Он не решался зажечь спичку и брел наугад все дальше и дальше. Проход становился все уже. Жарков должен был ползти на четвереньках, затем лежа… Он почти не заглушал шума своих движений. Но скоро ему пришлось раскаяться в такой неосторожности. Внезапно перед его глазами блеснул яркий свет и в ушах загремел громкий, отрывистый голос.

Это была богато обставленная комната с полом, покрытым пестрым ковром, с мехами на стенах и четырьмя креслами вокруг небольшого круглого стола. На трех креслах сидели трое, только что скрывшиеся с глаз Жаркова. На четвертом — высокий, совсем седой джентльмен, очевидно, глава английской делегации. Кассир громко и оживленно рассказывал. Все остальные внимательно слушали, так внимательно, что даже не заметили круглой головы с испачканным бледным лицом, показавшейся и сейчас же снова скрывшейся в высоком полукруглом жерле мраморного камина.

Жарков, снова спрятавшийся в отверстие ведущего в комнату хода, в первую минуту не мог понять ни слова из того, что говорил кассир. Но понемногу его волнение прошло. Он стал слушать, почти забыв о том странном положении, в котором находился в настоящий момент.

— Вечером, — говорил голос, очевидно, продолжающий какую-то фразу, — сидел в своей комнате, настроение ужасное. Нужно вам сказать, джентльмены, что раньше у меня в России свое имение было — при царе, конечно! — кассиром-то сюда я потом уж устроился. Все мечтал я — когда вернут мне имение. А тут новые победы Красной армии, торговые договоры, восстановление промышленности. Как быть хорошему настроению!

Так вот, сижу я, злюсь. Вдруг стук в дверь и чья-то волосатая физиономия просовывается. Оказывается, некий Бабин — шахтер. Пришел по важному делу поговорить. Беседовали мы иногда с ним со скуки. Да и то сказать — в таком положении и с самим дьяволом познакомишься. Ладно, говорю, войдите. Вошел он, да так, без вступления, и выложил мне всю эту историю. Но тут необходимо некоторое пояснение со стороны.

Вы уже знаете, что на участок наклеветали совершенно напрасно. То есть не совсем напрасно. В начале разработки он был, правда, малодоходным. Содержала его компания молодых капиталистов.

Директором был один из владельцев — инженер — умный негодяй. Вот он и подстроил все дело.

Первые две шахты прорыли зря — где попало. Когда он вошел в дело — стал настоящую разведку делать. И вдруг наткнулся на огромную жилу антрацита — угля высшего качества.

Велел он невдалеке от жилы новую шахту вырыть. От шахты провел боковой штрек, как раз над залежью. Из этого штрека велел сделать скрытый забой в самую жилу. Еще раз хотел убедиться в качестве угля, чтобы зря не мошенничать! Хороший уголь, и забой складывали там же, пол землей, а наружу вытаскивали всякую дрянь — еще хуже, чем в других шахтах.

Понимаете, к чему он вел! У него была только маленькая частичка прав на весь участок. А он, конечно, хотел завладеть всеми правами, стать единственным владельцем. Нужно было убедить других пайщиков в негодности участка и скупить его за бесценок. Вот он и начал агитировать в этом смысле. Владельцы-то ему вполне доверяли. Для вида свой пай как будто продал подставному лицу. Через таких же своих агентов скупал и чужие паи.

Дело почти что сладилось. Я думаю, этот директор уже чувствовал себя почти что миллионером. Но довести до конца предприятие не удалось. Разразилась революция.

Нужно вам сказать, что директор был на редкость решительный и храбрый человек. Когда у него начали реквизировать дом и прочее, он попробовал защищаться — убил троих из револьвера, а после, конечно, убили его. А пробная шахта в антраците так и осталась неизвестной никому. Во время революции главную шахту углубили, стали копать ниже…

Был один человек, который слышал об этой истории. Это был инженер Мирцев. Советский инженер. Удалось ему случайно наткнуться на скрытый забой, как раз во время расследования случился этот взрыв.

О взрыве вы знаете. Спаслись только двое — Мирцев и Бабин. Мирцев умер с голоду. Перед смертью, однако, успел сделать этот чертеж — вы знаете, каким образом — и передал Бабину, как первому встречному. А Бабин пришел ко мне.

Пришел он посоветоваться. Бормочет что-то, стесняется. Оказывается — хочет передать план советскому директору, но не даром, а за некоторую награду. Хочет со мной поговорить, как со старым знакомым.

Ну, я его и так и сяк, наконец уговорил этого не делать. По правде сказать, трудновато мне было. Было в нем что-то такое классовое — пролетарское. «Хочу, — говорит, — своим отдать». — Да они тебе не заплатят. «Нет, хочу». Короче говоря, уговорил я его все-таки. Только из-за любовницы своей согласился. Богатством я его поманил. Согласились мы прибыль с тайны пополам поделить. У него с собой же и план был.

Самое главное в этом чертеже то, что, не имея его на руках, можно до бесконечности искать жилу и не найти ее. Мирцев случайно наткнулся, а то можно по главному штреку год ходить и без результата. Это я к тому, чтобы показать, какая ценная штука у меня в руках. А теперь расскажу, почему я убил Бабина.

Когда его придавило, решил он покаяться перед смертью. Давно уж у него такое намерение было. Пролетарская совесть, видите ли, мучила! Ну, в самый важный момент я все-таки вмешался. Потом решил заодно и документ достать, хранился-то он у лавочницы. Был у меня на примете один бродяга, тот, что на днях в больнице умер. Пошли вместе. Пока он с лавочницей возился, я документ достал. Вот этот…

Жарков выглянул из своей засады как раз в ту минуту, когда кассир вынул из кармана какую-то сложенную вчетверо бумагу и бросил ее на стол. Три жадных руки сразу протянулись к драгоценному документу. Но кассир знал, с кем имеет дело. Прижав локтем бумагу, он посмотрел на собеседников тяжелым подозрительным взглядом.

— Деньги на стол, господа! Деньги, или я прячу бумагу!

Жарков видел, как желтое, сухое лицо старика-англичанина покрылось кирпичными пятнами. Он вытащил из кармана толстую пачку и, небрежно просчитав, передал кассиру. Бумага была куплена. Три головы нагнулись над столом. Вероятно, для того, чтобы лучше видеть, каждый из англичан зажег спичку, близко проводя ею над поверхностью чертежа, переходящего из рук в руки.

Наконец, чертеж был рассмотрен. Седой англичанин встал с кресла.

— Таким образом, джентльмены, мы можем считать сделку законченной. Но перед тем, как расходиться, предлагаю всем выпить за процветание нового дела и за гибель проклятых коммунистов! Вы, мистер, вероятно, с удовольствием присоединитесь к этому пожеланию?

Англичанин отошел к двери, у которой стоял высокий резной погребок с бутылками и посудой. Он начал наполнять прозрачной жидкостью четыре больших стакана. Кассир сидел спиной к двери, а оба англичанина, очевидно, не заметили, что на дне одного из стаканов белела щепотка порошка, бесследно растворившегося в напитке, наполнившем стакан. Не обратили они внимания и на то, что именно этот стакан был предупредительно преподнесен нервничающему кассиру. Стаканы опустели и были снова поставлены на боковой стол.

Вдруг кассир, неподвижно сидящий в кресле, резко поднялся и уставился в лицо старому англичанину. Тот спокойно улыбался, не опуская своего серого взгляда. Кассир коротко вскрикнул и схватился руками за голову.

— Проклятые! Вы отравили меня! Вы хотите забрать назад деньги…

— Успокойтесь, сэр. — В виде предосторожности англичанин встал за широким креслом. — Это просто сонный порошок! Вы проспите два дня… пока мы не подпишем договор… Чтобы не было лишних разговоров… Ваши деньги останутся при вас!

Кассир хотел броситься вперед, но покачнулся и во всю длину растянулся на мягком ковре. Англичане спокойно смотрели, попыхивая своими неизменными трубками. Потом подняли неподвижное тело и понесли его из комнаты.