На выборном собрании и Цыганков и Сасаров были избраны в совет единогласно. Вскоре Моссовет выдвинул красноармейца Цыганкова в Центральный исполнительный комитет.

На посту в гарнизонном карауле стоял в тот день маленький красноармеец Цыганков.

А в огромном зале Большого театра секретарь ЦИКа предлагал Всесоюзному съезду советов список кандидатов в новые члены Центрального исполнительного комитета. И среди других фамилий, где-то не очень далеко от Калинина и совсем близко от Чичерина, была прочитана фамилия:

— Цыганков, беспартийный, крестьянин, красноармеец.

Так стал красноармеец Цыганков членом советского правительства.

Сначала это было чудно и необычно. А потом привыкли ребята, что среди них находится собственный член правительства.

Так же, как и другие, чистил член ЦИКа винтовку, так же, как и другие, ходил в наряд. И часто именно там, в наряде на кухне, за чисткой картошки, велись длинные обстоятельные разговоры и о политике нашей, и о делах китайских, и о многом другом. «Собственный» депутат разъяснял и растолковывал ребятам.

По вечерам на цыганковской койке собирались ребята после поверки и разбирали самые разнообразные темы, что называется, до точки.

Да еще на поверке иногда отсутствовал Цыганков. И отделком докладывал старшине, что красноармеец Цыганков отпущен на заседание ЦИКа или Моссовета, или по другим правительственным делам.

Маленький Цыганков, бывший член сельсовета деревни Прохоньево, Тейковского уезда, понял, что избрание его в ЦИК кладет на него большую ответственность. Все свободное от учебы время он посвятил книгам и газетам. Ведь к нему всегда могли обращаться красноармейцы. И на все он — член ЦИКа — должен дать ответ…

Казалось непонятным, как мог за короткий срок так вырасти этот маленький рядовой красноармеец. На политчасах он стал первым. А во внешкольные часы его всегда можно было увидеть в кругу красноармейцев. Цыганков всегда что-нибудь разъяснял и рассказывал.

Вместе с тем член ЦИКа успешно готовился стать отделенным командиром. Курсант полкшколы Цыганков был одним из лучших в своем взводе.

Потом, уже после экзаменов, когда Цыганков получил право прикрепить к петлице два треугольника отделенного командира, он получил отпуск на две недели — съездить в родное село.

Пошел Цыганков в ЦИК «сняться с учета». И там дал ему ЦИК поручение — во время отпуска обследовать работу вика и призывной комиссии.

С широкого казарменного двора, с сундучком через плечо, отправился член правительства на вокзал.

В волисполкоме члена правительства встретили с уважением. Только два-три года тому назад был он маленьким Андрюшкой Цыганковым и вместе с другими деревенскими ребятами устраивал спектакли, гонялся в горелки, по вечерам с гармошкой ходил по деревенской улице, а теперь Андрюша — красный командир и член ЦИКа.

Все до тонкости прощупал Цыганков. Ознакомился с землеустройством, со школой и с решениями уездного съезда, съездил в уезд. Долго говорил он с агрономом и с землемером. А предвику сделал особенно много указаний по поводу военизации и велел обратить на нее особое внимание, а главное — на работу с допризывниками. Выяснил он также, почему задерживаются заявления красноармейцев о лесе, и тут же дал свои указания.

И так же, как в казарме на койке, двенадцать вечеров подряд собирались у Цыганкова крестьяне. И двенадцать вечеров вел беседы член правительства и о сельхозналоге, и о Китае, и об англичанах.

Днем Цыганков молотил. Это было привычнее, чем делать доклады и обследования. Но Цыганков успевал и на этой и на той работе.

Опять в приказе по полку промелькнула строка: «Возвратившегося из отпуска… зачислить на довольствие…»

Цыганков в полку. Со вниманием вслушивались красноармейцы в его отчет о поездке домой. Весь взвод был из цыганковского уезда. О многом расспрашивали, о многом переговорили в тот вечер.

Перед сном маленький Цыганков стал собирать бумаги и доклады для отчета ЦИКу о поездке и проделанной работе… В казарме было уже темно, и только у тумбочки дневального, где примостился член правительства, электрическая лампочка освещала груду бумаг и маленькую белоголовую фигурку. Член правительства готовил отчет.

Настал день 1 Мая. Выдали нам всем новое обмундирование, новые подсумки, ремни к винтовкам. Стажирующиеся отделкомы прикрепили к петлицам треугольники. Все внимательно осматривали друг друга. Как бы не подкачать.

Не было ни одного человека в полку, кто бы в этот день не был наэлектризован общей торжественностью, кто бы не гордился, что в этот день он пройдет по Красной площади в рядах полка. По нашему полку равняться будет весь гарнизон. Мы не имеем права подкачать. И вот стройными рядами, блестя штыками на солнце, на плацу вытянулся наш полк. У всех было особенно торжественное настроение. И, кажется, радостно перемигивались с солнцем наши штыки и треугольнички на петлицах.

Из ворот показалось знамя. Не шелохнулось древко в твердой руке Володи Нахимова. А за знаменем вышел командир полка.

— Поздравляю вас с великим праздником трудящихся — Первым мая.

Казалось, воздух был взорван многочисленными ответными «ура».

А потом полк построился в походную колонну, и по утренним весенним улицам мы пошли на площадь Ногина, где собиралась вся дивизия. Четко отбивая шаг по мостовой, с усмешкой вспоминали, как ровно полгода назад беспорядочной толпой по этой же дороге шли мы в казарму. Сейчас мы казались себе старыми, испытанными бойцами.

На площади Ногина оркестры четырех полков слились в один. Этот общий дивизионный оркестр встретил приехавшего комдива.

Четырьмя стенами стали на площади полки. Командир дивизии поздравил нас с праздником, а потом сказал небольшую речь и повел дивизию на Красную площадь.

Многие, вернее большинство, в первый раз видели Красную площадь, в первый раз видели мавзолей Ильича. Потому, когда стали мы против мавзолея в ожидании парада, курсанты закидали нас, знающих, градом вопросов. А маленький член ЦИКа в группе ребят рассказывал все, что он успел узнать о 1 Мая.

— Я никогда еще не переживал такого дня, — сказал мне тихо Симонов.

Большие часы на Спасской башне начали отбивать девять ударов.

— Парад, смирно! — раскатился по всей Красной площади голос командующего войсками. Из кремлевских ворот показался на коне председатель Реввоенсовета Клим Ворошилов; за ним — весь Реввоенсовет.

Замерла площадь. Замер наш полк.

Рапорт наркомвоенмору отдал комвойсками, и потом Ворошилов объехал фронт, поздравляя всех с праздником.

Теперь «ура» кричала вся площадь. Оно перекатывалось волнами от края до края.

С трибуны мавзолея читал нарком слова красной присяги:

— Я сын…

— Трудового народа…

— Трудового народа…

Бойцы Красной армии принимали присягу.

Потом говорили речи. Говорил Михаил Иванович Калинин, говорили иностранцы-товарищи. Они гордились нами. Ведь мы были и их армией. Мы слышали тех, о ком так много уже знали и чьи портреты так любовно развешивали у себя в ленуголке.

Потом кончились речи, и по площади разнеслась команда:

— К торжественному маршу!..

От комвойсками к комдивам, от комдивов к комполкам понеслись слова команды.

— Побатальонно! — кричал комвойсками.

— Побатальонно! — передавал комдив.

— Побатальонно! — командовал комполка.

— На одного линейного дистанция!..

Двинулась сплошная масса бойцов. Части начали проходить мимо мавзолея дружными, крепкими рядами. У мавзолея встречали и приветствовали их вожди.

Когда проходили мы, все внимание было устремлено на то, как бы не сбиться, как бы не подкачать. Будто откуда-то издали слышали мы приветствие полку и громко кричали в ответ «ура»…

Пришли в казарму усталые. На дворе, перед помещением школы, поблагодарил нас Ильиченко от имени командования полка за службу: