* * *

Раннее тёплое солнце только показалось из-за горизонта, щекоча розовыми лучами набежавшие за ночь облака. Те, не выдержав ласковой пытки, разбегались в стороны, давая дорогу поднимающемуся светилу.

Первые блики зазолотили кроны высоких корабельных сосен, вырывая их из-под одеяла ночи. Ранние птахи, энергично стряхивая с себя ночную росу, робко пробовали подстывшие за ночь голоса. Под неохватными дубами, раздвигая неугомонными, постоянно шевелящимися пятаками корни и старые листья, полезли из ночных лежбищ на зарождающийся свет кабаны. Вот уже заиграли яркие золотые зайчики на флюгерах остроконечных крыш хорома коназа Владигора. Из стойл послышалось фырканье проснувшихся коней, из курятников первые робкие кудахтанья. Единственный петух в хороме давно уже спел свою утреннюю побудку и теперь гордо восседал на маковке сторожевой башенки, с достоинством наблюдая, как, повинуясь его зову, поднимается из-за края Земли Ярила-батюшка.

Весёлый солнечный зайчик в две ладоши размером запрыгнул в узкое окошко горенки и, примостившись на потолке, задрожал, готовясь продолжить путь. Вот он ещё раз, особо сильно, вздрогнул, и неспешно двинулся к стене. По-хозяйски прошёлся по вывешенным под полицей платьям, как простым, на каждый день, так и парочке праздничных, вычурных, и ни разу ещё не выгулянных. А куда в них ходить здесь, в лесу, среди Ариманских гор? Лишь один раз надевала эту красоту хозяйка. Покрутилась перед зеркалом, повздыхала сокрушённо, да и повесила от соблазна подальше обратно.

Солнечный разведчик спустился на явно самодельного тряпичного мишку, бережно усаженного на край тумбы. Мишка был воином, это виделось по проволочной кольчуге, сплетённой ловкими руками из тонкой медной нити, по мечу, выточенному из столового ножика, и аккуратно пришитого к лапе игрушки широкими чёрными стежками. Зайчик задержался, будто пытаясь поближе познакомиться с хранителем покоя хозяйки, и ловко перепрыгнул на кровать.

Путь по постели предстоял длинный. Перед солнечным исследователем лежало широкое дубовое ложе, сделанное добрым топором и почти не познавшее иного инструмента. Лишь изголовье чуть тронул рубанок, да и то, похоже, лишь для того, чтобы хозяйка ненароком не занозила себе палец. Шутка ли, дочь самого коназа! Да батя за дитятко на самый дальний кордон сошлёт, и будет прав.

Сама же дочь крутым нравом пока не отличилась, вовсю смеялась с простыми ратниками. Хотя, чего греха-то таить, кто здесь, в Ариманских горах, простой-то ратник? Каждый, кого ни возьми, служилый да бывалый. Одна, чай, дружина уж много лет. Из одной братины квас пили, на одном поле кровь лили, да все вместе пуд соли съели. Иной раз и коназу подскажут, а где надо, то и поправят. Так что не зазорно девице с дружиной воинской якшаться.  Не бесчестье то, а защита.

А вот и сама конежна. Спит, разметав по перине голые стройные ноги, цвета спелого ячменя, засыпав подушки, как опавшей осенней листвой, золотыми волосами. Солнечный зайчик не спеша прополз по гладкому бедру, словно исследуя и запоминая, перешёл на прикрытый тонкой льняной рубахой чуть впалый живот, задержался на двух острых холмиках, поднимающихся и опускающихся в такт дыханию, натягивая этим движением тонкий лён. Затем, словно убоявшись собственной смелости, перескочил на круглый, почти детский подбородок. Вот и цель всего утреннего путешествия. Зайчик, передавая привет от нарождающегося солнышка, ярко осветил маленький острый носик спящей красавицы, задержавшись на нём, словно специально, чуть подвинулся, ложась на глаза, прикрытые чёрными, густыми ресницами.

Девушка поморщилась, смешно поводила кончиком носа вверх-вниз. Затем громко, не стесняясь, чихнула, и проснулась.

Взмахнули ресницы и в горнице будто стало светлее и спокойнее. Два глубоких синих озера некоторое время смотрели перед собой, затем конежна прищурилась, потерла нос, водя снизу-вверх основанием ладони. Няня сотню раз заказывала ей так делать, говоря, что задерётся носик, как кабаний пятак, но девушка никак не могла пересилить дурную привычку.

Наконец, хозяйка горницы привстала на своём ложе. Она откинула пуховое одеяло, которое всё равно ничего не покрывало, а лишь валялось комом в ногах, сковывая движения. Ловко спрыгнула с кровати на пол, шлёпнув по доскам босыми ступнями, и вдруг неожиданно быстро крутнулась вокруг себя на одной ножке. Энергичное движение вызвало смех. Девушка, не видя причины таиться, звонко засмеялась, потом потянулась, высоко над головой подняв тонкие красивые руки.

Грудь, дёрнувшись от резкого движения, поползла вверх, рисуя по ночной рубашке соблазнительные колышущиеся волны. Конежна искоса, не опуская рук, глянула на себя в зеркало, снова засмеялась звонким, почти детским смехом, и вдруг, ничуть не показав этого намерения, резко опустилась чуть не на самый пол, вытянув влево одну ногу и согнув в колене другую. Руки она при этом выставила вперёд, сжимая рукоять воображаемого меча.

Девушка энергично махнула руками влево, затем вправо, изменяя траекторию и опуская пустые кулаки. Потом вздохнула и поднялась. И вдруг рывком катнулась по полу влево, затем вправо, и так же быстро вновь встала на ноги.

Через две минуты из горницы вышла полностью одетая конежна, с узелком в руке и стальным блеском в глазах. Она лёгкой мышкой порскнула по приступочкам вниз, чуть не сбив караульного, что стоял у входа, и, не поздоровавшись, выпалила:

– Дядька Буривой здесь? Видал его?

Часовой степенно одёрнул гимнастёрку, поправил висящий на плече в чехле лук, и молодым баском ответил:

– Так был уже с утра. Ещё до солнышка. Сейчас, поди, конюшню проверяет.

Девушка, не дождавшись последних слов, уже бежала вниз по крыльцу, с разбега окунаясь в раннее, росное, но такое приятное, утро.

Не прошло и десяти минут, как через заднюю калитку не таясь, но и стараясь не шуметь, вышли, ведя в поводу коней, две фигуры. В одной угадывалась знакомая конежна. Узелка с ней уже не было, он висел, притороченный к седлу красивой тонконогой белой кобылицы. Вторая фигура была почти на голову ниже. И лошадёнка, которую вёл спутник девушки, на фоне красавицы кобылицы смотрелась кургузо и нелепо. Короткие сильные ноги, обрезанный почти под корень хвост, шея, более подходящая ослу… Да и сам попутчик конежны был мал, худ, кривоног, и неказист. Тощая бородёнка, свисающая почти до груди, но прозрачная как рыбачья сеть, костлявые плечи и раскосые, узкие глаза, выдавали в нём восточного жителя. Картину органично дополнял и костюм. Серая рубаха без застёжек и такого же цвета штаны чуть выше щиколоток. Головного убора на мужчине не было, а длинные, чёрные с проседью волосы он заплетал в тонкую косицу. Ноги жителя тайной державы были босы, но неприятностей это ему, похоже, не доставляло.

Как только калитка закрылась, к ней подошли ещё двое. На этот раз в паре легко можно было распознать бранных людей хорома. Одинаковая, пятнистая форма, прикрытая сверху воронёной кольчугой, на поясах мечи, в поводу также кони. Воины степенно прошли наружу, сноровисто вспрыгнули в сёдла и пошли шагом по следам конежны со спутником.

Глава 6

Солнце клонилось к западу, укрывая двор хорома густыми длинными тенями, когда часовой на башенке вдруг завозился. Размашисто ударил несколько раз в щит ножнами, чтобы привлечь внимание, и истошно заорал:

– Едет! Едет батюшка!

Двор мгновенно пришёл в движение. Неизвестно, откуда появились бегущие люди, полуодетые солдаты. Стог, стоящий в углу, тоже зашевелился, выпуская на свет двоих заспанных молодцов. Взволновался даже петух, до этого спокойно сидевший на маковке той самой башенки и самодовольно приглядывавший за своими многочисленными жёнами. Но теперь он вскочил, взвился в воздух, суматошно хлопая крыльями, сделал пару кругов над двором и даже собирался закричать, видимо, вторя часовому, но вместо того, кубарем скатился под стену, и побежал в курятник. Куры, глядя на недостойную суету, с которой прячется их муж и господин, закудахтали и тоже ринулись в укрытие, органично вписываясь в общий бедлам, царящий во дворе.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: