Рэйвен остановилась возле двери, и когда открыла ее, Джин глубоко вздохнул. Комната являла собой воплощение мечты маленькой девочки — розовая и воздушная, полная оборок и бантиков. Забежав внутрь, Луна упала на кровать, смеясь тому, как розовые подушки подлетели в воздух.

— Я помогу папе устроиться, а потом ты примешь ванну, — сказала ей Рэйвен.

Маленькая девочка скривилась, но кивнула. Закрыв дверь, Рэйвен повернулась к Джину.

— Ты в порядке? — спросила она и потянулась к нему.

Он обнял ее обеими руками и прижал к себе. Рэйвен напряглась, но Джин ее не отпускал. Навалившись на нее, он пошатнулся и позволил ей ощутить вес его тела. С их свадьбы прошло пять дней. Пять дней, изменивших всю его проклятую жизнь. Перевернувшие ее вверх дном и бросившие его на задницу.

Джин задрожал от едва сдерживаемого облегчения. Теперь он понял, почему после встречи с Джарьей Брай превратился в размякший кусок дерьма. Женщины выворачивают тебя наизнанку, делают обнаженным и уязвимым для всего мира. Джин позволил Рэйвен отвести его в соседнюю комнату. Она села вместе с ним на кровать и обнимала, пока он дрожал. Наконец, его охватил страх потерять ее и Луну, накативший, словно сверхскоростной пассажирский экспресс Таргалии.

— Боже, черт возьми, — выругался Джин, пытаясь вернуть самоконтроль.

Он оказался уязвим для чрезмерных незнакомых эмоций. Как правило, ПТСР нес гнев и депрессию, а не опустошающие девчачьи страдания. Дрожь стала такой сильной, что от нее застучали зубы, и Джин привалился к плечу Рэйвен. Она ничего не говорила, лишь гладила его по волосам.

Прижавшись губами к ее шее, он начал успокаиваться. Он притянул Рэйвен ближе, а когда вдохнул ее сладкий пряный аромат, у нее под кожей затрепетал пульс. Пока Джин продолжал целовать, кончики ее волос щекотали ему веки. В конце концов, он мог чувствовать лишь мягкий атлас кожи под своими губами и гру́ди, прижавшиеся к его груди. Он застонал от острой потребности быть к Рэйвен так близко, как только возможно. Она была здесь, настоящая, живая. Ему нужно было убедиться. Теперь казалось невообразимым, как он вообще мог жить без нее.

Джин провел руками по ее спине, заново изучая изящные изгибы. Сталь под атласом. Сильная и мягкая. Покусывая Рэйвен шею, он с улыбкой слушал знакомые тихие стоны наслаждения. Джин почувствовал, как она обняла его обеими руками и запустила пальцы ему в волосы. Скользнув выше, он обласкал ее подбородок и, наконец, нашел губы. Джин и забыл, как скучал по этим губам. Он целовал ее, прося впустить. Рэйвен впустила, и Джин проник языком ей в рот, поглощая столько ее вкуса, сколько мог.

Он крепче прижал ее к себе, и она задрожала от желания. Коснувшись ее щеки, Джин провел пальцем вдоль нанесенной жуком раны. Теперь остался лишь слабый след, но Джин все равно поцеловал его. Прижавшись к нему крепче, Рэйвен обхватила ладонями его щеки и заставила вернуться к ее губам. Она целовала с такой страстью, что он улыбнулся ей в рот. Рэйвен могла сколь угодно притворяться, однако хотела его так же сильно, как он хотел ее. Джин запустил пальцы ей в волосы, и она обмерла.

Он отстранился и посмотрел в ее широко распахнутые испуганные глаза. Обругав себя, Джин опустил руки и прижал Рэйвен к своей груди.

— Прости, — прошептал он ей на ухо.

Она провела ладонями по его плечам вниз, к спине. От эротичности ощущения у него защекотало шею.

— И ты меня.

Рэйвен вновь обхватила ладонями его лицо и, наклонив ему голову, заставила опустить взгляд. Она провела большими пальцами по его губам. Продолжая смотреть ей в глаза, Джин возобновил поцелуй. Внезапно он почувствовал прикосновение на изуродованной половине своего лица и попытался отвернуться, но Рэйвен не позволила.

— Я все равно люблю тебя, Джин, — сказала она со слезами на глазах.

Он глубоко дышал через нос, с каждым выдохом наполняя грудь ароматами специй Таргалии и вина Валерии. Его Рэйвен.

— Я никогда не прекращал любить тебя, Рэйвен.

Она поцеловала его и, толкнув на кровать, последовала за ним. Осторожно сняв с Джина рубашку, она пальцами, а затем губами обрисовала все его рубцы. Сладкие муки. Он тоже стянул с нее рубашку и погладил открывшиеся взору шрамы. Рэйвен скривилась.

— Красавица, — сказал Джин.

Она пожала плечами, и ее поцелуи стали более спешными.

— Джин, пожалуйста.

Он усмехнулся. Она всегда была нетерпеливой любовницей. Джин сорвал с себя штаны и помог Рэйвен снять брюки. И не смог вдохнуть при виде множества шрамов на внутренней стороне ее бедер. Она покачала головой и потянула его на себя.

— Что было, то было, Джин. Обещай мне, что мы начнем с чистого лица. Наша семья.

Обхватив ладонями лицо Рэйвен, он целовал ее, пока оба не потеряли способность дышать. Джин умирал от желания быть в ней, но хотел, чтобы их близость продлилась как можно дольше. Он мечтал об этой женщине пять лет и сожалел, что нет в мире чуда, способного ее вернуть. Теперь чудо свершилось, и хоть Джин не был из числа верующих людей, но не собирался растрачивать такой дар.

Он вошел в Рэйвен, и оба застонали, склеивая то, что сломали давным-давно. Джину казалось, будто у него вот-вот разорвется грудь от любви, облегчения и бессчетных эмоций, похороненных несколько лет назад. Он бы ничему не позволил испортить их с Рэйвен момент.

«Мы начнем с чистого листа», — сказала она. Закрыв глаза, Джин отпустил свои эмоции и просто двигался в ней. Она вскрикнула и притянула его к себе, когда их одновременно накрыло волной. Джин почувствовал, как старая ерунда отступает, вытесняемая любовью к Рэйвен.

— Обещаю, — прошептал Джин ей на ухо и улыбнулся у ее щеки.

Рэйвен обвила его руками и ногами, прижимая к себе так крепко, как только могла.

Закрыв глаза, Мэйв держалась за Джина. От переизбытка эмоций ее сотрясала дрожь, а сердце в груди заходилось.

Близость с ним всегда была такой. Жар сжигал их дотла и плавил весь мир вокруг. До какого бы места на теле Мэйв ни дотронулся Джин, оно воспламенялось и накалялось. Поцелуи с ним до сих пор потрясали ее до глубины души.

По-прежнему оставаясь в ней, он приподнялся. Джин улыбался, однако в его глазах плескалось беспокойство.

— Ты в порядке? — спросил он.

Нежными пальцами он отодвинул волосы с ее лица. Каждое его касание посылало по ее коже электрические разряды желания. Мэйв качнула бедрами, и улыбка Джина стала шире.

— Как я вижу, в порядке, — он снова начал двигаться, и она со стоном закрыла глаза под шквалом сокрушительных ощущений.

Склонившись, Джин поцеловал ее в шею, превращая соединение тел в экстаз. Возможно, поэтому Мэйв ждала его пять лет или, может, у них всегда была особая сексуальная химия, но ни с одним другим мужчиной она не чувствовала себя настолько хорошо. Отстранившись, Джин немного вышел из Мэйв и тут же одним сильным толчком проник обратно, заставляя ее выгибаться ему навстречу. Он тяжело дышал и двигался с ней в унисон, пока их снова не накрыло волной оргазма.

Когда экстаз отступил, Джин вышел из Мэйв и, откатившись, прижал ее к себе. Она закинула на него ногу и, положив голову ему на грудь, удобно устроилась в его руках. Мэйв не было нужды гадать, затронут ли он их соединением. Она слышала, как под ее ухом его сердце отбивает стаккато. Некоторое время они молчали, осознавая случившееся между ними. Мэйв задрожала, и Джин потянулся вниз, чтобы накрыть их обоих светло-голубым одеялом.

— Ты говорил серьезно? — Мэйв просто не могла не спросить. В конце концов, таковы мужчины. Минуты страсти — не лучшее время давать обещания.

Приподнявшись на локте, Джин посмотрел на нее сверху вниз. Он провел указательным пальцем по ее щекам, носу и губам.

— Говорил о чем? — спросил он.

Закрыв глаза, Мэйв попыталась совладать со своим нравом. Джин никогда не был весельчаком, так зачем пытался шутить?

— Джин, — предупредила Мэйв.

Теплое послесвечение секса развеялось. Она была матерью, чьей маленькой дочери требовалась забота. Да, Джин был папой Луны, но отцовство не подразумевало эмоциональных обязательств перед Мэйв. Выражение его глаз было мягче, чем она когда-либо видела. Даже на Приони он нес в себя отпечаток солдатских душевных травм. Сейчас Джин смотрел на Мэйв так, словно она была луной, солнцем и звездами. Честно говоря, она немного испугалась. Да, Мэйв любила его. Безоговорочно, всей душой. Она боготворила Джина, но такова была ее натура — любить всем своим существом. А вот Джин всегда сдерживался, по крайней мере, хоть немного.