– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Зачем так рано?

– Там кирпичи.

– ???

– Ну кирпичи таскать надо. От ремонта же остались… И кровать. И тумбочки. И часы.

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».

– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!

– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!

– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!

– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!

– Рассаду не мни!

– Не забудь вон ту коробку. И вон те банки. И вот тот узел. Как не хочешь брать узел? В нем постельное белье! Мне наплевать, что ты можешь спать без белья! Ты вообще на коврике можешь располагаться, а я без белья не согласна. Мясо не забыл? Как – в морозилке? Я же еще вчера просила…

Во время седьмого акта полагается читать утешительную мантру, чтобы не лопнуть головой.

Утешительная мантра: «Вот приедем, я залезу на второй этаж, открою банку пива, включу ноутбук, напишу какую-нибудь замечательную вещь, и в окошко будет дуть ветер, а внизу, на газоне, Фасолец выстроит песочный замок с окошками из веток».

Если читать мантру правильно, соблюдая интонации и выдерживая тембр, то к восьмому акту можно поиметь чудесную нирвану «е…сь все конем».

– Твой ребенок ест землю!

– Кто из вас упаковывал банки?

– Почему не взяли часы?

– Твой ребенок ест землю!

– А куда делось постельное белье?

– Мясо на шашлык не оттаяло.

– Твой ребенок ест землю!

– Да позовите ее хоть кто-нибудь!

– Дима, во-первых, твой ребенок ест землю, а во-вторых, где твоя жена?

Ну конечно, не на втором этаже (там вы меня быстро сцапаете). И не с ноутбуком (после переноски кирпичей я не способна на «замечательное»). Но не без пива и не без ветра (чего уж есть, того есть). И даже не без хорошего настроения (часы-то в Москве – улю-лю). И абсолютно без мыслей (хорошенького понемножку)… И…

Короче, если вы пройдете чуть подальше, в глубь сада, то там, на серой от старости скамейке, буду сидеть я и палить костерок из прошлогодних щепок. И буду я абсолютно счастлива и абсолютно пьяна. Правильно, трезвый здесь не выживет: у них еще четыре ведра синеглазки, куча целины и тяжеленная лопата.

А посему отправляюсь я спать.

План на завтра:

1. Купить море пива.

2. Не очуметь от седьмого акта.

Всех люблю, не болейте!

Если Бог заиграется, забудется или посмотрит не в ту сторону, то в один прекрасный день я проснусь Ваней Ургантом. Так прямо возьму и проснусь: была девица-безделица, стал хлопец-молодец. Нет, конечно же, сначала я расстроюсь: все-таки у Вани Урганта нет таких прекрасных сисек (в правой мастопатия), да и ноги у него будут потолще, а уж к черным волосам я не привыкну, наверное, никогда…

А дальше вопреки комедиям, в которых врут все, я не буду рассматривать свои половые органы и дергать себя за нос и считать волосы на лобке. И даже давить прыщи я не буду. Потому что дальше я полезу в кошелек. У такого сладкого, светлой души человека, как Ваня Ургант, просто не может быть пустого кошелька. Убедившись, что кошелек наполовину полон (привет, кока-кола, мы тоже убиться веником, как оптимистичны), дрожащими ручонками я пересчитаю купюры и сразу же побегу в кафе. То есть тьфу ты, в кафе я пойду медленно, смакуя взгляды удивления в спину, а как только дойду, сразу же сяду за самый главный столик.

За самым главным столиком я буду, прямая как башня, улыбаться, и заказывать непотребные пирожные, и хихикать, и даже щипать официантку за задницу.

– Что-то Ваня какой-то сегодня странный, – скажут все вокруг.

– Охуеть, вот вы меня, Ваню, достали, – отвечу им я и чиркну зажигалкой.

– Ваня, ты же не ругаешься матом, – не поверят мне все вокруг.

– Ниибет, – отвечу им я и громко пукну.

– Фии! – сморщат нос они. – Тогда мы все отсюда пошли.

– Ну и уходите! – крикну я им. – Тоже мне, нашлись цацы.

И они встанут и уйдут, а мне будет неловко и немножко хорошо от этой неловкости, и я попрошу выпить один раз, а потом еще один и еще.

Через пару часов я обрасту новой порцией зевак, щелкающей прессой и фингалом. По моей в общем-то доброй физиономии заедет официантка в тот момент, когда я слишком сильно вцеплюсь в ее филей.

Расстроенная, грустная и побитая, вечером отправлюсь я домой.

Дома мама скажет:

– Что же это ты с собой сделала, Катя?

– Я просто хотела, чтобы все меня немножко любили, – отвечу ей я, прикладывая мороженую вырезку ко лбу.

На следующий день Ваня тоже очень расстроится, узнав, что каким-то непостижимым образом половина его получки исчезла. Впрочем, к обеду он расстроится еще больше, а к ужину застрелится, но на следующий день воскреснет и все замнет. Ну разве можно не любить Ваню Урганта больше чем на 2 тысячи 336 знаков с пробелами?

Я люблю своего мужа. Очень я люблю своего мужа. А особенно мне нравится, какой он водитель. Ах, какой мой муж водитель, ах!

Нет, ну если, конечно, вам надо в место X ко времени У, то тогда это банальщина и не к нам. Мы банальщиной не занимаемся и легких путей не ищем. А вот если вас устроит место X через все буквы алфавита плюс увлекательная экскурсия по Мудищеву, то тогда это завсегда пожалуйста: свезем-с.

Самая, пожалуй, комедийная история вышла со станицей Новомышастовская.

Скажите, вы никогда не были в станице Новомышастовская? Ох, сколько вы потеряли! Куры, речки, поля и дорога из чистого гравия – красота! Нет, это только потом я поняла, сколько прелестей упустила. Сначала мне, как и всем, хотелось к морю. Мы, собственно, к морю и ехали, если уж совсем откровенничать. Нет, если бы за рулем сидел еще кто-нибудь, а не мой Дементий, не гулять бы мне по милой сердцу Новомышастовской и не плеваться бычками на ее славную землю. Но за рулем сидел именно мой муж, а оттого все новомышастовцы, новомышастовки и новомышастики могли лицезреть мою разъяренную харю, изредка появляющуюся из окна машины с воистину марсианским вопросом: «Тетенька, а мы где?» Как и всякое говно, историйка вышла из-за того, что кто-то хотел «как лучше» и в двадцати километрах от Новороссийска решил срезать путь и проехать «по пунктиру» прямо к морям. Как вы догадываетесь, мы приехали ни фига не на пляж, а вовсе даже в Н. (Если я еще раз напишу «Новомышастовская», то просто сойду с ума.) Для полноты картины представьте себе, что к тому времени за спиной было уже полторы тысячи кэмэ, и, по правде говоря, еще на тысяче мне хотелось жрать, спать и удавиться.

Сегодня историйка повторилась. Ну не с таким размахом, конечно, но и не без экспромту. На дачу мою ведут два шоссе: Старая Каширка и Дон (Новая Каширка). Старая Каширка, как и все старое, похужее: три полосы, светофоры и вообще. Новая Каширка, как и все новое, получшее: четыре полосы без светофоров и вообще. Естественно, большую часть времени мы ездили по этому самому Дону. Ездили, ездили – и вот беда: кто-то там, посередине, учудил чинить мост. Не знаю, как во всем мире мосты чинят, может быть, и ночью, а у нас так: дорога перегорожена в обе стороны, для проезда две полоски и, как следствие, пробень на полпятого, со всякими там «закипевшими», «ездой по обочинам» и тому подобным. Короче, то, что на Дону кранты, нам стало ясно еще в тот день, когда мы «Газелями» говно возили. Нам повезло свернуть с полдороги на Старую Каширку, а вот газелист минут сорок затылок пек.