Генрик Сенкевич

Нет пророка в своем отечестве

- А, - сказал мой приятель, услышав это заглавие, - "Nul n'est prophete en son pays!"* Почему бы не назвать по-французски?

______________

* Нет пророка в своем отечестве! (франц.).

- От души бы рад, да как-то не подходит.

- Почему же это может не подойти? - спросил он. - Ты, cher* Воршилло, только начинаешь свою литературную карьеру; твое имя еще никому ничего не говорит. Pardon**, мой дорогой, но оно еще ничего не говорит. Я поручусь, что половина читателей только тогда возьмет в руки твою повестушку, если ты назовешь ее по-французски.

______________

* Дорогой (франц.).

** Извини (франц.).

И я подумал: кажись, он прав - название для повести все равно что имя для человека. Приятель мой обладает большим остроумием и опытом, - и это он меня научил, что имя для человека так много значит. Я сам некоторое время не мог решить этот вопрос, как, впрочем, и много других.

- Надо иметь отправную точку, - сказал он мне. - Есть у тебя, Воршилло, отправная точка?

- Как ты сказал?

- Никогда не спрашивай "как ты сказал?". Это отдает дурным тоном! Ты ведь заметил, что люди дурного тона часто повторяют: "Как, как ты сказал?"

- Заметил.

- Извини, что я говорю тебе такие вещи. Но я ввел тебя в дом к господину X., к нашему знаменитому В., к графу М. - словом, в лучшее наше общество; если хочешь быть туда вхожим, обязательно надо гнуться.

- Но о чем ты все-таки меня спрашиваешь?

- Есть ли у тебя отправная точка, принципы. Вчера я видел, как, разговаривая с князем Ц., ты бог знает как скривил лицо и стал ковырять пальцем в ухе. Это неуважение и доказывает, что у тебя либо совсем нет принципов, либо, еще хуже, они у тебя превратные.

Я ужасно покраснел и рад был бы уже признать, что принципов у меня вообще нет.

Но не пугайся, о читатель! Мой друг вооружил меня принципами, которых я неуклонно придерживаюсь до сего дня. И если ты их не обнаружишь в моем повествовании, то виною тому будет скорее неумелое мое перо, чем недостаток благих намерений.

А теперь я могу приступить к самому рассказу. Много пишут повестей, где героями являются такие люди или даже целые общественные круги, что каждый благовоспитанный человек, упоминая о них, всегда добавит: "С позволения сказать".

Я сам слышал, как жена сенатора К., представляя известного артиста В. госпоже Л., сказала:

- Разрешите представить вам господина... pardon, quel est votre nom?* А!! Господина В. ...Mais il a assez de talent pour nous amuser**, - добавила она тише.

______________

* Простите, как ваша фамилия? (франц.).

** У него достанет талантов, чтобы нас позабавить (франц.).

Талант может заменить собой знатную фамилию и открыть врата, обычно запертые для canaille*. Надо только уметь гнуться. К несчастью или к счастью, но наш герой не был ни поэтом, ни художником, ни музыкантом, ни скульптором - в общем, он не был длинноволосым любимцем муз; не было у него ни имения, ни положения; не был он сановником, не обладал необыкновенным остроумием, едва ли был красив, - короче, он не имел ничего, о чем сказано выше.

______________

* Чернь (франц.).

- Что же он имел?

- Двадцать семь лет.

- О, это немного.

В том-то и дело, что лет ему было немного; он был молод. Но кое-что у него было сверх этого: между местечком М. и Хлодницей, собственностью господ Хлодно, ему принадлежал Мжинек.

- Qu'est-ce que c'est que ca? *

______________

* Что это такое? (франц.).

- Тоже не бог весть что. Домик с заросшими кустами орешника, садом у речки, текущей вдоль тенистого берега, а кроме того, три, да еще и неполные, влуки* земли.

______________

* Влука - мера земли (около 16 1/2 га).

Но и это еще не все: было у него еще и нечто третье, что дало бы ему (если бы он того хотел) известное положение в свете.

Его звали Вильк* Гарбовецкий.

______________

* Волк (польск.).

Кто хоть немного знаком с историей, тот, возможно, слышал о Гарбовецких, которые в тарногродской битве мужественно сражались с саксонцами. Я, признаться, не знал, носили ли они прозвище Вильков, но приятель, о котором я говорил, просветил меня. Он, как человек весьма peritus* в геральдике, утверждал, что у нашего героя было в роду около пятнадцати сенаторов, а прозвище Вильк эта семья получила в древние времена за какой-то геройский подвиг. Весьма возможно, что сам Вильк Гарбовецкий, которого я знал, ничего о том и не ведал и даже не вменял себе в особую честь, что звали его Вильк Гарбовецкий.

______________

* Сведущий (лат.).

Со стыдом должен признать: наш герой не дорожил своим происхождением. Временами, однако, в нем вскипала благородная кровь; к сожалению, он утверждал, что это не благородная кровь, а оскорбленное чувство собственного достоинства. Однажды, например, богатый фабрикант чулок, в доме которого снова со стыдом сознаюсь - Вильк давал уроки, водил его по своим апартаментам.

- Вы, сударь, видите эту консоль? - спросил фабрикант.

- Вижу.

- Что же это такое? Как вы думаете?

- Думаю, что это консоль.

- Вы думаете, это мрамор? Вы, наверное, почтеннейший, думаете, что это мрамор? А это вовсе не мрамор, а алебастр. Видели ли вы что-либо подобное?

При последнем вопросе Вильк поморщился. А фабрикант повел его дальше.

- Видите ли вы, сударь, эту шкатулку?

- Вижу эту шкатулку.

- А как вы думаете, украшения на ней - это что?

- Бронза.

- Так вы, почтеннейший, думаете, что это бронза? - Тут фабрикант чмокнул, крякнул, хрюкнул и в тихом экстазе добавил: - Зо-ло-то! Видали вы что-либо подобное?

Вильк смерил его взглядом с ног до головы. Фабрикант не заметил этого и добродушно сказал:

- У кого такое добро, тому в жизни повезло.

А через минуту снова:

- Вы, сударь, видите этот портрет? - Тут он указал на собственный портрет, висевший между двух зеркал в салоне.

- Вижу. Наверное, это золотой телец?

- Телец - это телец. А это - мой портрет. И где же тут рога? Что это вы, сударь, говорите?

- А то, что рисовали тельца, а получился ваш портрет. А рога лежат в вашей кассе.

- Хо! Хо! Вильк показал старошляхетские зубы, - говорили в таких случаях в Варшаве.

Но Вильк утверждал, что говорить здесь о "старошляхетстве" глупость, и, несмотря на мои доводы, что он лишает факт колорита, стоял на своем:

- А пусть не кичится передо мной своим богатством!.. Homo sum*, повторял он не без гордости.

______________

* Я - человек (лат.).

Такие ложные взгляды заронила в него жизнь. Он вынужден был работать и бороться с нищетой. О, будь у него порядочное именьице, в мозгах у него, конечно, прояснилось бы.

Того же мнения был и мой приятель. В конце концов Вильк был чудак. Я его спросил однажды, зачем он столько работает, имея уже кое-какие деньжата, и что он думает делать дальше.

- Землю пахать, - ответил он коротко.

Я удивился.

- Слушай, Воршилло! - продолжал он. - Не говоря уж о том, что личная склонность влечет меня к земле, есть у меня и другие соображения. Распространение здравых и честных принципов, хотя бы сотня глупцов и смеялась над ними, - это обязанность честного человека. Город - источник мысли: тут у вас литераторы, газеты, книги, что угодно! В деревне же нужны примеры, там книг не читают. Вот потому я и еду в деревню, чтобы быть таким примером. А еще и потому, что мне так нравится.

Ах, читатель! Я, как и ты, понимаю, что он говорил глупости. Но я не посмел ему перечить, и мой приятель, образец хорошего тона, тоже не посмел, хотя оба мы не раз насмехались над подобными принципами. Высмеяли мы их и на этот раз, но лишь тогда, когда Вильк уже ушел: он говорил так смело и как-то так прямо глядел в глаза, когда говорил! Впрочем, хотя всякий благовоспитанный человек и должен быть чуть-чуть blase*, все же эти принципы несносны, непрактичны, опасны для нашего спокойствия. Однако над ними нельзя смеяться вслух, чтобы не слишком дразнить canaille.