Кристен не шевелилась, она только слегка выдохнула; если бы она была свободна, этот выдох мог быть вздохом, стоном или криком. Во рту у нее сохранился вкус мятной конфеты. Хэрод еще раз укусил ее губу, на этот раз сильнее, потом отодвинулся и улыбнулся. С губы скатилась крохотная капелька крови и повисла на подбородке. Глаза девушки были устремлены куда-то сквозь Хэрода, — неподвижный и бесстрастный взгляд, но где-то в глубине зрачков метался огонек страха, как у животного, запертого в клетке за холодными металлическими прутьями.

Хэрод отпустил ее руку и провел ладонью по щеке. Он наслаждался беспомощными метаниями ее воли и своей уверенной, твердой властью над ней. Ее паническое состояние действовало на него, как сильный аромат духов. Не обращая внимания на потоки мольбы в ее корчащемся сознании, он прошел хорошо отработанными путями к двигательному центру. Он лепил ее сознание так же уверенно, как сильные руки месят тесто. Кристи снова вздохнула.

Стой тихо. Хэрод стянул с нее блейзер и, скомкав, бросил на стойку умывальника. Крошечная кабинка, резонирующая от рокота двигателей, наполнилась шумом его дыхания. Самолет слегка накренился, и Хэрода качнуло к девушке; их бедра соприкоснулись. Возбуждение только усиливало его власть над ней.

Молчи. На Кристи был шелковый шарф цветов авиалинии — красный и синий; концы его были спрятаны в бежевую блузку. Хэрод оставил шарф на месте и уверенными движениями расстегнул блузку. Когда он сорвал с нее блузку, девушка задрожала, но он крепче сжал тиски ее сознания, и дрожь прекратилась.

Она носила простой белый бюстгальтер. Груди ее были тяжелые и бледные, округло выпирающие там, где кончалась ткань. Хэрод почувствовал, как в нем поднялась эта неизбежная волна нежности, любви и ощущения потери — всего того, что он чувствовал всегда в таких случаях. Но это никак не уменьшало его власти над женщиной.

Ее рот слегка искривился.

Не двигаться. Пальцы девушки пошевелились. Он расстегнул лифчик и сдвинул его вверх, потом распахнул полы своей куртки и расстегнул рубашку. Прижался грудью к ее груди. Груди у нее были еще больше, чем он думал, он чувствовал их тяжесть там, где они касались его; кожа была такая беззащитно белая, сосочки такие нежно-розовые и неразвитые, что Хэрод почувствовал, как его горло сжимается от невыносимой любви к ней.

Заткнись, заткнись, заткнись. Стой смирно, сука. Самолет еще круче накренился влево. Хэрод налег на девушку всем весом, потерся о мягкую округлость ее живота.

В коридоре послышался шум. Кто-то подергал ручку. Хэрод собрал юбку и потащил вверх, выше широких бедер, потом грубо рванул вниз колготки, наступил на них ногой, коленом отодвинул ее ноги в сторону, чтобы сдернуть их, — колготки порвались. Под ними были белые трусики-бикини. Бедра тоже покрывал нежный золотистый пушок. Ноги ее были просто невероятно гладкие и упругие. Хэрод благодарно закрыл глаза.

— Кристен! Ты там? — Это был голос стюарда. Ручку снова потрясли. — Кристен! Это я, Курт.

Хэрод стянул белые трусики вниз и расстегнул свои брюки. Эрекция была почти болезненной. Он коснулся членом ее живота, чуть выше линии лобковых волос — и задрожал от наслаждения. Самолет попал в какие-то завихрения, его бросило вверх, потом вниз. Где-то раздался мягкий, но тревожный звон. Хэрод сжал ее ягодицы, раздвинул ноги и вошел в нее — как раз в тот момент, когда самолет сильно затрясло. Его пальцы прижались к краю раковины, когда она перенесла вес тела назад, на его руки. Он почувствовал на секунду слабое сопротивление, но сразу за этим, во второй раз, невыносимо-острое ощущение отдающегося ему тепла. Хэрод грубо дернулся вперед, и медальон из акульего зуба ударился о ее стиснутую грудь.

— Кристен! Что за чертовщина? Что происходит? У нас началась болтанка. Кристен!

Самолет качнуло вправо. Раковина и крышка завибрировали. Хэрод сильно двинул тазом, поднял тело девушки, прижал к себе, снова двинул.

— Вы ищете стюардессу? — Сквозь тонкую дверь послышался голос Марии Чен. — Она только что помогала старой леди — той было плохо, очень плохо.

Потом разговор перешел в невнятное бормотание. На груди Кристен поблескивали капельки пота. Хэрод еще плотнее прижал ее к себе, с нарастающей силой стискивая ее там, внутри, клещами своей воли, чувствуя сквозь грубое отражение ее мыслей самого себя, — как он скользит в нее, потом уходит; чувствуя соленость ее плоти и такой же острый, соленый запах ее страха и паники, двигая ее в своем ритме, как большую, мягкую куклу, ощущая, как в ней нарастает оргазм, — нет, это было в нем, два потока каскадом слились в одну темную, бурлящую воронку страсти.

— Конечно, конечно, я скажу ей, — проговорила Мария Чен. В нескольких сантиметрах от лица Хэрода послышался тихий стук.

Хэрод напрягся — прямо-таки взорвался; он почувствовал, как медальон врезался в его и в ее плоть, и зарылся подбородком в ямочку у шеи. Голова девушки была запрокинута, рот распялся в немом крике, невидящие глаза устремлены в низкий потолок.

Самолет тряхнуло, повело в сторону. Хэрод слизнул капельки пота на горле Кристен, наклонился и поднял белые трусики. Трясущимися руками он застегнул ее блузку. Колготки порвались в нескольких местах. Он засунул их в карман своей куртки и расправил складки на ее юбке. Ноги у Кристен хорошо загорели, и отсутствие чулок будет не так заметно.

Хэрод постепенно ослабил давление. Мысли девушки путались, воспоминания смешивались со сновидениями. Хэрод позволил ей склониться над раковиной, а, сам отодвинул защелку.

— Сигнал «пристегнуть ремни» уже горит, Тони. — Тоненькая фигурка Марии Чен загораживала дверь в туалет.

— Ага.

— Что? — спросила Кристен, бессмысленно глядя перед собой все еще невидящим взглядом. — Что? — Потом она наклонилась над стальной раковиной, и ее стошнило.

Мария вошла в туалет и придержала девушку за плечи. Когда рвота кончилась, она вытерла ее лицо мокрым полотенцем. Хэрод стоял в коридоре, прислонившись к стене: самолет бросало, как небольшой кораблик в бурном море.

— Что? — снова спросила Кристен и уперлась пустым взором в Марию Чен. — Я не... помню... почему...

Поглаживая лоб девушки, Мария Чен глянула на Хэрода:

— Вам лучше сесть, Тони. Могут быть неприятности, если вы не пристегнетесь ремнем.

Хэрод вернулся на свое место и вытащил рукопись, которую читал. Через минуту пришла Мария Чен. Самолет стало меньше болтать. Несмотря на гул моторов, было слышно, как впереди Курт о чем-то с тревогой спрашивает стюардессу.

— Не знаю, — бесцветным голосом отвечала Кристен. — Я не знаю.

Хэрод уже не обращал на них внимания; он принялся делать пометки на полях рукописи. Через некоторое время он поднял глаза и увидел, что Мария Чен смотрит на него. Он улыбнулся, и углы его рта поползли вниз:

— Терпеть не могу, когда заказываешь выпивку, а ее не приносят....

Мария Чен отвернулась и стала пристально глядеть в темноту, на мигающие красные огни на крыле самолета.

На следующий день рано утром Тони Хэрод поехал к особняку Вилли. Охранник у ворот издали узнал машину Хэрода; и когда красный «Феррари» остановился, он уже открыл ворота.

— Привет, Чак.

— Доброе утро, мистер Хэрод. Не привык видеть вас здесь так рано.

— Да я сам к такому не привык. Но надо просмотреть кое-какие деловые бумаги. Приходится разбираться с финансовыми проблемами нескольких новых проектов, в которые нас втянул Вилли. Особенно с этим чертовым «Торговцем рабынями».

— Да, сэр, я читал. В газетах про это пишут.

— Охрана пока остается?

— Да, сэр. По крайней мере до аукциона, до следующего месяца.

— Макгайр вам платит?

— Да, сэр; из того, что оставлено по завещанию.

— Ну ладно, увидимся, Чак. Держи ухо востро.

— Вы тоже, мистер Хэрод.

Мотор приятно взревел, «Ферари» тронулся с места и помчался по длинной дорожке, ведущей к дому. Аллея была обсажена тополями, и при движении лучи утреннего солнца, казалось, вращались, пробиваясь сквозь ветви. Хэрод объехал высохший фонтан перед главным входом и остановился возле западного крыла, где находился кабинет Вилли.