Борис Михалев

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТВОРЧЕСТВЕ

1.

Беспризорные облака толпились, навевая грусть, словно серые сны на усталом раздосадованном небе. Крылья чаек касались волн, и казалось, будто слезы выступили крупными горошинами на глазах некого неведомого существа, вечно присутствующего, но именно в этот момент вдруг нечаянно обретшего весомую осязаемую одушевленность. Чуть накрапывал дождь, мелким бесом трусил неуверенно по граниту пристани и, поднимаясь по массивным ступеням, хлюпающими шажками обхаживал колоннаду. Я не то, чтобы пришел к отрицанию чего-то видимого и утверждению чего-то невидимого, я просто несколько сместил акценты. Я почувствовал ту поправку, которую вводит разум на предметы, воспринимаемые глазом, и понял, что преодоление болезненного озноба раздробленности заключается в снятии внутренней интерпретации внешних обстоятельств. Свобода от мира приходит с приобретением способности видеть его таким, какой он есть. Она стирает грани между предметами, существами и событиями, при этом нисколько не лишая их бытия.

Чем больше мокрый сентябрьский ветер глумился над данностью - гнул ее и ерошил - тем настойчивей на самом деле шептал мне в самые уши: "Любая множественность иллюзорна, реально только единство. Видишь различие неба и земли, суши и моря? Не верь им! Дьявольская пелена заткала цветами и звуками взор духа. Отбрось излишне серьезное отношение к ней и ты мгновенно почувствуешь облегчение.". Пусть так. Но ведь существование различий по факту и различий по сути - разные вещи. Когда рядом растут грибы, первоначально связь между ними не просматривается. Но там есть грибница, и элементарных естественных знаний достаточно для опровержения внешней обманчивости.

Дух - это средоточие смысла. Он во всем, и с этой точки зрения все едино. Однако, глупо было бы отрицать фактическое многообразие. Факт проявление сути, ее реализация, из нее выходящая и в нее возвращающаяся. Все наши тела, мысли, дни, часы и пр. есть явления, которые различны по факту, но едины по сути. Таким образом, множественность как существует, так и не существует. Есть многообразие явлений, но отсутствует их принципиальная отъединенность друг от друга. Всюду, где мы находим формы и моменты, имеет место их неразрывное внутреннее единство. Отсутствует хаотичность и несвязанность. Присутствует целостность и порядок.

Бушевал поток. И в его отрицании чего бы то ни было, кроме пенящейся цепи состояний, присутствовала некая правда. В рамках движущегося мира эти состояния, действительно, ничто не упорядочивает. Нет специального элемента, который бы этим занимался. Однако, поток упорядочен. Следовательно, центр мира лежит за пределами мира. То, что является смысловой причиной существования всех свойств, само представляет собой фактическое их отсутствие. С другой стороны, то, на примере чего мы можем проследить единство и целостность, характеризуется этой целостностью, как чем-то внешним и привнесенным.

Отсутствие всяких свойств есть целостность как таковая. Ее бесформенность и неподвижность в общем соответствует понятию пустоты, но деятельное сознание нуждается в воплощенном идеале, поэтому использует в качестве опор на пути к способности непосредственного постижения духа множество духовно ориентированных форм. Непризнание факта относительности этих форм ведет к потере их понимания как инструмента и наделению самостоятельным, на них только увязанным, значением. Приобретая самодостаточность, при внешнем сохранении правильных духовных контуров любая форма фактически обращается на службу низменным страстям, сознательно или бессознательно.

2.

Неразделение субъективного и объективного элемента сознательного образа имеет место, как при полной поглощенности страстями, так и при высшем бесстрастии. В первом случае этот образ почти полностью субъективен. Страсть затопила сознание и объект в нем - как иголка в стоге сена. Бесстрастие же есть отсутствие интерпретаций; образ совершенного сознания - только объект.

Двойственность дает почувствовать лишь некая промежуточная стадия. Страсти схлынули, в виде проблесков намекая на возможность чистого созерцания, но их еще достаточно, чтобы не дать эту чистоту зафиксировать. Тогда появляется потребность создать что-то внешнее, способное воплотить краткое просветление, задержать его уход. Человек творит символ как память о вдохновении. Произведение - инструмент для воссоздания того внутреннего состояния, которое было его источником.

Сразу после создания произведения перестают выражать сущность создателя, отделяются от него; и творит их человек лишь до тех пор, пока не способен хранить чистоту сознания.

3.

Слова, ноты и краски - это лишь инструмент фиксации результатов творчества, непосредственно в его процессе не участвующие. Оно само по себе есть концентрация сознания, и лишено предметной реальности. Последнее только русло его течения, с ним не смешивающееся. Творческая энергия направлена не на создание внешних форм, а на устранение спонтанно возникающих посторонних содержаний сознания. К формам устремлено внимание, а не энергия, которая выполняет полицейские функции, чтобы позволить вниманию сконцентрироваться.

Когда достигнуто в сознании состояние пустоты при внимании, сосредоточенном на слове, цвете или звуке, происходит как бы нахождение, нужной формы, несущей гармонию. Последняя не привходяща, ее не нужно создавать, а надо открыть. Гармония изначально свойственна любой личности, и чтобы она свободно изливалась, требуется лишь устранить препятствие и создать направление. Аналогичным образом вода из водоема устремляется по прорубленному каналу. Здесь соприкасается внутреннее и внешнее: открывая гармонию в себе, мы находим красоту в пространстве и времени, делаем ее формой искусства.

4.

Есть в сознании тонкая, непроявленная структура, которая не противоречит логике, но не подчиняется ей безусловно. Здесь все интуитивно, здравый смысл рассматривается как категория относительная, ничего безусловно не провозглашающая. Появление утверждений предшествует появлению доказательств, и первое на последнем никогда не базируется. Доказательство лишь обслуживает независимую от него по своей природе истину.