После долгих препирательств Буррс также дала ему теплую одежду и белье, необходимые, по ее мнению, для холодного севера. “Он взял это лишь для того, чтобы я заткнулась, – смеется она. – Но на следующий день я обнаружила почти все в своей машине. Стоило нам отвернуться, как он вытащил все из рюкзака и запихал под сиденье. Алекс был отличным парнем, но иногда доводил меня до ручки”.
Хотя Буррс и беспокоилась о МакКэндлессе, она решила, что с ним все будет в порядке: “Он был неглуп. Сообразил, как добраться на каноэ до Мексики, как путешествовать на товарняках и находить ночлег в незнакомом городе. Дошел до всего своим умом, и я была уверена, что он не пропадет и на Аляске”.
Глава шестая.
Анза-Боррего
Никто еще не заблудился, следуя своему внутреннему голосу. Пусть даже результатом станет ослабление тела, сожалеть об этом нечего, поскольку такая жизнь находится в согласии с высшими принципами. Если день и ночь таковы, что ты с радостью их встречаешь, если жизнь благоухает подобно цветам и душистым травам, если она стала гибче, ближе к звездам и бессмертию, – в этом твоя победа. Тебя поздравляет вся природа, и ты можешь благословлять судьбу. Величайшие достижения обычно менее всего ценятся. Мы легко начинаем сомневаться в их существовании. Мы скоро о них забываем. Между тем они-то и есть высочайшая реальность. … Истинная жатва каждого моего дня неуловима и неописуема, подобно краскам утренней и вечерней зари. Это – горсть звездной пыли, кусочек радуги, который мне удалось схватить.
Генри Дэвид Торо “Уолден, или Жизнь в лесу”
Фрагмент, подчеркнутый в одной из книг, найденных вместе с останками Криса МакКэндлесса
4 января 1993 года автор получил необычное послание, написанное трясущимся, старомодным почерком, выдававшим пожилого отправителя. “Тем, кого это касается” – начиналось письмо.
Я хотел бы получить экземпляр журнала с историей молодого человека (Алекса МакКэндлесса), погибшего на Аляске. Я желаю обратиться к тому, кто расследовал эту историю. Я подвез его от Солтон Сити Калиф. … в марте 1992 г. … к Гранд Джанкшен Ко. … Я оставил Алекса там ловить попутку до С.Д. Он сказал, что напишет мне. В начале апреля 1992 г. я получил от него единственное письмо. Во время нашей поездки мы делали снимки, я – видеокамерой, Алекс – своим фотоаппаратом.
Если у вас есть экземпляр журнала, прошу прислать мне его стоимость. …
Я так понял, что он был ранен. Хотелось бы знать, как именно, поскольку у него в рюкзаке всегда было достаточно риса + у него была теплая одежда + куча денег.
С уважением,
Рональд А. Франц
Франц просил выпуск Аутсайд за январь 1993 г., в котором заглавная статья была посвящена смерти Криса МакКэндлесса. Его письмо было адресовано чикагскому филиалу Аутсайд, который и переслал его мне.
Во время своей хиджры МакКэндлесс произвел неизгладимое впечатление на многих людей, большинство которых провело в его обществе лишь несколько дней. Но самое сильное влияние юноша оказал на Рональда Франца, которому в момент их встречи в январе 1992 г. было восемьдесят лет.
Попрощавшись с Джен Буррс у почтового отделения в Солтон Сити, МакКэндлесс отправился в засушливую местность и разбил лагерь на границе парка “Пустыня Анза-Боррего”. Строго на запад, на двести футов ниже уровня моря, лежало Море Солтона, Тихий океан в миниатюре, возникший в 1905 году из-за грандиозной инженерной ошибки: вскоре после открытия водовода от реки Колорадо для орошения плодоносных земель Долины Империал, река размыла берег и сплошным потоком хлынула в канал. Более двух месяцев практически весь речной поток сливался через канал Долины империал в котловину Солтона. Вода смела фермы и поселения, затопила четыре тысячи квадратных миль пустыни и образовала внутреннее море.
Находящийся всего в пятидесяти милях от лимузинов, теннисных клубов и зеленых лужаек Палм Спрингс западный берег Моря Солтона был когда-то излюбленным объектом спекуляций недвижимостью. Были спроектированы роскошные отели, распределены наделы земли, но грандиозным планам не суждено было осуществиться. Ныне большинство участков пустует и медленно поглощается пустыней. По широким бульварам Солтон Сити шуршат перекати-поле, тротуары усеяны выцветшими знаками “Продается”, и краска отслаивается с заброшенных зданий. Плакат на окне Бюро недвижимости и девелопмента моря Солтона гласит “Закрыто / Cerrado”. Только шум ветра нарушает тишину города-призрака.
Вдали от берега земная поверхность сперва плавно, затем круто поднимается, образуя иссушенные, фантастические эрозии Анза-Боррего. Низина за ними изрезана обрывистыми оврагами. Здесь, на выжженных невысоких холмах, усеянных чольями, аморфами и двадцатифутовыми фукьериями, МакКэндлесс спал на песке, укрывшись куском брезента.
Чтобы добыть еду, он пешком или на попутке преодолевал четыре мили до города, где покупал рис и наполнял пластиковую флягу в покрытом бежевой штукатуркой едином здании рынка, вино-водочного магазина и почты, служившем культурным центром Солтон Сити. В один из четвергов середины января МакКэндлесс ловил попутку обратно к холмам, и его подвез старый Рон Франц.
– Где твой лагерь? – спросил старик.
– За горячими источниками О-боже-мой, – ответил МакКэндлесс.
– Я живу здесь уже шесть лет, и ни разу не слышал ни о чем подобном. Покажи мне это место.
Несколько минут они ехали по дороге к морю Солтона, затем МакКэндлесс попросил его свернуть влево в пустыню, где вдоль узкого ручья змеилась грунтовка, пригодная разве что для внедорожников. Через милю они прибыли в странный лагерь, куда около двухсот странников съехались на своих машинах, чтобы провести зиму. Это сообщество выглядело, словно картина постапокалиптической Америки. Целые семьи ютились в дешевых трейлерах, затянутых тентом, а стареющие хиппи – в фургонах, покрытых светящейся краской. Бродяги, похожие на Чарли Мэнсона, спали в проржавевших Студебеккерах, покинувших дороги еще во времена Эйзенхауэра. Многие из них ходили по лагерю нагишом. В центре коммуны вода из геотермального источника поступала в два мелких, источающих пар бассейна, обложенных камнями. Это и были источники О-боже-мой.
Сам МакКэндлесс расположился в полумиле от источников. Франц подвез его и, немного поболтав со своим попутчиком, вернулся в город, где одиноко жил, не платя аренды, взамен на управление полуразвалившимися апартаментами.
Франц, убежденный христианин, провел большую часть своей взрослой жизни в армии, расквартированной в Шанхае и на Окинаве. В канун 1957 года, пока он был в Азии, его жена и единственный ребенок были сбиты насмерть пьяным водителем. Сын Франца в следующем июне должен был окончить медицинскую школу. Франц ушел в запой.
Через полгода он смог собраться и резко прекратил пьянствовать, но так никогда и не смирился с потерей. Чтобы скрасить свое одиночество, он неофициально “усыновил” четырнадцать бедных мальчишек и девчонок с Окинавы, и оплатил старшему медицинскую школу в Филадельфии, а еще одному – обучение на врача в Японии.
Когда Франц встретил МакКэндлесса, его давно уснувшие отцовские инстинкты пробудились вновь. Он просто не мог выкинуть юношу из головы. Парнишка сказал, что его зовут Алекс – он отказался сообщать фамилию – и что он из Западной Виргинии. Он был вежлив, дружелюбен и опрятен.
“Он выглядел очень смышленым, – говорит Франц с резким экзотическим акцентом, походящим на смесь шотландского, голландского и растягивания слов, свойственного жителям Каролины. – Я решил, что он слишком хорош, чтобы жить у этих источников со всякими нудистами, забулдыгами и торчками”. Посетив воскресную службу в церкви, Франц решил побеседовать с Алексом “о том, как тот живет. Кто-нибудь должен был убедить его получить образование и работу, чтобы из его жизни вышел толк”.