Не лучше ли, однако, немедленно покинуть корабль и искать пристанища на скалистом островке? Но капитан не согласен с этим, так же как лейтенант и боцман. И они правы, ведь при сильном волнении нельзя будет оставаться на этих скалах, даже на самых высоких из них, ибо валы все с них сметут. Что касается взрыва, то опасность его тоже значительно уменьшилась. Вода, несомненно, наполнила ту часть трюма, в которой находятся товары Руби, а следовательно и бутыль с пикратом калия. Итак, решено, что никто не покинет «Ченслера». Мы тут же устраиваем на юте нечто вроде лагеря, причем несколько уцелевших от пожара матрацев предоставлены двум женщинам. Матросы, которым удалось сберечь свои вещевые мешки, тащат их на бак. Здесь они и располагаются, так как их помещение не пригодно для жилья.

Какое счастье, что повреждения в камбузе не очень велики и большую часть продуктов, а также бочки с водой, удалось спасти! Склад запасных парусов, расположенный на носу, тоже остался нетронутым.

Наконец-то наши испытания как будто подходят к концу! Хочется этому верить, тем более что с утра ветер значительно упал и в открытом море стало немного спокойнее. Это очень хорошо, ибо волны могли бы в щепы разнести «Ченслер» о твердые базальтовые скалы.

Мы с Летурнерами долго беседовали об офицерах и матросах и об их поведении перед лицом опасности. Все они проявили мужество и решительность. Особенно отличились лейтенант Уолтер, боцман и плотник Даулас. Да, у нас на корабле есть славные люди и хорошие моряки, на которых можно положиться. О Роберте Кертисе не приходится и говорить. Сегодня, как и всегда, он полон энергии, всюду поспевает, ничто не застает его врасплох. Капитан воодушевляет матросов словом и делом, он — душа всего экипажа, который беспрекословно ему повинуется.

Между тем в семь часов утра вода начала прибывать. Сейчас одиннадцать часов, и все гребни рифов уже скрылись в волнах. Как и следовало ожидать, вместе с приливом стал повышаться уровень воды в трюме «Ченслера». Вскоре лот показывает девять футов, значит затоплены новые ряды тюков хлопка, с чем нас можно только поздравить.

С тех пор как наступил прилив, большая часть скал, окружающих «Ченслер», исчезла под водой. Видны только очертания маленького круглого бассейна диаметром в двести пятьдесят — триста футов, в северном углу которого находится «Ченслер». Море здесь довольно спокойно, и волны не доходят до корабля. При неподвижности нашего судна это — большое счастье, так как иначе валы разбивались бы о него, как об утес.

Наконец, в половине двенадцатого весьма кстати показалось солнце, которое с десяти часов скрывалось за облаками. Капитан еще ранним утром успел вычислить часовой угол и теперь готовится определить меридиональную высоту, чтобы в полдень сделать точную обсервацию.

Затем он удаляется в свою каюту, вычисляет координаты корабля и, возвращаясь на ют, говорит нам:

— Мы находимся на восемнадцатом градусе пятой минуте северной широты и сорок пятом градусе пятьдесят третьей минуте западной долготы.

Капитан тут же разъясняет положение судна тем, кто мало знаком с долготами и широтами. Роберт Кертис прав, что ничего не хочет скрывать. Он за то, чтобы каждый из нас уяснил себе положение.

«Ченслер» потерпел аварию на 18°5′ северной широты и 45°53′ западной долготы, наскочив на риф, не обозначенный на карте. Спрашивается, как до сих пор могли не знать о существовании рифов в этой части Атлантического океана? По-видимому, наш островок появился сравнительно недавно. Не вулканического ли он происхождения? Не знаю, как можно иначе объяснить его возникновение.

Как бы то ни было, а островок находится по крайней мере в восьмистах милях от Гвианы, то есть от ближайшей к нам земли, — вот что совершенно точно показывают вычисленные Робертом Кертисом координаты.

«Ченслер», таким образом, отклонился к югу вплоть до восемнадцатой параллели, сначала из-за безрассудного упрямства Сайласа Хантли, а потом по причине штормового северо-западного ветра, от которого он вынужден был спасаться бегством. Значит, ему надо еще пройти более восьмисот миль прежде, чем он достигнет ближайшего берега.

Положение серьезное, но все, что нам сказал капитан, не слишком нас расстроило, во всяком случае в данный момент. Какие опасности могут нас испугать теперь, когда мы только что избежали угрозы пожара и взрыва? Совершенно забывается, что трюм «Ченслера» заливает водой, что земля далеко, что, выйдя снова в море, корабль может затонуть в пути… Мы еще находимся под впечатлением пережитых ужасов и, немного успокоившись, склонны верить в благополучный исход плавания.

Что сейчас предпримет Роберт Кертис? Очевидно то, чего требует здравый смысл: надо окончательно потушить пожар, выбросить в море весь груз или часть его, не позабыв о бутыли с пикратом калия, заделать течь и воспользоваться приливом, чтобы как можно скорее покинуть риф.

Я беседовал с господином Летурнером о нашем положении. По-моему, если все сложится хорошо, мы недолго останемся сидеть на рифе, но Летурнер, по-видимому, не разделяет моего оптимизма.

— А я, напротив, очень боюсь, — ответил он, — как бы нам не пришлось надолго задержаться на этих скалах!

— Но почему? Выбросить за борт несколько сотен тюков хлопка не так уж трудно и долго, — эту работу можно сделать за два-три дня.

— Разумеется, господин Казаллон, выбросить тюки — дело нехитрое. Но ведь проникнуть в трюм «Ченслера» нельзя, там нечем дышать, и, пожалуй, раньше как через несколько дней туда не попадешь, раз груз еще горит в середине. И сможем ли мы вообще продолжать плавание, даже когда потушим пожар? Нет! Надо еще заделать течь, очевидно порядочную, и заделать очень тщательно, чтобы не пойти ко дну после того, как мы чуть не погибли в огне? Нет, господин Казаллон, я не строю себе иллюзий и почел бы за счастье, если бы нам удалось покинуть этот риф через три недели. И дай-то бог, чтобы буря не разыгралась прежде, чем мы выйдем в море. Иначе «Ченслер» разобьется, как скорлупка, об этот риф, который станет нашей могилой!

В самом деле, такова наибольшая опасность, которая нам сейчас угрожает. Пожар мы потушим, пробоину, надо думать, заделаем, но ведь мы зависим от милости ветра. Пусть даже мы спасемся от бури, взобравшись на вершину скалы, но что станется с пассажирами и экипажем, если корабль разобьется о скалы?

— Доверяете ли вы Роберту Кертису, господин Летурнер? — спрашиваю я.

— Безусловно, и считаю милостью божьей, что наш прежний капитан передал ему командование судном. Я уверен, что Роберт Кертис сделает решительно все, чтобы найти выход из нашего трудного положения.

Когда спрашиваешь капитана, долго ли продлится вынужденная стоянка «Ченслера», он неизменно отвечает, что ничего пока не может сказать, все зависит от обстоятельств, но он надеется, что погода не испортится. И действительно, барометр неуклонно поднимается, указывая на отсутствие атмосферических колебаний. А это верный признак продолжительного безветрия и счастливое предзнаменование для предстоящих нам работ.

Время еще не ушло, и все мы энергично принимаемся за дело.

Роберт Кертис хочет прежде всего окончательно потушить огонь, который еще тлеет над уровнем воды, залившей трюм.

О спасении груза не стоит и помышлять. Поэтому остается только одно: затушить огонь, залив его сверху водой. И вот снова прибегают к шлангам.

Матросы вполне справляются с работой без посторонней помощи. Пассажиров пока не привлекают, хоть все мы готовы предложить свои услуги, и ими не придется пренебрегать, когда вопрос станет о разгрузке корабля. В ожидании этого мы с Летурнером занимаемся беседой, чтением, а я, кроме того, посвящаю несколько часов своему дневнику. Инженер Фолстен, человек малообщительный, он либо погружен в цифры, либо чертит эпюры машин с планом, разрезами и видом снизу. Дай-то бог, чтобы он изобрел какой-нибудь мощный механизм, который помог бы снять «Ченслер» с рифов! Что касается супругов Кир, то они держатся в стороне, не докучая нам своими бесконечными пререканиями; к несчастью, мисс Херби вынуждена оставаться с ними, и мы видим молодую девушку очень мало, а то и совсем не видим. Сайлас Хантли ни во что не вмешивается. Моряк в нем умер, а как человек он не живет, а прозябает. Буфетчик Хоббарт исполняет свои обязанности так, словно на корабле ничего не случилось и он идет обычным курсом.