Увы, Андрей никак не мог вычислить периодичность этих бзиков Самурая, а значит, ему приходилось быть настороже каждый день. Что вовсе не способствовало бодрости духа и хорошему настроению.

Иногда у юноши возникали кровожадные намерения – это когда он, завидев подручных Самурая (или его самого), бежал по городу, сломя голову, чтобы забиться в какую-нибудь норку. Ему хотелось достать двустволку и расколоть дуплетом узкоглазую башку авторитета как спелый арбуз.

Эти мечтания были настолько сладостны, что Андрей даже забывал иногда об осторожности. В такие моменты он приходил к ресторану, где обычно гужевали вощанские братки, и, почти не прячась, наблюдал за ними через неплотно зашторенные окна.

Он представлял, как входит в зал, как достает из-под плаща обрез ружья, как бледнеет Самурай, завидев два черных зрачка, готовых в любое мгновение полыхнуть смертоносным огнем…

После таких вечеров Андрей был как выжатый лимон. Ему весь свет казался не мил. Хорошо, что мать была занята своими переживаниями и не обращала внимания на взвинченное состояние сына.

Впрочем, он старался не показываться ей на глаза: или садился за уроки, или притворялся спящим. -…Очнись, глухая тетеря!

Веселый голос Дрозда вернул Андрея к действительности. Он поднял голову и увидел, что его приятель стоит в одних плавках.

– Окунемся? – то ли спросил, то ли настоятельно попросил – почти приказал – Дрозд. – Погода в самый раз.

И главное – вода мокрая. – Он заразительно рассмеялся. – Утопим беса, что сидит за плечами. Эх-ма!

Дрозд с разбега ухнул в широкую полынью, которая метров на двадцать врезалась в лед, слегка припорошенный девственно чистым снегом.

Андрею было известно, что этот участок реки облюбовала группа городских "моржей". Они регулярно рубили себе во льду дорожку для заплывов и чистили полынью от шуги. Любители зимних купаний обычно приходили к реке ранним утром, а сейчас время близилось к обеду.

– Окунемся… – пробормотал себе под нос Андрей с невольной дрожью в голосе и последовал за Дроздом.

Ледяная вода обожгла тело как кипяток. Кровь в жилах словно забурлила. На душе вдруг стало легко и весело.

– Хорошо! – скалился Дрозд. – Эх, хорошо!

– Хорошо… – отвечал Андрей, возвращая ему улыбку.

Над речкой царила мертвая тишина. Молчали даже вороны, возвратившиеся на прежнее место. Молчали и недобро поглядывали на людей, резвящихся в полынье.

Безмолвие было тягостным, давящим, но ни Дрозд, ни Андрей этого не замечали.

Я успел. Я все-таки успел!

Едва я зашел в свою квартиру, как раздался телефонный звонок. Выждав необходимое время, я поднял трубку и, изображая человека, которого подняли с постели, сонным голосом недовольно спросил:

– Чего надо? Кто звонит?

Трубка ответила молчанием.

– Блин! – выругался я в сердцах. – Кому не спится в ночь глухую… Алло! Я слушаю.

На другом конце провода прозвучали короткие гудки. Я положил трубку и с удовлетворением ухмыльнулся.

Пронесло…

Ах, Анубис, Анубис, сукин сын! Вот ты и высунул свои рожки, "мистер Смерть". Сразу сообразил, чье рыльце может быть в пуху. Без твоей подсказки Висловский вряд ли догадался бы прозвонить кандидатов в недоброжелатели.

Анубис сделал то же, что и я, только другим способом. Ему важно было очертить круг возможных соискателей на роль покойника под номером один.

Он моментально сообразил, что заказчик акции с проникновением на дачный участок Висловского вряд ли будет в этот поздний час почивать спокойным сном. Хотел бы я знать, как Анубис оценил мои актерские способности…

Конечно же, спать мне вовсе не хотелось. Нервишки были уже не те, что прежде. Увы. Годы берут свое, как не крути.

Десять лет назад я мог дрыхнуть даже под артобстрелом. И не потому, что старался прослыть храбрецом.

Отнюдь. Просто я был фаталистом. Кому суждено быть повешенным, того не расстреляют. Именно так звучало мое кредо.

И я следовал ему во всех своих житейских коллизиях. А иначе гордое прозвище Волкодав носил бы ктонибудь иной. Потому как в моей воинской профессии мандраж просто исключается как состояние души.

Я налил себе полстакана виски, сел в кресло, включил ночной канал телевизора – чтобы создать фон для мыслительного процесса, и начал усиленно думать. Что было нелегко: я никогда не отличался аналитическим складом ума.

Вот ежели кому зубы выбить или отправить вперед ногами – так это пожалуйста. А крутить шариками в башке – это не мой профиль.

Все выходило на то, что моему безоблачному существованию пришел конец. Тут и дураку несложно догадаться.

Конечно, Анубис может покинуть город – подальше от греха. Но мне почему-то казалось, что он приехал в наши палестины вовсе не для того, чтобы насладиться провинциальным покоем и полюбоваться на окружающие город леса.

Если уж Анубис выполз из своей преисподней, значит, у него есть на то очень веская причина. Какая именно?

Вопрос. Который без вводных данных простое сотрясение воздуха. Может, Анубис решил заняться бизнесом?

Если это так, то очень сомнительно, что он захотел стать компаньоном Висловского. Не тот размах. Денни даже в масштабах нашего города всего лишь букашка.

Тогда что привело Анубиса на Мячу? Связь. Вполне возможно. Висловский исполняет роль связующего звена. Но с кем?

Это вопрос под номером два. В том, что Денни-Сачок знает многих местных воротил лично, я уже убедился.

Но на кого именно нацелился Анубис?

А если я все усложняю? Может, "мистер Смерть" решил тряхнуть стариной? Возможно, он сейчас работает по "заказам"?

Не исключено. Уж в чем, чем, а в этом деле ему мало сыщется равных.

Но в моих умозаключениях есть одна неувязка: такие проблемы Анубис обычно решал без свидетелей и весьма скрытно. Он появлялся как призрак и исчезал, словно утренний туман – бесследно. Только в особо сложных случаях у него была подстраховка. Но никак не прямые помощники.

А что если?.. Я невольно вздрогнул и допил виски.

Нет, черт побери, нет! Не хочу об этом даже думать. Зачем кому-то может понадобиться моя жизнь? Месть, по идее исключена, а в остальном…

В остальном я чист. Ну, скажем так – почти чист. Естественно, не считая моих "подвигов" за бугром.

Однако, я почему-то совсем не верил, что коллеги из западных разведок только сейчас опомнились и решили свести счеты с Волкодавом. Что пройдено, то забыто. У них там тоже есть парни, с которыми в свое время мне очень хотелось увидеться с глазу на глаз…

Но то было тогда. А теперь они мемуары пишут и с умилением вспоминают о старых добрых временах.

Какая там к черту месть… Мы сражались если и не с открытым забралом, то по не писаным правилам, пусть и жестоким, но где-то даже рыцарским.

Только иногда, по решению политиканов, проваленные тайные операции вытаскивались на свет божий. В основном разведки решали свои дела полюбовно, обменивая провалившихся агентов без присутствия прессы и так называемой общественности.

Это была поэзия и проза шпионской действительности. Без всяких там вывертов. Настоящая, не книжная, жизнь.

А как иначе? Работа есть работа. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. А руководству разведорганов – и наших, и чужих – страсть как не хочется признаваться перед своими вышестоящими боссами в собственных ошибках.

Поэтому такие вопросы часто решались по согласию и на доверии. Ты – мне, я – тебе. Вот и вся философия.

Вопрос под номером три…

Вот на него отвечать мне не хочется. Бр-р! Мороз по коже… Неужели мой любимый шеф, полковник – пардон, теперь генерал – Кончак, рубит концы?

Тогда я точно пропал. Мы с ним много чего натворили… Вдруг где-нибудь что-то всплыло?

С меня взятки гладки, а вот Кончаку, если я расколюсь, будет худо. Нынче в "конторе" снова начали наводить порядок. И, естественно, служба внутренней безопасности опять заработала на полную мощь.