— Даже не знаю, с чего начать.

— Начни сначала.

Нет. Джине не нужна была симпатия или понимание сразу же. Ей необходимо подготовить Микоса к тому, что он услышит.

— Ладно. Я больше не работаю в журнале, потому что… стала сиделкой.

— Сиделкой? — удивился Микос.

— Да.

— Не слишком ли это большая ответственность для непрофессионала?

— Согласна.

— Но тебе ведь это нравится?

— Нет.

— Тогда зачем продолжать?

— Я обещала маме.

— Ну и что? Ты — взрослая женщина.

— Я, может, и взрослая, но мама… нет. Больше нет. — Джина ощутила, как в горле пересохло.

Я не могу, подумала девушка.

Тогда вставай, зашептал внутренний голос, собирайся, уходи от этого мужчины и не оглядывайся назад. Даже если сердце разрывается, по крайней мере рассудок сохранишь. Но хватит играть с огнем. Или расскажи ему все как есть. Решай сейчас же.

Джина закрыла глаза. Она дала ему повод не доверять ей, а он ни разу не породил у нее причин сомневаться в нем.

— Дело в том, Микос… — девушка помолчала, собираясь с силами, — что у моей мамы прогрессирует болезнь Альцгеймера.

— Это и есть твой секрет? — выдохнул он, взяв ее за руку. — Ах, Джина, как ты могла подумать, что я не пойму?

— Не все понимают.

— Я не «все», милая. И я, возможно, лучше других могу оценить твое печальное положение. Не по своей воле, но моя мама стала отверженной среди людей, знавших ее с детства. Она жила в Афинах, когда Греция была под властью диктатора Попандополоса. Мама открыто критиковала его режим и оказалась в тюрьме, где ее изнасиловал один из охранников.

— О боже! — Джина в шоке прикрыла рот рукой. — Надеюсь, его наказали?

Микос покачал головой.

— Вскоре после этого ее отправили в родную деревню. Соседи отвернулись от нее, когда узнали, что она беременна. Мама родила меня в маленьком домике, доставшемся ей от родителей, с помощью повитухи. С детства я видел, как она работает не покладая рук, чтобы прокормить меня. Когда я стал старше, то помогал ей возделывать землю вокруг нашего дома. Мне было четырнадцать, когда она умерла, и я покинул деревню, ни секунды не колеблясь. Я ненавидел всех тех людей, которые заставили маму пройти через все эти унижения.

— Тогда ты действительно понимаешь.

— Абсолютно. — Он погладил ее руку. — Когда твоя мама заболела?

— Мы не уверены, скорее всего, лет шесть назад. Я тогда жила в Ванкувере, но часто приезжала на остров своего детства. Бабушка, которая всегда жила с нами, умерла годом раньше, и тогда я впервые заметила, что мама какая-то не такая. Я списала это на скорбь и одиночество. Мы иногда даже вместе смеялись над ее забывчивостью.

Джина вспомнила те времена.

Ты надела туфли не на ту ногу, мама!

Точно! Не удивительно, что мне так не удобно…

Осторожнее, мама, не обожгись! Возьми прихватку, чтобы вытащить пирог из духовки.

Ну конечно же! О чем я только думала?..

— Твоя мама жила одна после смерти твоей бабушки? А твой отец?

— Он был рыбаком и утонул в море на северо-западном побережье Ванкувера зимой, когда мне исполнилось восемнадцать лет.

— Господи! Много тебе пришлось нахлебаться.

— И тебе. Моя мама по крайней мере радовалась жизни большую ее часть. Они с папой обожали друг друга. Я росла в чудесном доме и счастливой семье, с бабушкой, которой восхищалась. Представить себе не могу тот ужас, который пришлось пережить твоей маме! Или то, как тебе было трудно расти без отца.

— И хорошо, что я не знаю его. Я бы убил этого человека за то, что он сделал с моей матерью.

— Все равно, мальчику нужен отец.

— У меня был учитель. После смерти мамы я покинул деревню и приехал в Афины. Я выглядел старше своих лет и получил работу подмастерья. Так я познакомился с Анджело Тайросом.

О, нет! — мысленно взмолилась Джина. Только не говори, что это он учил тебя всему!

— Анджело заинтересовался мной, — продолжал Микос. — Он считал, что такой умный парень не должен работать руками, когда мозг — его главное оружие. Мы заключили сделку: он дает мне жилье, а я оканчиваю школу, помогая в свободное время по саду. В то время он жил со своей третьей женой в Киффисе в нескольких километрах от центра города. До тех пор я и не знал, что существует такая роскошь.

— И долго ты жил у него?

— Несколько лет. Намного дольше, чем я ожидал, соглашаясь на его условия. В то лето я экстерном сдал выпускные экзамены в школе и с осени пошел в университет.

— Анджело оплатил твое обучение?

— Нет. В Греции обучение в университете бесплатное, если ты хороший студент и у тебя есть связи. Мне повезло. Я неплохо учился, а связи были у Анджело. Он был очень добр и щедр. Я жил в его доме как член семьи, пока не окончил университет.

— Поэтому ты работаешь на него сейчас?

— И да, и нет. После университета я отслужил в ВВС, а потом Анджело взял меня в бизнес. Он обучил меня всему. Своим успехом я обязан ему.

— Значит, ты чувствуешь себя в долгу перед ним?

— Я даже не надеюсь, что когда-нибудь смогу отплатить ему. Он заменил мне отца, которого я не знал, а я помог ему в какой-то степени пережить смерть единственного сына. Но признаюсь, мне нравится моя работа, и я не хочу менять или терять ее.

Джина скорчила гримаску, которая не ускользнула от внимания Микоса. Он нежно провел рукой по ее щеке и произнес:

— Хватит о моей жизни. Расскажи о себе побольше.

Теперь, зная, как много значит для Микоса Анджело Тайрос, она ни за что не сможет открыться перед ним полностью. Осознание этого наполнило душу таким отчаянием, что на минуту Джина потеряла дар речи.

— Долго ты не знала, что твоя мама больна?

— Почти год, — ответила девушка, собравшись с силами. — Мы осознали, что ее забывчивость уже не шутка, когда у нее за четырехмесячную неуплату отключили телефон.

— И что ты сделала?

— Обратилась к семейному врачу. Мама прошла необходимые тесты и анализы. Ясно, что результаты были неутешительными.

— И ей не на кого было надеяться, кроме тебя. — Микос понимающе кивнул. — А это в свою очередь привело к смене твоей профессии, так?

— Да. Я переехала в наш дом на побережье. Мама прожила там всю свою жизнь. Она родилась в восточной спальне и спала в кованой кроватке, которую прабабушка привезла из Ирландии в тысяча восемьсот девяносто шестом. Она вышла замуж за отца на лужайке перед домом. Его останки и бабушкины тоже развеяны в розовом саду.

Джина вдохнула побольше воздуха.

— Тогда я и решила быть при матери. Мама понимала, что настанет день, когда ей придется жить одной, но мысль о том, что ей нужно будет покинуть свой любимый дом и остров и переехать в клинику, ужасала ее. Я лучше умру, сказала она мне, и я знала, что мама не врет.

— И ты обещала, что не позволишь этому случиться.

— Да. Кроме того, тем, у кого болезнь Альцгеймера, полезно находиться в окружении знакомых вещей и предметов.

— Значит, ты сдержала слово?

Джина собиралась ответить, и тут тяжелый груз лег на сердце. Она закрыла лицо руками и разразилась слезами.

Микос обнял ее и усадил себе на колени. Он гладил ее по голове, шепча:

—  Мин клее, гликиа мои.Не плачь, моя Джина. Скажи мне лучше, чем я могу помочь тебе.

— Ты не можешь. Только Бог способен помочь, но он больше не слышит мои молитвы.

— Ты боишься не выдержать и не выполнить обещание?

Она кивнула и снова заплакала.

— Почему, милая?

— Я не могу больше держать ее дома. Мне придется поместить маму в клинику. И это убивает меня.

— Ты уверена, что это единственный вариант?

— Боюсь, что так. Не сегодня-завтра, но очень скоро. Наш семейный врач выразился очень ясно: с каждым днем будет только хуже. Я не смогу одна следить за ней.

То, что ты пытаешься сделать, — невозможно, Джина! Стирка, уборка, готовка, обязанности медсестры — ты не можешь совмещать столько всего. Твоя мама под силу не всякому профессионалу.