Но его, конечно, там не оказалось.

Даже когда он покинет Блю Спрингс, она сможет в любое мгновение закрыть глаза и вспомнить все, что связано с ним, до малейших деталей. Его взгляд, его запах, его обнимающие ее руки, ее лицо, прижавшееся к его груди. Все…

– Ох, матушка, – прошептала она, понимая как никогда раньше, насколько легко может женщина забыть все, во что верила, из-за любви к мужчине. Либби осознала, как несправедливо и жестоко осудила свою мать. Она никогда не понимала этого прежде, но сейчас все стало по-другому.

Либби сделала глубокий вздох и медленно выпустила воздух из легких. Она не была похожа на мать. Она не могла – и не станет – забывать, кто она сейчас и кем была прежде. Ни за что! Она не сделает этого даже ради Ремингтона Уокера.

Словно привлеченный ее мыслями, он вышел из дома и остановился на пороге. Либби почувствовала, что ее сердце учащенно забилось, как это случалось всякий раз, когда она его видела. Ремингтону оказалось достаточно одного быстрого взгляда, чтобы заметить девушку.

Он уедет и оставит ее. Он вернется в родные места, в Виргинию, к своим плантациям и лошадям, а она останется со своей жизнью, которую сама для себя создала, с Сойером, Мак-Грегором и Рональдом, с овцами и собаками. Она не принадлежит его миру, а он не останется жить в ее.

Либби все прекрасно знала, но внезапно это потеряло всякое значение. Ей вдруг очень захотелось узнать, что это значит – любить, отдавая себя полностью, без остатка, не задавая вопросов и не ища ответов. Ей захотелось узнать, что чувствуешь, когда лежишь рядом с мужчиной, в его объятиях, когда узнаешь о его теле больше, чем знаешь о своем. Она устала бояться своих чувств. Она так долго боялась, что очень от этого устала!

Она уронила лопатку с коротким черенком и поднялась на ноги.

Она позволит себе любить его. Она сполна насладится каждым мгновением, пока он здесь. Она поймет и разузнает все, что означает любовь к нему, и, когда он уедет, не будет об этом жалеть. У Либби останутся воспоминания, и, может быть, этого окажется довольно.

Ночью Ремингтон решил, что, вероятно, сможет жить с чувством вины за то, что обманет ее. Такова его работа. Именно для этого его и нанимали. Ему уже заплатили за то, чтобы он нашел Оливию Вандерхоф. Он по крупицам собирал информацию, выуживая правду и обманывая других – все это и составляло в конце концов понятие «хороший детектив». Ничего плохого в том, что он делал, не было. Либби станет только лучше, если он выполнит свое дело. И, даже если в будущем удастся развалить империю Вандерхофа, чего он и поклялся добиться, все равно она окажется в лучшем положении, чем здесь. А потом…

Что ж, за то, что произойдет потом, он не отвечает.

Все это Ремингтон повторял себе ночью и к утру был убежден, что именно так все и должно происходить. Но, увидев доверчивые глаза подходящей к нему девушки, такой смешной и хорошенькой в своем мужском наряде, увидев ее розовато-золотистые волосы, сверкающие на полуденном солнце, он уже не был так во всем уверен.

– Привет! – сказала она, останавливаясь прямо перед Ремингтоном.

«Боже! Как же она прекрасна!»

– Как твоя нога?

– Лучше.

Тыльной стороной ладони она откинула со лба волосы.

– А я занималась прополкой. Что-то я в последнее время запустила огород.

«Она все это время ухаживала за мной», – подумал Ремингтон.

Либби посмотрела через плечо на узенькие грядки и снова повернулась к Уокеру.

– На станции Пайн Стейшн нам удается купить только самые основные продукты, поэтому мы как можно больше стараемся вырастить на огороде.

– Пайн Стейшн?

– Да, когда-то это был торговый пост. Потом – станция, где останавливались дилижансы на пути к Северу. Люди думали, что станция может постепенно вырасти в небольшой городок, но движение по тракту почти прекратилось из-за железной дороги. Так что Пайн Стейшн так и не разросся, и ничего, кроме салуна и магазина со всякой всячиной, там нет.

Он задумчиво нахмурился.

– Я не видел такого городка на карте, которую купил в Бойз-сити.

– Сомневаюсь, что его когда-нибудь наносили на карту.

– А в Пайн Стейшн есть телеграф?

Она покачала головой.

– Нет. Ближайший более или менее крупный город – Вейзер. Именно там тетушка Аманда всегда покупала продукты, которых не оказывалось в магазине Пайн Стейшн. Правда, я не знаю наверняка, есть ли телеграф и в Вейзере. Когда тетушка Аманда ездила туда, я всегда оставалась на ранчо. Но, думаю, в Вейзере телеграф все-таки должен быть, учитывая, что там проходит железная дорога.

Ремингтон прекрасно понимал, почему она никогда не ездила в город с Амандой Блю. Либби не желала быть обнаруженной. Наверняка ей стало известно, что отец повсюду ее разыскивает и что за ней по пятам следуют детективы. По причинам, которых Уокер не понимал, она добровольно отправилась в ссылку в гористый район Айдахо, настолько далеко от богатства и роскоши нью-йоркского общества, насколько это было возможно. Она хотела начать новую жизнь, полностью изменить себя, надеясь, что отец никогда ее не найдет.

Но Оливия рано успокоилась, ведь отец и люди, которых он нанял, продолжали ее разыскивать. Ремингтон шел по ее следу и уже добрался до ранчо. Ее обнаружили, а она об этом еще не знает. Ей так и не удалось сбежать от отца.

– А тебе нужно отправить телеграмму? – поинтересовалась Либби, вновь привлекая к себе внимание Уокера.

Ремингтон покачал головой.

– Никакой спешки. Это может подождать.

– Думаю, я могла бы отправить записочку с Питом Фишером. У них с женой маленькая ферма к югу от нас. Может, он собирается в Вейзер и…

– Это неважно, Либби, – прервал девушку Уокер. – Это может подождать до моего отъезда.

Она отвела в сторону взгляд.

– Да… ты можешь это сделать, когда уедешь, – тихо сказала она. Когда она вновь посмотрела на него, ему показалось, что ее глаза блестят ярче, чем обычно, на губах блуждала странная, слабая улыбка.

– Не хочешь прогуляться? Если да, могу показать тебе наших овечек.

Ремингтону очень хотелось развеселить ее, освободить от какой-то непонятной ему тоски, но он подозревал, что причина ее грусти в нем самом, и чувствовал, что его подозрения вскоре подтвердятся.

– С удовольствием, – ответил Уокер и подумал, что, может быть, в один прекрасный день она все-таки простит его за то, что он вскоре совершит.

Либби направилась к выпасу, где проводили летние месяцы некоторые ягнята и овцы. Часть из них была здесь из-за ран, за которыми требовался особый уход. Других оставили, чтобы в течение лета пустить на убой и таким образом питаться. Правда, Либби старалась никогда не думать об этом. Если бы ей самой, Сойеру и работникам не нужно было есть, она с удовольствием превратила бы всю эту живность в домашних любимцев.

Мисти, а вслед за ней и все ее подрастающее потомство, вышли из сарая и отправились вместе с Либби и Ремингтоном на пастбище. Черно-белая колли проскользнула под нижней перекладиной ограды и сразу начала носиться вокруг ягнят и овец, сгоняя их в тесную кучу. Щенки Мисти тут же решили, что вся эта игра затеяна ради них. Они весело ворвались в самую гущу стада, заставляя овец разбегаться в разные стороны. Воздух наполнился какофонией звуков – блеянием и лаем.

Либби свистнула и строго прогнала Мисти с пастбища. Та послушно выполнила команду, обежав сначала всех своих детенышей.

Услышав, как засмеялся Ремингтон, девушка повернулась в его сторону. Его улыбка сразу улучшила ее настроение.

– Видишь, придется их потренировать, прежде чем эти щенки смогут присоединиться к пастухам и отарам.

Он заулыбался еще шире.

– Да уж вижу.

Мисти подбежала к хозяйке, и Либби опустилась на колени, протянула руку, чтобы погладить колли и потрепать ее по холке.

– Привет, девочка моя, – прошептала она. – Как поживает моя Мисти?

Собака завиляла хвостом и заскулила.

Подняв глаза на Ремингтона, Либби сказала: