Конец разговора происходил в присутствии Линды. Она проснулась и в удивлении вышла на кухню. Валландер коротко объяснил ей, кто этот человек.
- Это он избил тебя? - спросила она.
- Да, он.
- И теперь он сидит тут и пьет кофе?
- Да.
- Тебе-то самому это не кажется странным?
- Жизнь полицейского вообще странная штука.
Больше она вопросов не задавала. Одевшись, вернулась на кухню, села на стул и молча слушала разговор. Потом Валландер послал ее в аптеку за бинтами. Кроме того, в шкафчике в ванной отыскал упаковку пенициллина и дал Виктору Мабаше несколько таблеток, прекрасно понимая, что вообще-то надо бы вызвать врача. Скрепя сердце очистил рану и наложил чистую повязку.
После этого он позвонил Лувену и, к счастью, застал его на месте. Спросил, нет ли новостей насчет Коноваленко и пропавшей пары из Халлунды. Однако же о том, что Виктор Мабаша сидит у него на кухне, даже словом не обмолвился.
- Мы выяснили, куда они исчезли из своей квартиры, когда мы пришли брать их, - сказал Лувен. - Просто поднялись двумя этажами выше, в том же доме. Хитро и удобно. У них там была запасная квартира, на имя жены. Но теперь птички уже улетели.
- В таком случае мы знаем и кое-что еще, - сказал Валландер. - Что они по-прежнему в стране. Предположительно в Стокгольме. Там легче всего спрятаться.
- Если понадобится, я лично взломаю двери всех квартир в этом городе, - сказал Лувен. - Этих людей нужно взять под стражу. И поскорее.
- Сосредоточься на Коноваленко, - сказал Валландер. - Африканец, на мой взгляд, не так важен.
- Если б я еще понял, что их связывает.
- Они находились вместе, когда была убита Луиза Окерблум. Затем Коноваленко ограбил банк и застрелил полицейского. В этом африканец не участвовал.
- Но что все это означает? Я не вижу четкой связи, разве только смутный намек, в котором нет логики.
- Кое-что нам все-таки известно. Коноваленко явно одержим мыслью убить этого африканца. Поэтому логично предположить: они стали врагами, хотя раньше ими не были.
- А при чем тут твоя маклерша по недвижимости?
- Ни при чем. Можно считать, что ее убили случайно. Ты сам недавно говорил, что Коноваленко действует не раздумывая.
- Все сводится к одному вопросу. Зачем?
- На этот вопрос может ответить только Коноваленко, - сказал Валландер.
- Или африканец. Ты забываешь о нем, Курт.
После телефонного разговора с Лувеном Валландер окончательно решил отправить Виктора Мабашу из страны. Но прежде нужно было на сто процентов удостовериться, что Луизу Окерблум застрелил не он.
Как бы мне это выяснить? - думал Валландер. В жизни не видал человека с настолько непроницаемым лицом. Не прочтешь, где кончается правда и начинается ложь.
- Лучше всего вам пока остаться здесь, в квартире, - сказал он Виктору Мабаше. - У меня по-прежнему много вопросов, на которые я хочу получить ответ. Так что не грех сразу освоиться с этой мыслью.
Не считая воскресной поездки, выходные они провели в квартире. Виктор Мабаша до того вымотался, что почти все время спал. Валландер опасался, как бы у него не началось заражение крови. Вдобавок ему было не по себе оттого, что этот человек находится в его квартире. Как не раз бывало, он пошел на поводу интуиции, а не рассудка. И теперь не видел четкого выхода из создавшегося положения.
Вечером в воскресенье он отвез Линду к своему отцу. Высадил ее у дороги, иначе придется слушать отцовские упреки: вот, мол, даже кофе выпить и то времени не нашел.
Наконец настал понедельник, и он поехал в полицейское управление. Бьёрк поздравил его с возвращением. Потом они с Мартинссоном и Сведбергом провели совещание. Валландер кое-что рассказал о случившемся в Стокгольме. Вопросов было много. Но возражения в итоге свелись к минимуму. Ключом ко всему был и оставался Коноваленко.
- Короче говоря, будем ждать, пока его задержат, - подытожил Бьёрк. - А тем временем разберемся с другими делами, которых накопилось больше чем достаточно.
Список срочных дел составили не откладывая. Валландеру досталось выяснять, что произошло с тремя скаковыми лошадьми, украденными из конюшни неподалеку от Скорбю. К удивлению коллег, он рассмеялся, потом пояснил:
- Абсурдная ситуация. Сперва пропавшая женщина. А теперь украденные лошади.
Едва он очутился в кабинете, как тотчас пришел посетитель. Он так и думал, хотя и не знал, кто именно явится с вопросом. Оказалось, Мартинссон.
- Минутка найдется?
Валландер кивнул.
- Хочу задать тебе один вопрос.
Валландер видел, что Мартинссону очень не по себе.
- Слушаю.
- Вчера тебя видели с каким-то африканцем. В твоей машине. Вот я и подумал…
- Что подумал?
- Сам толком не знаю.
- Линда помирилась со своим кенийцем.
- Я так и предположил.
- Но ты ведь сказал, что толком не знаешь?
Мартинссон развел руками и поспешно ретировался.
Валландер положил на стол дело о пропавших лошадях, закрыл дверь, которую Мартинссон оставил открытой, и задумался. На какие же вопросы нужно получить ответ от Виктора Мабаши? И как проконтролировать, правдивы они или нет?
В последние годы, занимаясь теми или иными расследованиями, Валландер не раз сталкивался с иностранными гражданами. И беседовал с ними - то как с потерпевшими, то как с подозреваемыми. И нередко думал, что так называемые непреложные истины - справедливость и несправедливость, вина и невиновность - далеко не всегда непреложны, хотя раньше ему такое и в голову не приходило. Точно так же он раньше не понимал, что взгляд на само преступление, серьезное или незначительное, менялся в зависимости от культуры, в которой люди выросли и жили. Зачастую он чувствовал себя в таких ситуациях совершенно беспомощным. Ему было не на что опереться, чтобы задать вопросы, которые могли привести к раскрытию преступления или к освобождению подозреваемого из-под стражи. В последний год жизни Рюдберга, его старого коллеги и учителя, они часто говорили о больших изменениях, происходивших в стране, да и во всем мире. Новая ситуация предъявит к полиции новые требования. Потягивая виски, Рюдберг пророчествовал, что в ближайшие десять лет шведскую полицию ждут большие перемены, чем когда-либо в прошлом. И эти перемены коснутся не только основ организации, но самой сути работы полиции.
«Я до этого не доживу, - сказал Рюдберг однажды вечером, когда они стояли на его крошечном балконе. - Каждому человеку отпущен определенный срок. Порой я с грустью думаю, что мне не доведется участвовать в том, что предстоит. Наверняка время будет трудное. Но и интересное, да вот ты все это увидишь. И думать тебе придется совершенно по-новому».
«Хватит ли у меня сил? - сказал Валландер. - Я все чаще задаю себе вопрос: какова жизнь за пределами полицейского управления?»
«Если махнешь в Вест-Индию, смотри не возвращайся, - насмешливо ответил Рюдберг. - Те, кто уезжает за приключениями, вернувшись, редко чувствуют себя лучше. Они забывают извечную истину, что от себя не уйдешь».
«Речь совсем не об этом, - сказал Валландер. - На такие грандиозные планы я не замахиваюсь. Просто думаю иной раз, не поискать ли другую работу, которая будет мне по душе».
«Ты до конца своих дней останешься полицейским, - сказал Рюдберг. - Ты такой же, как я. И прекрасно это знаешь».
Валландер отбросил мысли о Рюдберге, достал новый блокнот, взял ручку.
А потом долго сидел в задумчивости. Вопросы и ответы. Первая ошибка возникает, наверно, уже на этой стадии. Многим людям, и не только с отдаленных континентов, чтобы сформулировать ответ, необходимо рассказывать свободно. Пора бы мне это понять, ведь я разговаривал не с одним африканцем, арабом или латиноамериканцем в разных ситуациях. Зачастую они пугаются нашей спешки, в которой усматривают знак презрения. Не иметь для человека времени, не сидеть с ним спокойно и молча - это ведь все равно что презирать его, насмехаться над ним.