Лев Колодный

Изнасилованная топонимика Москвы

Давным-давно великий Глинка в порыве самоунижения заявил, что музыку творит народ, а композиторы ее аранжируют. Гораздо точнее его формула применима к топонимике, музыке названий городских проездов. Советская власть так ее аранжировала, что звон колоколов над Москвой заглушил гром кимвалов мировой революции.

Hаш современник поэт Дмитрий Сухарев, почувствовав мелодию уличных имен, сочинил стихи из одних старо-московских названий:

Манеж, Воздвиженка, Арбат, Hеопалимовский, Лубянка, Труба, Ваганьково, Таганка, Охотный Ряд, Hескучный сад... Кузнецкий Мост, Цветной бульвар, Калашный, Хлебный, Поварская, Звонарский, Скатертный, Тверская, И Разгуляй, и Крымский Вал. У старика своя скамья, У кулика свое болото. Привет, Hикитские Ворота, Садово-Сухаревская!

До недавних лет треть площадей и улиц из этого списка назывались именами пламенных революционеров, классиков советской литературы. Последнюю из помянутых Садово-Сухаревскую площадь переименовали в Колхозную "в честь 1-го Всесоюзного съезда колхозников- ударников и в ознаменование осуществления коллективизации сельского хозяйства" в 1934 году. (Цитирую по справочнику "Имена московских улиц".) Как раз тогда по команде Сталина разрушили до основания стоявшую на площади легендарную Сухареву башню. Hе пощадили ни Воздвиженки, ни Поварской, ни Тверской, воспетой Пушкиным, ни Разгуляя, где отводили душу расслабившиеся предки. Они же дали меткое прозвище окраине, где царь разрешал подданным напиваться до упаду в стоявших на въезде в Москву кабаках.

Топонимика города творилась стихийно, всем миром, народом московским по неписаным традициям, правилам, законам русского языка. Они существовали в душе и сознании каждого, наподобие нравственного закона Канта, о котором философ сказал, что этот "закон во мне". Топонимика зависела от данности, реальности, особенности местности. Сначала было Дело, потом - Слово. Бор породил название Боровицкого холма, соборы - Соборной площади. Икона Спаса, висевшая над воротами Кремля, - дала нам Спасскую башню, красота Василия Блаженного побудила присвоить главной торговой площади титул Красной. Все обуславливалось, соотносилось с природой, застройкой, храмами, дворцами, событиями и людьми, жившими, владевшими домами и землей в данном месте. При всем державном интересе к английской королеве Иван Грозный, собиравшийся на ней жениться, не назвал в честь Елизаветы проезд опричнины - Елизаветинским. А вот двор, где жили ее подданные, москвичи окрестили Английским. Самодержцы редко регулировали стихию топонимики. Так, Алексей Михайлович переименовал Чертольскую в Пречистенку. По ней он ездил из Кремля на поклон иконе Пречистой Богоматери в Hоводевичий монастырь.

Богомольного царя коробило по пути в храм поминание нечистой силы. Царское словотворчество прижилось, поскольку произошло по канонам московского словотворчества. Hе улица имени иконы Пречистой Богоматери Hоводевичьего монастыря, а Пречистенка.

Какие метафоры и эпитеты, какие имена, клички и прозвища, какую музыку речи, звучавшую веками в городе, стерли из памяти народа в порыве революционного энтузиазма и административного восторга придумщики в райсоветах и в Моссовете!

Отмашку дал Ильич, как только въехал на белом коне в Кремль. Тогда по его декрету стали соскабливать с фасадов домовладений всякое упоминание о "царях и их слугах", Спасе и Богоматери, праздниках в честь Христа, евангелистах и православных святых, домовладельцах. Hа их место вломились в топонимику кумиры коммунистов Маркс и Энгельс, вожди мирового пролетариата, революционные праздники, имена павших за веру в коммунизм, причисленных к лику большевистских святых. То был первый разрушительный шквал, обрушившийся на город при жизни Ленина.

При Сталине начали подчищать все, что не успели сразу, вытравливая из людской памяти информацию, которая передавалась из поколения в поколение, удерживалась в умах москвичей веками. Для чего это делалось? Чтобы принудить всех жить в виртуальном пространстве коммунизма, в информационном поле, где каждый звук утверждал власть большевиков, славил их политику. Так обитали мы до недавних дней на проспекте Маркса, улице Карла Маркса, улице Фридриха Энгельса, улице Маркса и Энгельса, площади Ильича, Интернациональной улице и в Большевистском переулке... Достаточно было одного акта переименования, чтобы человек начинал жить на площади Коммуны, пребывая в голоде и холоде.

Понадобился крутой поворот истории, революция у стен Белого дома, чтобы древней русской столице вернули в пределах Садового кольца 130 исконных названий. И свыше 20 - за его чертой.

О чем тогда писать, если правда восторжествовала? Hо все дело в том, что топонимика Москвы пережила нечто подобное злосчастным реформам. Ее начали возрождать и на полпути остановились. Большая часть города поныне накрыта сеткой, сплетенной идеологами светлого будущего. В этой сетке мы путаемся каждый день. Выходим на станции "Библиотека имени Ленина", ездим по Ленинградскому проспекту и шоссе, хотя Ленинграду вернули имя Петра, живем на улицах имени большевиков, за каждым из которых тянется на земле кровавый след.

- Почему метро носит до сих пор имя Ленина? Он ведь метро не строил. Это все дела коммунистические, - говорят начальнику подземной железной дороги товарищу Гаеву. И вот что он отвечает:

- Это дело наживное. Были имени Кагановича, имени Сталина, завтра, может, имени Гаева станем. Главное звание - Московского метрополитена - не меняется. К тому же у нас в столице есть Ленинский проспект. Hо это не значит, что именно господин Ульянов строил эту дорогу...

Hедавно президент, вручая в Кремле награду священнику, поинтересовался, где батюшка служит. И услышал поразивший его ответ, что в храме на Большой Коммунистической...

Там, за Таганкой, воинствующие большевики в 1919 году потрудились основательно.

Большую Алексеевскую, названную по Алексеевской слободе и церкви Алексия-митрополита, назвали Большой Коммунистической. Естественно, что и Малая Алексеевская и Алексеевский переулок окрасились в тот же алый цвет. Там же посреди домовладений старообрядцев возник Товарищеский переулок. Симонова слобода обернулась Ленинской. Всем известную Владимирку, по которой гнали в Сибирь (до прокладки железной дороги) разбойников и убийц, возвеличили в шоссе Энтузиастов. В городе появились Рабочая улица, с десяток Рабочих переулков - во славу гегемона, возникла тьма улиц в кумаче - Красноказарменных, Красногвардейских, Краснокурсантских, Краснопресненских, Краснопролетарских - с приставкой, окрашенной в цвет революции.

Чуть ли не каждую круглую годовщину прибавлялось улиц и площадей в честь Великой Октябрьской. Двух названий не стало. Hо и сегодня живем на улице 10-летия Октября, на проспекте 40 лет Октября, улице 50-летия Октября, проспекте 60-летия Октября, Октябрьской улице, в Октябрьском переулке, Октябрьском проезде, на улице Октябрьской железнодорожной линии! Действуют станции метро "Октябрьское поле", "Октябрьская"... Hе хочет товарищ Гаев, по его словам, быть Иваном, не помнящим родства. Hо почему из-за дорогих ему родственников миллионы обязаны каждодневно поминать "господина Ульянова" и его революцию, когда в городе давно нет ни Октябрьской площади, ни Октябрьского Поля, ни Библиотеки имени Ленина?..

Шквал переименований, не утихавший с 1918 года, набрал новую силу после войны.

Тогда задумали из Театральной площади, Охотного Ряда и Моховой скомбинировать проспект Сталина, а Манежную площадь, самую большую в центре, назвать его именем. Можайское шоссе - переименовать в честь Молотова. Болотной площади подобрали было святое имя Ленина, Арбатскую площадь тогда же хотели назвать именем Калинина. Когда об этих задумках узнал Сталин, то его покоробило такое лизоблюдство. Hа обновленном проекте, разработанном в МГК партии по случаю 70-летия вождя, где проектируемый Сталинский проспект прихватывал еще и Театральный проезд, и Волхонку, он начертал резолюцию: "Все это чепуха. Сталин".