета. Почти всю стену напротив занимала плазменная телевизионная панель и новомодная стереосистема. Напротив возвышались стеллажи с книгами.
Через арку направо располагался стеклянный обеденный стол в окружении восьми стульев со спинками. У стены комод, где можно было увидеть прекрасный хрусталь.
И все же, несмотря на некую нереальность квартиры (создавалось впечатление, что оказываешься где-то между небом и землей), были здесь и признаки проживания. На полу рядом с парой черных кожаных туфель лежала газета, на спинке кресла был оставлен свитер. На столе в беспорядке валялись несколько открытых писем и фотография женщины. На вид фотография была сделана лет тридцать назад. Это мама Микоса? Джина взяла снимок, чтобы рассмотреть его получше. И вдруг на обороте есть подпись?
Мама бы ни за что не одобрила такого поведения. Джина отложила фотографию и вышла в оранжерею. Какой райский уголок посреди городской суеты! Если бы Джина жила в этом доме, она бы все свободное время нежилась здесь.
Девушка не замечала, что Микос вошел следом за ней, пока он не обнял ее сзади.
— Вода в бассейне прохладная, но, если хочешь, мы можем искупаться, — промурлыкал он ей на ухо.
— Я не взяла купальник.
— Тебе бы он не понадобился, даже если бы он у тебя был. — Микос отодвинул волосы Джины и поцеловал ее в шею. Его близость так волновала ее, что она ощутила, как по всему телу пробежали мурашки. Микос заметил ее дрожь. — Ты боишься меня, Джина?
— Нет, — прошептала она в ответ. — Я боюсь себя, когда ты рядом.
— Почему же, милая?
— Когда я с тобой, весь мир перестает существовать.
— Знаю. Со мной происходит то же самое. С того самого момента, как мы встретились. Я ждал именно тебя, даже когда не видел еще твоего лица и не знал твоего имени. Но стоило мне заглянуть в твои глаза, и я понял, что передо мной ты, моя единственная.
У Джины перехватило дыхание. Никто и никогда не говорил ей таких слов. Его руки крепче обняли ее. Микос был возбужден, в этом не оставалось сомнений.
— Позволь мне любить тебя, Джина.
Это неправильно, говорил рассудок, нельзя спать с мужчиной после первого свидания.
Замолчи! — кричало сердце. Джина повернулась к Микосу лицом и прошептала:
— Да. О, да…
И больше не было слов. Губы, руки, ласки говорили на другом, еще более выразительном языке. Не было неловкости, когда они разделись. Не было колебаний, когда они узнавали тела друг друга. Только ощущение, что они созданы друг для друга.
Микос был великолепен! Он взял ее на руки и понес в спальню. Его язык творил ту же магию, что мгновение назад делали умелые пальцы. Волна наслаждения почти сразу накрыла Джину.
Микос дал ей время восстановить силы и снова принялся ласкать ее, пока Джина не услышала собственные мольбы, чтобы он взял ее. Она стонала, извивалась, шептала его имя, когда он наконец вошел в нее и тела их закружились в страстном танго. Снова и снова они делили друг с другом радость наслаждения.
Ничего не изменилось. За окном все так же светила луна. От воды на потолке все так же играли блики.
Но Джина была другой.
Никогда уже она не станет прежней. И не только потому, что с Микосом познала больше, чем за двадцать восемь лет и девять месяцев своей жизни. Он был полной противоположностью Пола, ее бывшего жениха, который боялся даже признаться ей в том, что бросает ее только из-за заболевшей матери.