– Максим, я не шучу. Я не могу быть тебе обузой. Ты знаешь наш закон: главное – выполнить задание и не оставить следов. Все остальное – от лукавого. У тебя рука не поднимается меня прикончить – и это мне понятно. И… спасибо… старлей… За все спасибо. Ты и в Афгане за чужие спины не прятался, и сейчас свою голову готов положить ради дружбы. Но мы не красные девицы, мы – диверсанты. А потому просто не могу позволить тебе поддаться минутному – пусть и благородному – порыву. У нас, сам знаешь, благородство не в цене. И пока я в состоянии хоть чтото соображать и двигаться, мне необходимо все сделать как нужно. Прощай, брат…

– Сюда идут! Замри! Стой! – Я вцепился в свою пятнадцатизарядную "беретту".

Акула поверил сразу, что я делаю это не для отвлечения внимания – он знал меня так давно, что научился понимать даже без слов. Мой бывший сержант быстро спрятал оружие под плед и застыл в тревожном ожидании. Он прекрасно понимал, что звук выстрела выдаст нас с головой.

Мы остановились на берегу моря, в роще, примерно в двух-трех километрах от старинного римского замка. Я знал, что рядом с нами находится кемпинг, в котором сдавалось бунгало с душем и туалетом, но появиться там не мог – если где и будут нас искать "воины шариата", так это в первую очередь в кемпинге. Но я знал, что в лесу разрешалось разбивать палатки. Чем и пользовались небогатые городские жители, приезжающие в выходные дни погреть бока на прекрасных анамурских пляжах. А сегодня как раз была суббота, и конец мая выдался на удивление теплым и сухим.

Тревога оказалась ложной. Завидев наш "фольксваген", полноватый мужчина с седеющими черными усами что-то сказал семенящей рядом девочке десяти-двенадцати лет – наверное, дочери, – и они повернули обратно. Похоже, отец семейства подыскивал подходящее место для палатки.

– Все о'кей… – Облегченно вздохнув, я спрятал пистолет. – Туристы. – Я с насмешкой посмотрел на Акулу. – Что притих? Давай стреляйся. Если, конечно, хочешь и меня за собой потащить. Законник хренов… Что ты понимаешь в наших законах, зеленка? Ты в группе ликвидаторов без году неделя, а пытаешься косить под "деда". Если понадобится, если припрет, я тебя сам придушу, как щенка, и не пискнешь. Так сказать, без шума и пыли. И без всякого там благородства. И не потому, что нужно выполнить предписания, а из-за банальной истины, гласящей, что своя рубаха ближе к телу. Усек, недоразвитый?

– Ты считаешь… что мы можем выкрутиться?

– Если уж одолели горы, то переплывем и море. Главное, не суетиться и держать ушки на макушке. А отправиться на тот свет никогда не поздно. Давай лучше достанем нашего неудачника. Если, конечно, он еще не околел – ночью было довольно прохладно…

Когда я извлек хозяина машины из багажника и вынул у него изо рта кляп, он прохрипел:

– Руки… Ради всех святых, быстрее! Развяжите…

– Только без глупостей. – Я сначала достал пистолет, присоединил к нему глушитель, а затем разрезал веревки на его онемевших руках.

– Скорее, скорее… У-у…

Едва он оказался свободным, как тут же отбежал в сторону на несколько шагов и принялся расстегивать брюки. Мы с Акулой, который под действием наркотика настолько оживился, что даже смог без посторонней помощи сесть, посмеиваясь, смотрели на его манипуляции. Он притопывал, подвывал, закатывал под лоб глаза и безбожно ругался, пытаясь непослушными пальцами облегчить свою мятежную душу, за ночь опустившуюся на уровень мочевого пузыря.

– О-о-о.. Слава Аллаху…

– Что с ним делать? – спросил я больше себя, нежели Акулу.

– Воткни ему пять кубиков ПА-2 за пять приемов – и дело с концом.

ПА-2, или первантин, недавнее изобретение отдела спецтехники, смесь сильного стимулятора первитина, в свое время входившего в аптечку офицеров ВВС США и английской разведки, и одного из препаратов для анестезии. Три-пять инъекций – и человек становится "зомби", готовым исполнять любые приказы, даже броситься вниз головой с небоскреба, совершенно не задумываясь о последствиях. К несчастью, возврат этого подопытного кролика в первоначальное состояние возможен только после длительного лечения в психушке. И то не всегда.

– Не будь таким извергом. – Я криво ухмыльнулся.

Да, этот турок стал для нас большой проблемой. Просто ликвидировать его рука не поднималась. А держать при себе было очень опасно.

– У тебя есть другое предложение?

– Давай сначала побеседуем с ним.

– Зачем?

– Ну хотя бы ради любопытства.

– Турок, он и есть турок… – пробурчал Акула.

– Не скажи. Ты много видел турок, разгуливающих с пистолетом в кармане? Притом армейской модели.

– И то правда.

– Эй, ты, чучело гороховое! – позвал я справившего нужду пленника. – Поди сюда.

Тот покорно подошел к машине и протянул руки, которые я тут же связал, – береженого Бог бережет.

– Садись. – Я показал на траву. – Будем совет держать.

Турок сел, по-восточному скрестив ноги, и подобострастно посмотрел снизу вверх тоскливым собачьим взглядом. Однако, как ни странно, в его глазах я почему-то не заметил страха. А он там должен был присутствовать, ведь не каждый день обычному гражданину, пусть и турецкоподданному, приходится заглядывать за грань, отделяющую мир живых от мира мертвых.

Пленник вовсе не смахивал на лоха или недоумка и должен был понимать, с кем имеет дело, – мы с Акулой не были похожи на коммивояжеров или, в крайнем случае, на путешествующих прожигателей жизни. И тем не менее турок оставался на удивление спокойным и сосредоточенным, хотя и пытался изобразить состояние подавленности и покорности, как у людей, захваченных террористами.

– Ты кто? – не стал я мудрствовать лукаво и спросил, словно гвоздь вколотил.

– Хафыз Нихад…

– Где работаешь?

Я спрашивал по-турецки, хотя и дураку было ясно, что я иностранец. К тому же мой турецкий оставлял желать лучшего. Впрочем, я и не думал изображать из себя стамбульского гостя.

– Дайте попить. Во рту пересохло… – попросил турок вместо того, чтобы ответить на вопрос.

Я строго посмотрел на Акулу, который хотел вызвериться, открыл пластиковую бутылку с минеральной водой и ткнул ее, словно соску, в рот Нихаду-эфенди. Тот опорожнил ее за считанные секунды.

– Ну? – Хотя я и пытался избавиться от угрожающих ноток, они все равно прозвучали.

– Я работаю в Анкаре. В отеле "Шератон".

– Кем?

– Портье.

– Во брешет, сука… – не сдержался Акула; слава богу, он сказал это поанглийски.

– Эт точно, – поддержал я его мнение. – Вам там что, пистолеты "кырыккале" вместо авторучек выдают? – спросил я не без сарказма. – Ты ври, да знай меру.

– Купил по случаю… – невозмутимо пожал плечами Хафыз Нихад. – Часто приходится возвращаться домой далеко за полночь, а улицы Анкары не так спокойны, как в провинции. Меня, например, однажды ограбили и раз пытались угнать машину. Нет, уже два раза. – Он с невольным вздохом посмотрел на свой "фольксваген". – Вот я и…

– Приличная версия. Ладно, примем на веру. Куда ты направлялся?

– В Адану, там у меня родители живут. Выбрался навестить.

– А где подарки? – снова подал голос Акула.

– Что он сказал? – невинно посмотрел на меня турок.

– Он сказал, что ты, паскудник, врешь как сивый мерин. – Я достал "беретту". – Я еще не встречал ни одного портье в гостиницах такого класса, как "Шератон", который бы не говорил поанглийски. Или ты начнешь "петь", притом правду, или я с тобой больше не буду церемониться. Ты, наверное, считаешь себя умным и что нарвался на придурков. Опасное заблуждение. Исповедуйся, иначе я тебя сейчас грохну, и плевать мне на то, кто ты есть на самом деле. Пусть с тобой потом разбирается твой Аллах.

– Извините, – покаянно вздохнул турок. – Я действительно работаю в "Шератоне"… только начальником охраны отеля.

– Это уже теплее…

Странно, но этот человек, как мне показалось, совсем нас не боялся. Фаталист? Или прошел соответствующую подготовку? Впрочем, зачем нам это знать? Попал он в наше поле зрения случайно, а значит, никакого отношения к турецкой контрразведке, по идее, не должен иметь. Тем более, что мне было известно, как спецслужбы Турции обставляют операции по поимке клиентов типа нас с Акулой. Узнай они маршрут нашего следования, здесь уже было бы полно полицейских и армейских подразделений.