Тогда заговорил пророк Тун, который одевался в морские водоросли и не обитал в Храме, а жил вдали от людей. Всю свою жизнь он провел на пустынном берегу и вечно слушал только вопли моря и крики ветров в пустотах среди утесов. Некоторые говорили, что он, прожив столь долго рядом с неутомимым прибоем, где всегда громко кричит ветер, не мог более чувствовать радости других людей, но чувствовал только печаль моря, вечно кричащего в его душе.

«Давным-давно по звездной дороге, разделяющей миры, пришли Древние Боги. В холодном сердце миров восседали Они, и миры двигались вокруг них, подобно мертвым листьям на ветру в конце осени, и не было жизни ни на одном из них, в то время как Боги бесконечно тосковали о вещах, которых не может быть. И столетия пронеслись над Богами и отправились туда, куда уходят столетия, к Концу Вещей, и с ними понеслись вздохи всех Богов, ибо Они очень хотели того, чего не могло быть.

Один за другим в сердце миров падали замертво Древние Боги, все еще тоскуя о вещах, которых не может быть, гибнущие от своих собственных сожалений. Тогда Шимоно Кани, самый младший из Богов, сотворил арфу из сердечных нитей всех старейших Богов, и, сидя на Звездном Пути в Центре Всего, сыграл на арфе отходную по Древним Богам. И песня поведала обо всех тщетных сожалениях, и о несчастных страстях Богов древних времен, и об Их великих делах, которые должны были украсить грядущие годы. Но в отходную Шимоно Кани вплелись голоса, кричащие из сердечных нитей Богов, все еще тоскующие о вещах, которых не могло быть. И отходная молитва, и звуки тех голосов разносились далеко по Звездному Пути, далеко от Центра Всего, пока они не достигли самих Миров, подобно большой стае птиц, потерявшихся в ночи. И каждая нота – жизнь, и множество нот будут пойманы среди миров и будут ненадолго скованы плотью, прежде чем продолжат свое путешествие к великому Гимну, который прозвучит в Конце Времен. Шимоно Кани даровал голос ветру и прибавил горестей морю. Но когда в освещенных палатах после празднества разносится голос певца, дабы потешить Короля, это плачет душа того певца, громко взывающая к своим сестрам оттуда, где она прикована к земле.

И когда при звуке пения на сердце у Короля становится грустно, и его принцы глубоко переживают, тогда они вспоминают, хотя и не знают об этом, они вспоминают печальное лицо Шимоно Кани, сидящего подле его мертвых братьев, старейших Богов, играющего на арфе с рыдающими сердечными струнами и посылающего души Богов в странствие среди миров.

И когда музыка лютни одиноко разносится над холмами в ночи, тогда душа взывает к душам братьев – таковы отзвуки отходной Шимоно Кани, которые не были пойманы среди миров – и она не ведает, к кому она взывает и почему, но знает только, что песнь менестреля – ее единственный крик, и посылает его во тьму.

Но хотя в земной тюрьме все воспоминания должны умереть, все же, как иногда цепляется за ноги заключенного несколько пылинок с полей, где его пленили, так иногда фрагменты воспоминаний цепляются за душу человека после того, как ее забирают на землю. Тогда встает великий менестрель, и, сплетая вместе фрагменты воспоминаний, создает некую мелодию, подобную той, которую руки Шимоно Кани извлекают из его арфы; и проходящие мимо говорят: „Не было ли похожей мелодии прежде?“ и уходят, храня в сердце печаль о воспоминаниях, которых нет.

Поэтому, о Король, однажды большие ворота твоего дворца должны отвориться для процессии, в которой пройдет Король, минуя людей, возносящих молитвы под звуки лютни и барабана; и в тот же самый день тюремная дверь будет отворена смягченными руками, и еще одна утраченная нота отходной молитвы Шимоно Кани возвратится, чтобы снова пробудить его мелодию.

Отходная Шимоно Кани будет длиться до того дня, когда она обретет все ноты, чтобы сокрушить Тишину, которая восседает в Конце Вещей. Тогда Шимоно Кани скажет, обращаясь к костям своих братьев: „То, чего не могло быть, наконец случилось“.

Но кости Древних Богов будут хранить молчание, и только Их голоса будут жить, рыдая с сердечных струн арфы о вещах, которых не может быть».

Когда караваны, простившись с Зандарой, отправляются через пустыню на север к Эйнанду, они следуют по пустыннной дороге в течение семи дней прежде, чем приходят к воде – туда, где Шуба Онат, чернея, возвышается над пустыней, к колодцу у подножия горы и к обширным лугам на ее склонах. На этой скале возвел свой Храм некий пророк, и назвался он Пророком Путешествий, и выбил в скале окно, обращенное на юг, дабы приветствовать над верблюжьей тропой всех Богов, которые благожелательны к караванам.

Там путешественник может услышать пророчество, проделает ли он за эти десять дней путешествие через пустыню, прибыв в конце концов в белый город Эйнанду, или его кости лягут рядом с древними костями на пустынной тропе.

Не было имени у Пророка Путешествий, ибо не нужно имя в той пустыне, где не раздается человеческий зов и не звучит ответный крик.

Так сказал Пророк Путешествий, стоя перед Королем:

«Путешествие Короля будет древним путешествием, и очень спешным.

За много лет до сотворения луны ты спустился вместе с верблюдами грез из Города без имени, который находится за пределами звезд. И затем началось твое путешествие по пустыне Ничто, и верблюды твоих грез несли тебя хорошо, в то время как некоторые верблюды твоих спутников пали в Пустыне и были скрыты тишиной и снова обращены в ничто; и те путешественники, когда верблюды их грез пали, не способные нести их дальше по пустыне, заблудились и так никогда и не нашли землю.

Это те люди, которые могли бы существовать, но не существовали. И вокруг тебя трепетали бесчисленные часы, гигантскими роями носившиеся над Пустыней Ничто.

Сколько столетий пронеслось над городами, в то время как ты совершал свое путешествие, сосчитать никто не сможет, ибо не существует иного времени в Пустыне Ничто, кроме часов, которые мчатся на землю извне, дабы совершать работу Времени. Наконец порожденные грезами путешественники увидели вдали сияние зеленого цвета, и поспешили на этот свет, и так достигли Земли. И там, о Король, вы отдохнули немного, ты и шедшие с тобой, разбив лагерь на земле перед грядущим путешествием. Там вьются сияющие часы, опускаясь на все стебли травы и на все ветви деревьев, разлетаясь по вашим палаткам и пожирая все вещи, и наконец сгибая опоры ваших палаток своим весом и нападая на вас.

За лагерем в тени палаток скрывается темная фигура с острым мечом, имя той фигуре Время.

Это он призвал часы извне, и он повелевает ими, и именно его работу исполняют часы, когда пожирают всю зелень на земле, обращают в лохмотья палатки и утомляют всех путешественников. Когда каждый из часов исполняет работу Времени, Время ударяет его своим ловким мечом, как только его дело сделано, и час, рассеченный, падает в пыль с рассеченными яркими крыльями, как падает кузнечник, разрубленный ударом скиметара опытного фехтовальщика.

Один за другим, о Король, начинают двигаться обитатели лагеря, и одна за другой сворачиваются палатки; путешественники спешат продолжить путь, начатый так давно – от Города без имени к месту, куда идут верблюды их снов, свободно шагая через пустыню. Так, о Король, ты долго будешь углубляться в пустыню, возможно, чтобы возобновить дружбу, начавшуюся в течение твоей короткой лагерной стоянки на земле.

Другие островки зелени встретятся тебе в Пустыне, и там ты снова раскинешь лагерь, пока не погонят тебя дальше назойливые часы. Какой пророк откроет, сколько переходов ты совершишь и сколько раз разобьешь лагерь? Но наконец ты прибудешь к месту Отдыха Верблюдов, и там сияющие утесы, которые именуются Концом Путешествия, будут возноситься над Пустыней Ничто, Ничто будет у их подножия, Ничто будет простираться вокруг, и только отблески далеких миров будут освещать Пустыню. Один за другим, на утомленных верблюдах своих грез, войдут туда путешественники, и двигаясь по тропе через утесы в краю Отдыха Верблюдов, они достигнут Города Исчезновения. Там рожденные снами башенки и шпили, созданные из человеческих надежд, предстанут перед тобой, и будут они реальны, хотя раньше были они только миражами в Пустыне.