Когда я была еще ребенком, мои родители переехали из Горхема в Портленд, штат Мэн. Там в возрасте девяти лет я пережила несчастный случай, который повлиял на всю мою жизнь. Когда я, моя сестра-близнец и наша школьная подруга проходили по пустырю, девочка лет тринадцати, приходившая в ярость по любому пустяку, настигла нас с явным намерением избить. Наши родители учили нас никогда ни с кем не драться, а если возникнет опасность, немедленно бежать домой. Так мы и сделали, стараясь бежать как можно быстрее, но наша обидчица быстро догоняла нас, при этом держа в руке камень. Я обернулась, чтобы посмотреть, насколько она ко мне приблизилась. В это время девочка бросила камень, и он попал мне в нос. Я была оглушена ударом и без чувств упала на землю. [10]

Очнулась я в небольшой торговой лавочке. Вся моя одежда была в крови, струящейся из носа и стекающей на пол. Один добрый человек предложил довезти меня домой в своем экипаже, но я, не представляя себе, насколько ослабла, ответила ему, что лучше дойду до дома пешком, чтобы не испачкать его экипаж кровью. Присутствующие также не посчитали мою травму достаточно серьезной и позволили мне сделать так, как я хотела. Однако не успела я пройти и несколько десятков метров, как слабость и головокружение усилились. Сестра и подруга с трудом довели меня до дома.

Что было дальше, я не помню. Моя мать говорила, что я ни на что не реагировала и пролежала в состоянии комы целых три недели. Все, кроме нее, считали невозможным мое выздоровление, однако она твердо верила, что я выживу. Мама вспоминала также, что был момент, когда сердобольная соседка, ухаживавшая за мной, решила, что я умираю. Она даже собиралась приобрести для меня похоронное облачение, но моя мать не разрешила ей делать этого, как будто что-то говорило ей, что я не умру.

Когда я снова пришла в себя, мне показалось, будто я просто спала. Я не помнила, что со мной приключилось, и не понимала причины своей болезни. Когда я немного окрепла и меня стали навещать знакомые, я с любопытством подслушивала их соболезнования, высказываемые моим родным: "Какая жалость", "Лучше бы мне было не знать ее" и т.д. Я попросила зеркало и была поражена, увидев происшедшие со мной перемены. Казалось, что изменилась каждая черточка моего лица; хрящи носа были разбиты и изуродованы.

Мысль о том, что это несчастье мне предстоит пронести через всю жизнь, казалась невыносимой. Мое существование представлялось безрадостным, жить мне не хотелось, а смерти я боялась, потому что была не готова к ней. Навещавшие нас знакомые смотрели на меня с жалостью и советовали моим родителям подать в суд на отца девочки, которая, по их словам, сделала меня инвалидом. Но моя мать была мирным человеком. Она говорила, что если бы через суд можно было вернуть мне здоровье или восстановить мой внешний вид, это [11] имело бы какой-нибудь смысл, но поскольку поправить ничего нельзя, то следовать такому совету означало бы нажить себе врагов.

Врачи намеревались укрепить мой нос с помощью вживления серебряного каркаса. Это очень болезненная операция, и они боялись, что от нее будет мало пользы, поскольку я потеряла много крови и испытала сильное нервное потрясение. Врачи ставили мое выздоровление под сомнение. По их мнению, даже если бы я и выжила, то протянула бы недолго. Я таяла как свечка и скоро стала похожа на скелет.

Тогда я стала молить Господа подготовить меня к кончине. Когда нашу семью навещали друзья-христиане, они интересовались у моей мамы, говорила ли она со мной о смерти. Я подслушала эти разговоры, и они насторожили меня. Я решила стать христианкой и молилась прежде всего о прощении моих грехов. После такой молитвы я чувствовала покой в мыслях и любовь ко всем людям, страстно желая, чтобы и им всем были прощены их грехи и чтобы они возлюбили Иисуса, как и я.

Я хорошо помню один зимний вечер, когда земля была покрыта снегом, а солнце необычным образом освещало все вокруг. Небо было багряным и зловещим, и казалось, будто оно то открывается, то закрывается, а снег цветом своим походил на кровь. Соседи наши сильно напугались. Мать взяла меня на руки, вытащила из кровати и отнесла к окну. Я была счастлива, мне казалось, что это пришествие Христа, и я жаждала увидеть Его. Мое сердце наполнилось радостью, от счастья я захлопала в ладоши и подумала, что наступил конец моим страданиям. Но меня ждало разочарование - явление померкло, и на следующее утро солнце взошло как обычно.

Я набирала силу очень медленно, и вот когда выздоровела настолько, что могла играть со сверстниками, мне был преподан горький урок о том, насколько наша внешность влияет на отношение к нам товарищей. В то время как со мной приключилось несчастье, мой отец был в отлучке, в Джорджии. Вернувшись, он заключил в объятия моих братьев и сестер и спросил, почему нет меня. Я робко отпрянула от него и бросилась [12] к матери, ибо мой отец не узнал меня. Он никак не мог поверить, что я и есть его маленькая Елена, которую он оставил несколько месяцев назад здоровым и счастливым ребенком. Это глубоко задело меня, но я старалась выглядеть жизнерадостной, хотя сердце мое казалось разбитым.

Множество раз в те далекие дни я чувствовала свою неполноценность. Я была необыкновенно восприимчива, и это делало меня несчастной. Часто униженная, подавленная и упавшая духом, я находила уединенное место и угрюмо размышляла об испытаниях, которые я обречена была постоянно переносить.

В таких случаях слезы облегчают страдания, однако из-за своей травмы я не могла плакать, как, например, моя сестра. И хотя на сердце у меня было тяжело и оно разрывалось от боли, я не могла выжать из себя ни единой слезинки. Часто я чувствовала, каким великим облегчением было бы выплакать свою обиду. Иногда доброе участие друзей на время разгоняло мое уныние и снимало груз с сердца, но насколько тщетными и пустыми казались мне тогда мирские развлечения, насколько переменчива была дружба моих юных товарищей! Эти маленькие школьные подруги ничем не отличались от большинства людей на земле. Приятное лицо и модная одежда привлекают их, но когда из-за несчастья человек лишается внешних признаков красоты, их непрочная дружба охладевает или вовсе проходит. Лишь когда я обращалась к моему Спасителю, Он утешал меня. В моих бедах я со всей серьезностью искала Господа - и получала утешение. Я была уверена, что Иисус любит и меня.

Казалось, мое здоровье окончательно подорвано. В течение двух лет я не могла дышать носом, и поэтому лишь изредка посещала школу. Я полагала, что не могу учиться и усваивать учебный материал. Моим наставником учитель назначил ту самую девочку, которая стала причиной моего несчастья, и в ее обязанности входило помогать мне в письме и других уроках. Она искренне сожалела о нанесенной мне серьезной травме, хотя я и не напоминала ей об этом. Девочка была ласкова [13] и терпелива со мной и выглядела печальной и заботливой, когда видела, с каким трудом я пыталась получить образование.

Моя нервная система истощилась, руки дрожали так, что я с трудом писала, и дальше черновиков, написанных грубым почерком, я пойти не смогла. Когда во время занятий я прилагала усилия, чтобы буквы на странице стояли ровно, и напрягала при этом мозг, у меня на лбу выступали крупные капли пота и меня охватывали слабость и головокружение. У меня был нехороший кашель, и весь организм казался предельно ослабленным. Учителя советовали мне бросить школу и не учиться до тех пор, пока здоровье не поправится. Это было тяжелейшим испытанием, выпавшим на мою долю, - уступить болезни и согласиться прекратить занятия, махнув рукой на надежду получить образование.

Три года спустя я сделала новую попытку, но как только я возобновляла занятия, мое здоровье быстро ухудшалось, и стало очевидно, что пребывание в школе может стоить мне жизни. По этой причине я не посещала школу до двенадцати лет.

Мое стремление получить образование было очень велико, и когда я размышляла о своих несбывшихся надеждах и думала о том, что мне суждено на всю жизнь остаться инвалидом, то не хотела смириться с такой участью, а временами даже роптала на Божье Провидение, Которое обрекло меня на страдания. Если бы я открылась матери, она смогла бы наставить, утешить и ободрить меня, но я скрывала свои тревожные чувства от семьи и друзей, опасаясь, что они не смогут понять меня. Счастливое доверие к любви моего Спасителя, которое я испытывала во время недуга, исчезло. Перспектива получить удовольствие от жизни стала призрачной, и казалось, что Небеса закрылись для меня.