— В то время я думал, что так будет лучше. Джесси только что умерла, и я не мог себя заставить вытаскивать на суд то, что сплетницы вроде Эмелин Дюпре будут потом бросать на могилу моей жены.

— Другой мужчина! — вскрикнула Эмили.

До этого момента жена Тальбота стояла спокойно, сдерживая себя, но только все больше бледнея. Теперь она выпустила свою муку, словно где-то глубоко внутри ее прорвало плотину.

Вот уже кое-что и раскрылось в самом начале квиновского расследования, а сам Квин отступил в сторонку, наблюдая, как оно раскрывается.

На суде говорилось о «другом мужчине», но, несмотря на энергичные усилия обвинения — и, конечно, защитника, — загадка, связанная с личностью «другого мужчины», так и не получила разрешения. В конце концов, ее просто отбросили без ответа. Но не ранее чем жюри присяжных уверилось, что Джессика Фокс, Баярд Фокс и неизвестный мужчина составляли обычный треугольник — вот вам и мотив, понятный даже самому твердолобому присяжному. Основной факт бросался в глаза: только Баярд Фокс мог отравить жену. И этот факт подтверждался подробными и неопровержимыми свидетельствами.

Тем не менее, обнаружить теперь, вдруг, по прошествии двенадцати лет, что «другой мужчина» и правда был, да притом не какой-то чужак с белым пятном вместо лица, а родной брат Баярда Фокса… этот мотив почему-то стал казаться более серьезным.

Эллери сложил вместе отдельные части картины — собрал их с разных сторон этой сырой, пыльной комнаты. Баярду тогда было сорок лет, Тальботу — сорок один, Джессике и Эмили — по тридцать пять, Дэви и Линде — десять и девять. Две семьи живут рядом: вот мужественный, видный Тальбот Фокс со своей робкой, несколько увядшей Эмили и веселой малышкой Линдой; а вот худой, замкнутый, всегда немного печальный Баярд Фокс и высокая, страстная женщина, его жена. И малыш Дэви.

Вполне понятно, что так и должно было случиться, подумал Эллери. Хотя, судя по протоколу суда и газетным отчетам той поры, никто ничего не заподозрил. Тайное становится явным, но иногда оно само выбирает время, когда появиться на свет.

А Баярд заявил невозмутимо:

— Впервые я почуял неладное, когда Джессика заболела пневмонией. По ночам она иногда бредила и однажды, пока толстая сиделка — мисс Грюнигер — отдыхала в соседней комнате, и я был с женой один, она стала звать моего брата. Нельзя было ошибиться, почему она его звала. После этого я все время был настороже, прямо как детектив, и при первой возможности избавился от обеих сиделок. Не хотел пересудов.

Затем это случилось снова. Я не мог закрывать на это глаза, хотел я того или нет. И тогда я начал замечать разные вещи — много чего, мелочи всякие — то, чего раньше не видел. Заботу брата о моей жене. Как жена на него смотрит, когда думает, что никто не замечает. Как Тальбот звонил. Вот такие вещи.

К тому моменту, когда Джесси окрепла настолько, чтобы вставать с постели, я знал практически всю эту историю, хотя не сказал об этом ни слова ни ей… ни ему.

— Все это в прошлом. Это прошло, и с этим покончено, — глухим голосом произнес его брат. — Баярд, ради бога, какой смысл ворошить все это сейчас?

— Он хотел правду, — сказал Баярд с той же причудливой лисьей усмешкой. — Ведь это правда, Тальбот, а?

— Да! — выкрикнул его брат. — Да, это правда, черт побери! Согласен, все так!

— А я столько лет жил в твоем доме, — с этой своей милой улыбочкой сказал Дэви.

— Дэви! Мама, пожалуйста… — испуганно заметила Линда.

Но Эмили упала в пыльное кресло и невидящим взглядом уставилась в окно.

— Ну, Эмили, — привычно занудил Тальбот, но тут же и умолк, посерев лицом.

— Я ничего не говорил и не предпринимал, — почти мягко продолжил Баярд, — до того утра, когда Джессика сошла вниз. В то утро, перед тем, как помочь ей, я позвонил Тальботу домой и попросил его заглянуть по дороге — еще сказал войти обязательно через кухню, чтобы Джессика нас не слышала. Я устроил ее на диване и пошел на кухню приготовить для нее виноградный сок. Пока я там находился, через заднюю дверь вошел Тальбот, и мы все выяснили. На кухне.

Тальбот хрипло проговорил:

— Теперь погоди минуту, Баярд.

Баярд замолчал. Старший брат вытер платком лоб и шею.

— Все правильно, там мы все выяснили… Эмили, я и к тебе обращаюсь тоже!

— Я слушаю, Тальбот, — сказала его жена, не отводя глаз от лужайки.

— У вас не должно создаться неверного представления, ни у кого из вас. И ты, Дэви, не смотри на меня так. Твоя мать и я — мы с этим не могли ничего поделать. Так бывает, Дэви. Бывает, Эмили. Когда это случается, мужчина не становится подлецом, а женщина… шлюхой. Я клянусь перед Господом всемогущим, между Джесси и мной не было ничего такого, чего нужно стыдиться, никогда. Вы меня слышите? Все вы! Вы должны поверить. Эмили, ты должна поверить! Ты прожила со мной достаточно, чтобы узнать меня. Иногда мне не хватает твердости, но… ты знаешь, какой я. И ты знаешь, какой была Джесси — прекрасная дама… Мы полюбили, но сражались с этим изо всех сил. Только бой был неравный. Мы проиграли. И все это даже не коснувшись пальцем друг друга. Говорю вам!

Тальбот замолчал. Он готов был сказать больше. Но сжал губы.

Эмили горевала в углу, сложив руки на коленях и глядя через окно дома Джессики Фокс.

— Мы все выяснили прямо там, на кухне, — продолжал Баярд, словно его брат и не говорил ничего. — Я сказал Тальботу о том, что я обнаружил, и он это сразу же признал. Отдаю ему должное. Он рассказал мне почти что один к одному, что вы только что слышали. И я ему поверил. С ума я не сходил. Мне было больно, наверно, но я с ума не сходил. Тальбот — мой старший брат, он чертовски красивый мужчина, и он никогда не совершал по отношению ко мне поступка, который я мог бы назвать подлым или коварным. Так что чего же тут с ума сходить.

«Тогда с чего же это у тебя, Баярд, такие триумфальные нотки в голосе, а?» — подумал Квин.

Он представил себе братьев — один высокий и красивый, другой хрупкий и никакой: вот они стоят лицом к лицу на кухне у Джессики Фокс, в то время как она лежит на диване, укрытая своей вязаной шалью, в этой самой комнате и радуется возвращению к жизни. Эллери вслушивался в те далекие интонации: два умных человека, два брата обсуждают мучительную, неожиданно возникшую проблему, и обоим страшно неловко, ни один не решается смелым ударом разрубить сети, в которых они запутались.

По крайней мере, такую картину нарисовал Баярд, а Тальбот подтвердил:

— Я сказал Баярду, что люблю Джесси и не знаю, что с этим поделать. Еще я сказал, что Джесси тоже в смятении и нерешимости: нам ведь нужно было думать о своих семьях…

— Спасибо, Тальбот, — промолвила Эмили.

Тальбот покраснел:

— А что было совсем скверно, так это постоянный контакт. — Тальбота понесло, он не мог остановиться. — Дома наши рядом, мы с Баярдом связаны успешным деловым партнерством, и мы с Джесси чувствуем, что не можем больше лгать, не можем жить друг без друга, да еще все время соприкасаясь. Ну, сущий ад, и я был даже рад облегчить душу и все выложить Баярду.

— И вот мы к чему пришли, — как во сне сказал отец Дэви. — Мы условились, что решение остается за Джесси, а мы с Тальботом его выполняем, каким бы оно ни было.

«Но один из вас его не выполнил, — подумал Эллери. — Или оба?»

— Мы решили, — говорил Баярд, — что не будем ничего делать, пока Джессика не поправится окончательно, если только она сама еще прежде чего-нибудь не предпримет. — Он устало потер пальцами глаза. — Тальбот, на чем конкретно мы с тобой сошлись?

— На том, что если Джесси решает остаться с тобой, — забубнил старший брат, — то я должен продать тебе мою долю в бизнесе и вместе с семьей уехать из Райтсвилла. В какой-нибудь другой штат. Окончательно порвать. Навсегда.

— Да, точно, — кивнул Баярд. (Неужели он действительно забыл?) — А если она выбирает Тальбота, то отступаю я — продаю дело Тальботу, развожусь и уезжаю вместе с Дэви.