Весь день она нет-нет и вспоминала сон и улыбалась: надо же, какая чепуха!.. Потом сон стал забываться, почти совсем забылся, но еще несколько дней жило воспоминание о том соприкосновении. Не в памяти, не в мозгу, не в сердце. Жило в руке. В сгибах пальцев. В мякоти ладони.

Мама принесла елку, связанную веревкой и похожую на маленькое зеленое веретено. Веретено внесли в Сережину комнату, сняли некрасивую лохматую веревку, вставили ствол в деревянную подпорку. Елочка сразу стала расправлять ветки, пушиться, разворачиваться. По всему дому запахло зимним морозным лесом.

В первый день Сережа очень волновался и водил с улицы товарищей, чтобы они тоже полюбовались елочкой. Пришел и скверный Васька. Заложив руки в карманы бобриковой куртки, он взглянул с порога пренебрежительным взглядом.

— Красиво? — спросил Сережа.

— Ерундой, парень, занимаешься, — сказал Васька. — Шарики какие-то навесил…

— Это мама вешала, — сказал Сережа. — Я только подавал.

— Чепуха это все, — сказал Васька.

— А у вас в мужской школе разве нет елки? — спросил Сережа.

— У нас не такая, — сказал Васька. — У нас во — под потолок. И вся на электричестве. Свечей вовсе не жгем, они противопожарные. Лампочки электрические: седьмой класс делал проводку. У нас на елке самодеятельность и подарки дают. А у вас она всего ничего, с веник ростом. Поставили около кровати и радуются.

— А ты меня пригласишь на вашу елку?

— Ну вот, скажешь. Разве я могу с тобой в школу прийти? Подумают, что я с тобой дружу. И потом, я занят буду. Я в самодеятельности читаю «Полтавский бой».

И Васька ушел, задрав нос, шапка с торчащими ушами сидела на его голове лихо и вызывающе. А Сережа остался около елочки, грустный, пристыженный и разочарованный, и задумался — когда же наконец он будет таким же большим и независимым, как Васька?

Но тут пришла из школы мама и сказала:

— Сережа, я тебя возьму к нам на утренник.

— А самодеятельность будет? — спросил Сережа.

— До чего ты образованный, — сказала мама. — Да, будет самодеятельность. Если хочешь, можешь тоже прочесть что-нибудь. «Проказница Мартышка, Осел, Козел». Только повтори хорошенько, чтобы не сбиться.

Первого января был сильный мороз. Солнце светило Так ярко, что все кругом сверкало и искрилось — и снег, и небо, и воздух. Закутанного Сережу, похожего на большой мягкий узел, посадили на саночки, и он поехал на елку.

Саночки везла мама. Сережа не мог смотреть по сторонам и видел только мамины валенки, шагающие быстро и однообразно. Ему надоело смотреть на валенки, и он попросил:

— Поразговаривай со мной.

Но так как он сказал это в шарф, которым был завязан его рот, то мама не услышала. Сережа вздохнул и стал повторять басню: «Проказница Мартышка, Осел, Козел да косолапый Мишка…»

Вдруг произошло непонятное: мамины валенки куда-то исчезли, и перед саночками зашагали чьи-то чужие, огромные. Над чужими валенками была военная шинель. Сережа откинул голову, чтобы увидеть, что над шинелью, и увидел серую армейскую ушанку.

«Здорово!» — подумал Сережа. Ему стало очень приятно, что его везет военный. Пусть бы это увидел Васька!

Военный побежал, взбивая ногами сверкающий снег, Сережа взлетел на горку, потом слетел с горки, от удовольствия громко смеясь в шарф. Военный остановил саночки, наклонился к Сереже и сказал:

— Ну, брат, хватит с тебя. Уморился конь.

Сережа узнал Коростелева и немножко огорчился, потому что Коростелев уже не военный, а простой человек, носящий военную шинель без погон.

Подошла мама, очень румяная от мороза. Коростелев что-то ей сказал, она ответила. Он опять сказал, она опять ответила.

— Мы опоздаем! — сказал Сережа.

Его не услышали, но, к счастью, мама сама вдруг заторопилась и стала прощаться. Коростелев хотел еще разговаривать, он задержал ее руку в своей руке, чтобы она не ушла, но мама отняла руку, сказала «до свиданья», и уже без задержек они с Сережей приехали в школу.

В школьной раздевалке вокруг Сережи сразу запрыгали девочки и закричали: «Ой, какой закутанный, какой закутанный!» Женщина в синем халате раздевала Сережу и спросила:

— Это кто же тебя так упаковал?

— Мама, — ответил Сережа. «Ни за что больше не дам надевать на меня столько, — подумал он. — Лягу на пол и не дам».

— Девочки, — сказала мама, — кто возьмет шефство над моим сыном?

— Я, я возьму шефство! — закричали девочки и ринулись на Сережу. Сережа испугался. Но девочка с рыжими косичками, завязанными крендельками на ушах, выручила его.

— Я! — сказала она и крепко взяла Сережу за руку. — Пойдем со мной.

Сережа пошел с нею, оглядываясь на других девочек, которые страшно шумели.

— Не обращай на них внимания, — сказала девочка с рыжими косичками. Я покажу тебе нашего директора.

— А елку? — спросил Сережа.

— Фу, елку! — сказала девочка. — Как будто ты никогда не видел елки. Директор страшно строгая. Один раз она увидела, что я из крана поливала себе голову, так сию же минуту вызвала родителей.

Они шли через длинную широкую комнату, где бегало, прыгало и шумело много мальчиков и девочек. Большой мальчик, больше Васьки, подмигнул Сереже, подмигнул необыкновенно — сначала правым глазом, потом левым, потом опять правым, потом опять левым…

— Ты всегда так ходишь? — спросила рыжая девочка. — Иди, пожалуйста, побыстрее и не оглядывайся. Ну, смотри: вот наш директор.

У окна стояли, разговаривая, две женщины.

— А другая завуч, — сказала девочка.

— А где елка? — спросил Сережа.

— Вот чудак. Мы же мимо нее только что прошли.

— Фима! Фима! — позвал кто-то.

— Постой здесь, — сказала девочка. — Меня зовут.

И она убежала, поставив Сережу у стенки. Сережа поискал глазами елку и нашел ее: она действительно была очень близко и вся была так опутана бусами, флажками и золотой паутиной, что за этими украшениями совсем скрылась ее живая, лесная зелень. Местами в золотой паутине, неяркие в свете солнечного дня, горели разноцветные электрические лампочки. «Интересно, — подумал Сережа, — из какого крана она поливала себе голову? Не из того ли бака, что там у двери?..» И он стал учиться мигать так, как мигал тот мальчик: закрыл правый глаз, потом открыл его и закрыл левый. Сначала дело шло медленно, потом пошло быстрее. Сережа с увлечением мигал, стоя у стены.

Мигал он и тогда, когда классы выстроились парами и началась самодеятельность — пение, танцы и чтение стихов. Вдруг он услышал, что кто-то читает: «Проказница Мартышка». Он перестал мигать и пошел через комнату к маме.

— Я тебе что-то скажу, — сказал он.

— Что, Сережа? — спросила она, наклонившись к нему и хмуря брови.

— Я тоже хочу это читать, — сказал он. — Я повторил.

— Мы с тобой опоздали, — сказала мама. — Нельзя двум читать одно и то же. В другой раз прочтешь.

«Для чего же я повторял?» — подумал Сережа.

Раздали подарки — мешочки со сластями. Стали играть в игры. Сережа пытался поиграть тоже, но его очень толкали, он ушел к своей стенке и занялся сластями. Большой пряник с белой сахарной корочкой он оставил для мамы.

Праздник кончился. Ребята разошлись. Мама одела Сережу и повезла домой.

На саночках Сережа заснул. Проснулся, когда въезжали в ворота.

— Ты меня все время везла? — спросил он.

— Да, — удивленно ответила мама.

— А Коростелев? — спросил он и не понял, почему она засмеялась и поцеловала его.

На другой день все мальчики на Дальней улице научились мигать и состязались в быстроте миганья.

— Дураки, — сказал Васька. — Кто вас научил?

— Это один мальчик в совхозной школе мне показал, — ответил Сережа. Я там был на елке.

— Да разве ж это так делается! — сказал Васька. — Во, ребята, смотри! — и он замигал обоими глазами с такой быстротой, что всем стало ясно: мальчику из совхозной школы копейка цена по сравнению с Васькой.