Мона расхохоталась и, с наслаждением потянувшись, положила голову ему на грудь.

– Давай будем считать, что я сама сделала выбор. Я здесь потому, что мне этого хотелось.

– Ясно… – Он обнял ее. – Сама сделала выбор… – И вдруг радостно прокричал – Дорогая моя, я так рад этому!

Мона даже не заметила, как промелькнула неделя. Она перебралась в дом к Гарленду и принялась изучать человека, с которым свела ее судьба. Прожив годы, с Найджелом она и не подозревала, что мужчина может быть темпераментным и вялым, раздраженным и нежным, властным и покорным. Она чувствовала себя девочкой, влюбившейся в первый раз, и знала, что жизнь никогда больше не вернется в старые рамки после того, как Арни раздвинул перед ней занавес, за которым скрывался неведомый ей мир огромной любви.

Они спали, обняв друг друга, и, просыпаясь, Мона клала голову на загорелую грудь любимого. Ее поражало исходящее от Арни ощущение тепла и безопасности. Когда его руки обнимали ее, она неизменно чувствовала, что их счастью ничего не угрожает.

Ему нравилось приносить ей чай в постель. Пока Мона пила его, Арни крутился рядом, с игривой улыбкой вопрошая: «Довольна ли мадам?», после чего убегал готовить завтрак. И Мона, как королева, ожидала его. Лорна порой баловала ее таким вниманием в день рождения и День благодарения, но, поскольку дочь готовила, одним глазом подглядывая на плиту, а другой не отрывая от книжки, результаты ее кулинарных упражнений оставляли желать лучшего.

Хотя Мона всю неделю не показывалась на работе, она постоянно поддерживала связь с Мэрилин и была в курсе поступающих заказов. Вот и сегодня начала день с разговора с помощницей.

– Неужели ты временно не можешь забыть о работе? – посетовал Арни. – Расслабься, отдохни…

– Я не расслаблюсь, пока не окажусь там, где хочу быть, – упрямо повторяла Мона.

– И где же это?

– Наверху. На самом верху. Я зарабатываю прилично, но мои работы пока оценивают не по высшей ставке, и я еще не первая среди лучших. – Она вздохнула. – И должна вкалывать не покладая рук.

– Такой подход не всегда несет с собой решение проблемы, – задумчиво заметил Арни.

– Тогда что же?

– Ты должна совершить что-то из ряда вон выходящее, чтобы твое имя стало известно за пределами узкого круга редакторов и издателей. Выиграй в лотерею миллион, и перед твоим объективом выстроится очередь – лишь бы сказать, что встречались с тобой.

– Подумаешь – миллион! – хмыкнула Мона. – Выиграй я столько, зачем мне тогда было бы заниматься фотографией?

– Ну об этом можно бы поспорить, но идею ты уловила. Ты должна заставить людей искать встречи с тобой.

– Прекрасно. Есть конкретные предложения по этому поводу.

– Буду работать над ними. Но потом. – Он чмокнул ее в щеку. – Теперь меня волнует совсем другое.

Она сделала открытие, что Арни потрясающе готовит, и не случайно его холодильник и морозильная камера всегда были полны продуктов, а на кухне хранилась библиотека кулинарных книг.

– Мне всегда приходилось готовить для ребенка, – признался он. – Беда в том, что я стал слишком хорошо это делать. Софи никогда не заботило кулинарное искусство. Чего ради стараться, когда все сделает отец.

– А чего ради ей вообще этим заниматься? – ехидно осведомилась Мона. – Только потому, что она девочка?

– Чушь! Если я могу это делать, то и она справится. Вот это и есть равенство. – Он театрально вскинул голову. – Пришло время мужчинам получить свободу от кухонных забот. Дайте нам свободу! И цените наши мозги!

– Твоим мозгам нет цены. Но мне дороже твое тело! – повиснув у него на шее, сказала Мона.

Арни сделал вид, что сопротивляется, и запротестовал:

– Все это, конечно, прекрасно, но что будет, когда у меня выпадут волосы и вырастет брюшко?

– К тому времени ты мне сделаешь маленького симпатичного мальчика, – положила она конец дальнейшим рассуждениям.

Как восхитительно было их времяпровождение! Оно превратилось в вереницу бесконечных дней, когда в полночь они садились перекусить, а потом снова и снова страстно познавали и открывали друг друга.

Многие передачи Гарленда шли в дневные часы, и Мона не без интереса смотрела их и оценила его безукоризненный профессионализм. Арни легко и непринужденно управлялся с аудиторией, и казалось, что это ему не стоит никаких трудов.

– Неужели ты никогда не теряешь нить разговора? – как-то спросила Мона. – И не волнуешься?

– Привык, когда на меня глазеют. Кроме того, я открыл секрет, как уловить настроение аудитории и все время держать ее под контролем.

В эти дни у них был повод для веселья. Телефонные звонки позволяли им быть в курсе того, как складывалась поездка Эвана в Торонто. Он все же смог доехать до Ниагара-Фолс, но при переезде через границу машина сломалась. Ее отбуксировали в авторемонтную мастерскую на канадской территории. Четыре дня, сходя с ума от волнения, Эван провел в жарких дискуссиях с механиком, и в итоге его словарь обогатился обилием сочных выражений, которые он вряд ли пустил бы в ход в академических кругах.

Все же за день до отъезда Софи он добрался до Торонто. Предчувствуя дальнейшее развитие событий, Гарленд позвонил канадским друзьям, умолив их проследить, чтобы дочь вернулась домой на самолете, «а не с этим маньяком в его ржавой консервной банке на четырех колесах». Софи по телефону выразила отцу недовольство его чрезмерной опекой. Гарленд, который был полон неподдельного беспокойства за жизнь дочери, потребовал от нее послушания в манере, которая изумила бы его телевизионную аудиторию.

На следующий день Софи прилетела домой. В ходе краткой и выразительной сцены Арни нанес непоправимый урон своей репутации в глазах дочери, безапелляционно запретив ей даже подходить к машине Эвана. Девушка упрямо вскинула подбородок, но не стала оспаривать распоряжение отца, ибо знала, что Эван появится не раньше, чем через три дня. В Ниагара-Фолс его машина опять вышла из строя, и он, кажется, решил от нее избавиться.

Возвращение Софи дало понять Моне, что ей пора убираться восвояси. Она собрала вещи и с тяжелым сердцем поехала домой.

Гарленд с дочерью собрались провести неделю в Атлантик-Сити в обществе родных. При расставании Мона испытывала такую душевную боль, что с трудом сдерживала слезы. Она укоряла себя, что ее поведение просто глупо. Скоро они с Арни снова увидятся. Но уже не в том волшебном мире, где полностью принадлежали друг другу.

Он позвонил ей в тот же вечер, и у них состоялся долгий, полный взаимной нежности разговор. Но по его завершении в доме снова воцарилась тишина и на сердце тяжким грузом легла печаль. Видения волшебного мира померкли, и кто может сказать, доведется ли ей снова познать счастье?

Мона испытала облегчение, когда дома появились брат и дочь. Но Эван мог говорить только о своих злоключениях, и Моне уже не в первый раз пришлось выслушивать его историю.

– Да, видно, тебе действительно надо приобрести приличную машину, – расчувствовалась она. – Предложение о трех тысячах долларов по-прежнему остается в силе.

– Черт побери, Мона! Ну почему я должен тебя уговаривать дать мне семь тысяч? – фыркнул Эван. – Если бы у меня была стоящая машина, мистер Гарленд относился бы ко мне совсем по-другому.

– Только если она будет действительно надежной. А за три тысячи гарантирован такой же уровень надежности, как и за семь.

– В таком случае можно совершенно спокойно чувствовать себя и в тысячедолларовой машине, если только правильно выбрать ее, – с удовольствием подлила масла в огонь Лорна. – И как ты мог быть таким безмозглым и купить первое, что тебе попалось на глаза?

– Хватит! – решительно попыталась прекратить спор Мона. – Лорна, если тебе больше нечего сказать, лучше помолчи.

– Прошу прощения, мам, – подчинилась дочь, не скрывая радости от того, что и ей удалось вставить слово.

– Моя машина совершенно безопасна, – возмущенно воскликнул Эван. – Коробка передач почти новая, и тормоза никогда не подводили…